У истоков Ночи

      Дорога была ровной: ни тебе колдобины, ни внезапной ямы. Но Арлен раз за разом нервно поправлял ворот мундира, почти надеясь, что сейчас их хотя бы раз знатно тряхнёт, и это окажется именно той неприятностью, предчувствие которой так отравляло последние дни.       Хотя, вероятно, всё было проще: лошади тащились еле-еле. Будь у них возможность, точно бы прокляли скупердяев, набившихся в экипаж, как сельди в бочку. Выглянув украдкой в окно, Арлен крепче вцепился в сидящего рядом Роланда: впереди был крутой поворот, последний перед их конечной целью — резиденцией господина Эртона.       — Надеюсь, вы помните, о чём я вас предупреждал? Вы — рядовые члены ордена. Говорить будут старшие. Может, мы и равны в охоте за чудовищами, но знати придётся не по душе отсутствие субординации. Всё ясно?       Арлен кивнул, про себя отметив, что с трудом заставляет себя подчиняться господину Нивену. Да, формально главой ордена является он; но чем он занимается, пока всеми делами заведует Леона? Не похоже, чтобы выслеживал нечисть, если, конечно, не считать таковой каждого надутого аристократишку.       — Последние указания. Вы держитесь за нашими спинами и желательно вообще молчите. Надеюсь, все помнят, что оружие внутрь пронести не дадут, и прихватили что-нибудь более безобидное.       Главное — не вздохнуть слишком уж тяжело. Борьба с ночными, разумеется, их первостепенная задача; и всё же стоило бы объяснить Кинану, что запах чеснока, исходящий от бравого охотника за милю, отнюдь не поспособствует благожелательному настрою высшего общества. Хватило бы и мешочка с солью в кармане, но ничто не остановит дурака, решившего подстраховаться.       — И наконец. Мы не знаем, с какими намерениями нас сюда пригласили и о чём собираются заявить. Скорее всего, нас попытаются разделить; не выказывайте прямого сопротивления, но старайтесь держать друг друга в поле зрения.       — Стратегий-то — словно мы на поле боя лезем, — пробурчал Эдмунд и тут же замолк, пришпиленный к стене кареты острым взглядом главы ордена.       — Мы всегда на поле боя.       Как бы хотелось верить, что беспокойство господина Нивена вызвано обыкновенной паранойей; когда столько лет охотишься за ночными, наверное, привыкаешь не терять бдительность ни на секунду. Вот только слишком часто Арлен ловил в его лице какое-то мрачное удовлетворение, словно глава ордена видел каждую мысль подчинённого.       «Ты ведь тоже это чувствуешь?»       Острый взгляд остановился на Леоне. Та, вынужденная сменить привычный камзол на старую униформу, то и дело остервенело дёргала подол длинной юбки. Да, наверное, нелегко привыкать к болтающейся тряпке, когда уже свыклась с куда более удобной мужской одеждой. На столь неуместном элементе гардероба настоял господин Нивен, и та часть Арлена, что ещё помнила богатых господ и приёмы в своём поместье, понимала его: сколько появилось бы сплетен, явись женская половина ордена в неподобающем виде! Однако другая часть раз за разом повторяла: слишком непрактично, и, будь он ночной тварью, напал бы на госпожу Мирайн сейчас. Лучше случая и не придумаешь!       — Леона. К тебе особенная просьба. Постарайся не убить хозяина. Хотя бы просто не убить. Я знаю, у тебя с ним непростая история, и всё-таки…       — Я убиваю только ночных.       Не успел Арлен как следует задаться вопросом, что имеется в виду под «непростой историей», как экипаж остановился. Пора.       — Смотри прямо перед собой, — шепнул он Кинану, выходя наружу и не забывая держать на лице принятую в свете сдержанную полуулыбку. — И не вздумай что-нибудь ляпнуть. Рот заклею.       — Дык понял я, чего заклею-то… — напарник, нелепо вскинув голову, тут же принялся одёргивать мундир: на его рост не нашлось ничего подходящего, из-за чего форма явно была коротковата. Посмотрев на потрёпанные, серые от грязи манжеты, торчащие из-под слишком узких и коротких рукавов мундира, Арлен устало выдохнул: поздно воспитывать то, что уже выросло. Впечатление от его напарника в любом случае будет сногсшибательное в худшем смысле.       Поднимаясь по лестнице, ведущей ко входу, Арлен старался как можно незаметнее смотреть по сторонам: не видно ли засады? Но видел он только высокие перила и резные каменные урны по бокам. И кто выдумал, что это неплохой элемент пейзажа? В такие горшки уместнее ссыпать прах. А эта нелепая статуя полуголой танцовщицы, особо комичная сейчас, среди грязи и талого снега?       Перед Хранителями распахнулись двустворчатые двери; странно, но вдруг показалось, что изнутри, из дома, на зимнюю улицу пахнуло мертвенным холодом. Арлен передёрнулся и заметил, что так же вздрогнул Кинан. Плохо. Значит, не показалось.       — Почтили наш скромный вечер своим присутствием представители ордена охотников на ночных — Полуночные Хранители! Глава ордена, достопочтенный господин Нивен Сильверблад…       Держаться прямо. Идти. И не спрашивать себя, отчего так хорошо известны их имена: произносились они уверенно, без запинки, словно давным-давно выученный урок. Без единого уточнения. Местная прислуга вычислила их по униформе? Споткнулся слуга только на представлении Леоны, отчего-то воскликнув:       — Леди Леона Фрейзер!       Старшая Хранительница стиснула зубы и сжала кулаки. Даже жаль, что никак не спросишь, в чём дело.       Сколько же гостей! Даже Арлен, привычный к многолюдным сборищам у Бетти, несколько растерялся, оглядывая битком набитый зал. Многие, конечно, сочли бы за честь приглашение к члену совета; но неужели столь многие его достойны? Дамы, упакованные в дорогие платья, и столь же разодетые джентльмены, музыка, едва уловимый запах чего-то хмельного: не похоже на официальное собрание, скорее, на обыкновенное увеселительное мероприятие. Будь у Бетти чуть больше денег, она всенепременно устраивала бы такие же.       Так не награждают за содействие. Самый радужный прогноз: господин Эртон желает попросить орден о некой услуге. Нет, тогда проще было бы пригласить одного господина Нивена, или вовсе описать просьбу в письме. Арлен выпрямился, радуясь про себя, что никто не заметит, как он кусает внутреннюю сторону губы.       Опасность. Бежать. Как можно быстрее и как можно дальше.       — А вот и наши дорогие гости. Вы даже не опоздали, — низкий, вкрадчивый голос неторопливо вливался в уши, Лучше не прислушиваться, сосредоточиться на смысле. Кому, как не Арлену, было знать, с какой интонацией обыкновенно заговаривают зубы.       Вслед за голосом появился его обладатель, при виде которого Арлен испытал лёгкое недоумение. Представляя человека грозного, облечённого властью, почему-то рисуешь его высоким, почти великаном; но господин Эртон оказался весьма полным мужчиной крошечного роста. Его макушка едва доставала до плеча Арлена; рядом с Кинаном он и вовсе казался карликом.       Карлик поднял голову, и всё встало на свои места: с расплывшегося лица смотрели цепкие стальные глаза.       — Леди Фрейзер! — походя пожав руку господина Нивена, он повернулся к Леоне. — Как погляжу, годы вас совсем не изменили: всё такая же красавица.       Выражение его лица не изменилось, и всё же Арлену почудился тихий смешок. Говорит то, что положено при встрече с дамой: ведь никому из составителей многотомных сводов правил этикета и в страшном сне не могло бы присниться, что лицо леди может «украшать» что-то уродливее крупной родинки.       — А вы, как погляжу, вытянулись. Купили каблуки повыше?       Выражение лица господина Эртона не изменилось, несмотря на явное хамство. Старшая Хранительница, дёрнувшись так, словно пыталась стряхнуть с себя особо назойливую мошку, добавила:       — И я давно уже не леди и тем более не Фрейзер. Леона Мирайн, с вашего позволения.       Некоторые умеют скрывать эмоции; у других они всегда на виду. Леона относилась ко вторым, и её «с вашего позволения» звучало столь зло, что скорее подразумевало: «мне плевать на вашу должность, и я буду вести себя так, как пожелаю, независимо от вашего мнения».       Даже ужаснуться не получалось, слишком привычно. Почти расслабляюще.       — Вы вышли замуж? Мои поздравления.       Говоря вроде бы ещё со старшей Хранительницей, Бенджамин Эртон медленно осматривал столпившихся за её спиной младших членов ордена. Осматривал придирчиво, с ног до головы, как дешёвые украшения на прилавке, выдаваемые за фамильное золото.       — Прошу прощения за, вероятно, излишнюю поспешность, — отстранил Леону господин Нивен, — И всё же позвольте спросить: чего ради мы приглашены?       Толстяк расплылся в чрезмерно сладкой добродушной улыбке и хлопнул в ладоши:       — Вы правы: поспешность в таких делах совершенно не к месту. К чему торопиться? Всё, что связано с делами Полуночных Хранителей, и решать следует ближе к полуночи.       — Ближе к полуночи, если не возражаете, мы хотели бы приступить к своим непосредственным обязанностям. Ваш дом весьма гостеприимен, но у нас нет времени на развлечения.       Поведение Леоны выходило за все рамки приличия, и сейчас Арлен был ей почти благодарен. Что-то страшное затаилось здесь, среди беспечно болтающих о погоде гостей. Что-то до конца не осязаемое и оттого более жуткое.       Бенджамин Эртон высокомерно прищурился:       — И это делает ваш орден? Всегда было интересно, друг мой: к чему вы принимаете женщин? Вы не оставляете в них ничего женского, уродуете их и калечите; по мне, так лучше бы войну и охоту оставить нам, мужчинам.       «Нам», как же. Меж самодовольным карликом и господином Нивеном находилось ничуть не больше общего, чем меж земляным кротом и ловчим соколом. Господин Эртон говорил расслабленно, держался почти развязно. Арлен раз за разом повторял себе: не теряй бдительности. Самодовольный балабол и дня не продержался бы в совете. Нет удобнее маски, чем та, что подходит к лицу: зная, какое впечатление производит его внешность, толстяк выбрал идеальную.       Опасность рядом. Уходи.       — Ах, какая прелестная юная леди! — господин Эртон даже всплеснул руками, оглядывая Марию. Та, как велено, постаралась остаться максимально безучастной и лишь слегка склонила голову.       — А это, очевидно, ваш брат? Простите мою фамильярность, но после знакомства с моим сыном вы поймёте моё недоумение. Лестер! Поприветствуй гостей.       Беги. Сейчас.       Юноша возник за спиной отца, словно призрак; он шёл, и шумный зал за его спиной скрадывал едва слышные звуки шагов. Сердце заколотилось в разы быстрее, слишком часто и громко.       Поздно.       Бенджамин Эртон и его сын оказались совершенно не похожи, но не это напугало Арлена. Стараясь унять накатившую слабость, он смотрел на гладко зачесанные серебристые кудри, а в голове звучало: «Обыкновенно мы собирались одной и той же компанией, но в ту ночь к нам явился незнакомец…»       Богатый юноша, поставивший на кон дорогое ожерелье. Выигравший у лорда Темплтона Клариссу. От его имени выкупивший катакомбы. Способный, стоя рядом с Марией и Эдмундом, сойти за третье дитя их семейства.       — Лестер Гамильтон Эртон, к вашим услугам. Крайне рад знакомству.       С трудом разлепив будто замёрзшие губы, Арлен представился — и голос казался чужим, будто одеревеневшим. Пожал протянутую руку — протянутую ему, а не старшим членам ордена.       — Я вынужден вас оставить; увы, хозяину не пристало надолго оставлять остальных гостей. Заявление, о котором я писал, будет озвучено ровно в полночь; пока же отдыхайте, не стесняйтесь!       Ровно в полночь.       Слишком поздно.