У истоков Ночи

      Знакомая атмосфера шумного празднества, доносящиеся отовсюду разговоры о погоде… недоставало, пожалуй, лишь жеманного хихиканья бабушки, дабы картина сложилась до конца. Яблочный огрызок на полу, стыдливо прикрытый краем шёлковой скатерти, служанка, суетливо снующая меж пышных кринолинов с высоко поднятым подносом, одышливый джентльмен в сползшем после танца парике, обнажавшем лысину. Арлен смотрел во все глаза из тени портьеры, не решаясь ступить на свет.       План «не разделяться» пошёл прахом почти сразу же: один из гостей, узнав Нивена, тотчас пожелал поговорить с ним и Леоной о некоем «деликатном деле». Последняя перед уходом приказала молодым Хранителям держать друг друга в поле зрения, не забывая в процессе изображать, будто они полностью увлечены праздником. Роланд, пристроившись сбоку от банкетного стола, что-то жуёт под беспрестанные упрёки крупной женщины, чей корсет трещит под натиском могучих боков: очевидно, это его мать. Где-то здесь, скорее всего, бродит и Бетти, но лучше не торопиться с поисками. Эдмунд отбивает сестру у подвыпившего гостя, пожелавшего тотчас просить руки незнакомой красавицы: лицо раскраснелось не хуже, чем у наглого пьянчужки, и, кажется, лишь приказ не даёт разделаться по-крестьянски — на кулаках. Сама Мария, кажется, вовсе не слышит обращённых к ней признаний в любви, прозрачные глаза внимательно следят за залой. Илин, избегая ненужного внимания, стоит за колонной, и лишь косится в ярко освещённый угол, где, точно куклы в витрине, расположились дочери и незамужние сёстры собравшихся джентльменов. Погодите, а где же Кинан? Укол беспокойства так и остался лишь уколом: напарник беседовал с двумя юношами примерно своих лет. Вернее, это ему казалось, что беседовал: доносившиеся порой обрывки фраз свидетельствовали скорее о том, что собеседники откровенно забавлялись, расспрашивая деревенского дурачка о новостях высшего света и современной моде. Следовало бы подойти и унизить их в ответ, разумеется, со всем присущим аристократии изяществом; давно ли он легко и непринуждённо вступал в полемику с мужчинами во много раз образованнее и старше? Это его мир — тот, где многие счастливые года прожили прежние поколения семейства Бретт. Так что же мешает…       Устало выдохнув, Арлен привалился плечом к стене. К чему пустой самообман? В чём помеха, он мог сказать наверняка. Там, среди беспечных гостей, не место тому, кто принёс клятву Хранителя. Там пристало прожигать беспечную юность наследнику родовитого и богатого семейства, коим он не был. Больше не был.       А Кларисса? Что бы делала она, если бы не…       — Я вижу, вам не по душе наш праздник.       Арлен вздрогнул. Когда Лестер успел подойти? Ни шума шагов, ни шелеста ткани: он словно шагнул из полумрака прямо за спину.       — Не подумайте дурного, господин; дело не в празднике.       — А в чём же тогда?       Он не переходил черту, играя голосом не хуже опытного актёра: вот здесь капельку доброжелательного интереса, самую малость, ведь совершенно недопустимо показаться излишне настойчивым, а здесь — чуть понизить тон, как бы приглашая поделиться сокровенной тайной. Арлен не знал наверняка, скрывается ли за маской показного дружелюбия опасность. Знал другое: отчего-то Лестер пытается пойти на сближение. Отгородиться, оттолкнуть? Нет, следует выяснить, что ему известно, вывести на чистую воду. Но сначала, как водится, нужно самую малость приоткрыться самому, заинтересовать: ни одна мышь не забралась ещё в мышеловку, где не было приманки.       — Признаться, меня мучают некоторые вопросы. И вы, я полагаю, сможете рассеять мои сомнения. Не так давно я слышал весьма любопытную историю от лорда Темплтона…       При каждом упоминании Клариссы сердце слегка кололо; лишь усилием воли Арлен заставил себя говорить чётко и сухо. Неопытному фехтовальщику не одолеть в поединке мастера, и эта истина не меняется оттого, что вместо клинков — слова. Иногда Арлен, боясь сказать лишнее, умолкал, но в ответ получал лишь молчание и пронизывающий насквозь выжидающий взгляд. Не оставалось ничего, кроме как продолжать. Верно ли он поступил, решив, что сумеет расколоть сына того, кто двенадцать лет сохраняет за собой столь высокий пост? Уже неважно. Сказанного не вернуть, и всё, что остаётся — следовать выбранной тактике до конца.       — Я бы хотел узнать, господин: почему вы решили выкупить катакомбы, да ещё и через подставное лицо? И не делайте вид, что это были не вы, — немного надавить, и, возможно, он допустит ошибку. Не признается, разумеется, — слишком мало улик — но минутного замешательства, одной крохотной трещины в броне, вполне достаточно.       Но Лестер и не собирался отпираться, лишь легко пожал плечами, словно речь шла о чём-то малозначительном:       — Несмотря на запреты, дети часто играют в шахтёрских туннелях… с печальными последствиями. Отец хочет помочь родному городу, и потому поручил мне заняться реконструкцией. Что же до многоуважаемого господина Темплтона, я планировал в дальнейшем нанять его в качестве моего представителя: сам я, к сожалению, не всегда имею возможность присутствовать в Эмбертауне… Однако нашлась более достойная кандидатура, и более я его не беспокоил.       Такая пространная речь — и так ничтожно мало смысла! Словно бьёшь по стеклу, ожидая, что оно разлетится вдребезги, но лишь ноют сбитые кулаки, лишь стоит в ушах гулкий звон. Хватаясь за соломинку, Арлен воскликнул:       — Вы выиграли девушку в карты! По этому поводу ничего не хотите добавить?       — Ах, это… нелепая история. Знаете, в моём семействе многим благоволит удача; так и вышло, что, впервые сев за карточный стол, я получил столь неожиданный приз. Вероятно, господин Темплтон что-то перепутал: поставить на кон жизнь было его предложение, не моё. Неловко признаться, я в самом деле предложил ему отдать что-то, что для него дороже жизни… может, это из какой-то сказки — вам ведь, полагаю, читали их в детстве. Или вы с рождения предпочитаете сугубо научную литературу?       Лестер чуть прищурил прозрачные, словно стеклянные глаза: так же, как и прежде, они не выражали ничего. Не дождавшись ответа, он сдержанно кашлянул:       — Впрочем, неважно. Да, я забрал его дочь, но поймите правильно: я не сделал девочке ничего дурного. Не согласись я на такой обмен, господин Темплтон, чего доброго, и в самом деле пустил бы себе пулю в голову. Да и матушка искала подходящую служанку. Надеюсь, я развеял ваши сомнения: было бы совершенно недопустимо, если бы из-за недопонимания вы упустили шанс насладиться весельем.       Собственная беспомощность сдавила грудь. Нет, он не может быть невиновен… или может? Чего бы ему стоило изобразить равнодушие, сказать, что он не причастен вовсе — разве со столь жалкой уликой, как внешнее сходство, да и то лишь с чужих слов, можно сложить сколь угодно убедительное обвинение? Арлен нервно оттянул шейный платок, отметив, что собеседник с лёгким запозданием повторил его жест.       Что это — изощрённая игра? Или единственная форма искренности, доступная тому, кто с детства учился красиво лгать?       — Здесь весьма жарко, не находите? — обогнув замершего Арлена, Лестер в несколько шагов достиг окна и распахнул его. Всколыхнулись портьеры, и отрезвляющая прохлада коснулась лица. Там, снаружи, становилось всё темнее, и всё яснее проступал тощий полумесяц, зябко кутающийся в рваные облака. Когда до слуха донёсся тяжёлый вздох — достаточно громкий, чтобы быть услышанным вопреки приглушённой музыке, доносящейся из зала — Арлен не сразу понял, от кого он исходит. Лестер склонил голову в почти молитвенной позе и прошептал:       — Уже скоро… время истечёт.       Зыбкий светлый силуэт на фоне тёмного окна казался совершенно призрачным. Интересно, если коснуться, он не исчезнет, как положено выходцу с того света? Но Арлен не дал себе даже приблизиться, лишь переспросил:       — Прошу прощения?       — Полночь. Вы же помните? — тоска и страх стекли с его лица, словно дешёвая краска с холста. Это были слова уверенного в себе сына советника, а не истерзанного мученика, на жалкий миг проступившего сквозь маску. Было ли это правдой, или, что вероятнее, очередной ложью во имя неведомой цели? Арлен стиснул зубы.       — Я бы на вашем месте всё же прошёл в зал: невежливо стоять на пороге. Тем более что прибыла новая гостья. С этой юной леди, я полагаю, вам довелось иметь знакомство… идите же!       Опасность. Она где-то рядом — но где? Быть может, притаилась в той части особняка, что погружена сейчас в сонную темноту? В таких огромных домах при желании можно скрыть любую тайну: скелет родственницы, замурованный в стене, фамильные драгоценности — или даже отряд наёмников, готовых по сигналу оборвать чью-то жизнь. Он огляделся: где же Леона и господин Нивен? Разве не должны были они вернуться в залу? И о чём же говорил, проклятие на его голову, Лестер?!       Далёким отзвуком донёсся до слуха скрип отпертой входной двери, и по ногам шустрым зверьком скользнул холодок. Он говорил что-то о леди, которая только что прибыла. Что, если вампирша сама решила явиться на бал, зная, что она в безопасности, что ни у одного из Хранителей нет настоящего оружия? Арлен шагнул в сторону Эдмунда и Марии, намереваясь поделиться своими соображениями, когда, зычным голосом перекрывая музыку, слуга у дверей провозгласил:       — Леди Кларисса Констанция Темплтон!       Легче было бы вновь очутиться лицом к лицу с Грустной Леди, чем услышать это имя, произнесённое вслух. Привратник объявил о появлении новой гостьи легко, не выделяя её среди прочих; Арлен, стоя посреди залы, хватал ртом воздух. Мысли хаотично метались, сменяя одна другую: её укусили, и она вернулась в виде ночной твари, это самозванка, а привратник ошибся, или нет — не было того проклятого выстрела, это лишь сон, навеянный вампиршей. Стоит обернуться, и проклятие падёт, и она снова будет рядом, живая, она…       — Позвольте пригласить вас на танец.       Девушка, дотронувшаяся до его руки, не имела ничего общего ни с той, чья жизнь оборвалась в подземелье, ни с покойницей с фотографии лорда Темплтона: тугие рыжие кудряшки, круглое личико и пухлые руки, перетянутые лентами. Но всё же что-то в ней было смутно знакомое, как если бы им доводилось встречаться раньше. Где? Когда?..       — Арлен, тебе что, сложно потанцевать со мной? Только не говори, что забыл, как это делается!       Как во сне, он взял незнакомку с родным именем за руку, приобнял, как положено, за талию. Кажется, заиграла музыка, но двигался он не в такт, влекомый и ведомый, как тряпичная кукла. Всё внимание занимал лишь один вопрос: кто эта девушка? И почему в другом голосе — более высоком и визгливом — прорезаются вдруг щемяще знакомые ноты?       — У тебя руки дрожат, — заметила самозванка, — и колени трясутся.       — Кто ты? — хрипло прошептал Арлен. Его шеи никто не касался, и всё же на миг почудилось, что горло крепко, до хруста, стиснули холодные пальцы.       — Ты так быстро забыл меня, или просто притворяешься? — Она прижалась ближе и теперь шептала на ухо, словно не боялась клейма развратницы. — Помнишь, как мы сидели вдвоём у камина, как ты утешал меня и говорил, что не оставишь? А теперь даже не можешь назвать по имени.       Голова кружилась, и отнюдь не танец был тому виной. Где остальные? Нужно подать знак, попросить о помощи, но слова застревают в горле, сбиваясь в колючий ком.       — Мне было так больно. Я слышала, как что-то хрустнуло и порвалось в груди — а ты? Ты слышал?..       Арлен слабо дёрнулся в попытке освободиться, но движение это больше походило на конвульсии: так рыба обречённо трепыхается на берегу. Серьёзных усилий стоило выпрямить спину и поднять голову.       — Прекрати это. Мы оба знаем, что ты не она. Просто ещё одна марионетка.       — Почему ты так уверен? Ты не знаешь настоящего имени, но решил, что знаешь настоящее лицо.       Смотреть, смотреть — в болотистую зелень чуть прикрытых глаз, раз за разом убеждая себя: это не она. Лишь тень, явившаяся вывести его из равновесия, смутить ум, запугать. Она явилась не просто так, это часть плана; но чего Грустная Леди пытается добиться? И сколькие ещё из присутствующих замешаны в жутком спектакле?       — Знаешь, ты мне нравился. Я надеялась, что когда-нибудь ты поцелуешь меня, как сказочный принц — спасённую принцессу… Но ты не спас меня, а убил. Глупо, наверное, было верить в сказки.       Она горько усмехнулась, так знакомо, что Арлена прошиб холодный пот. Девушка с чужим лицом говорила, как Кларисса, так же улыбалась и так же требовательно сдвигала брови. Лишь смутно помня, где он и что происходит, Арлен переставлял ноги, снова и снова спотыкаясь. Пару раз он наступил на подол платья самозванки, но та, казалось, не замечала; её шёпот лился на кричащие в агонии мысли раскалённым стеклом.       — Ты убийца, Арлен. Хотел ты такого исхода или нет, уже неважно. Важно то, что я лежу в заколоченном гробу с дырой в груди там, где было сердце. Из-за тебя.       — Что тебе нужно? — нет, не к круглолицей девице, назвавшейся чужим именем, были обращены его слова, но к той, сокрытой тенью, что вела сейчас марионетку. Быть может, она здесь, среди знатных дам? Тут и там в пёстром круговороте мелькали женские лица. Арлен невольно отметил, что не знает ни одну из этих леди. Странно: круг знатных дам весьма ограничен, и не все они достаточно молоды, чтобы можно было списать всё на первый выход в свет. Да и какая дама позволит себе явиться на торжество к самому советнику Эртону с синяком на скуле, который не может скрыть даже толстый слой пудры? Совсем рядом пронеслась ещё одна пара, и Арлен заметил руку девушки с длинными, тонкими ноготками; на указательном и безымянном ногти были обломаны. Щеку, где едва зажили глубокие царапины, обожгло болью.       Капюшон, упавший на плечи беснующей одержимой в подземелье — и рыжие кудри под ним. Губы «Клариссы» изогнулись в жестокой улыбке — улыбке древней вампирши.       — Ты узнал нас?.. Я польщена. Знаешь, мне ведь всегда казалось, что убийцы не вспоминают лица своих жертв. Что для Хранителей какие-то девчонки? Жалкие фигурки, которые можно легко выкинуть с доски.       — Что. Тебе. Нужно?! — громче, чем прежде, повторил он. Повторил не вовремя: музыка смолкла, и несколько гостей обернулись в его сторону. Арлен, тяжело дыша, отступил от партнёрши, чья улыбка теперь походила более на невинно-детскую.       — Сейчас... я просто хотела с тобой потанцевать.       И она скрылась в толпе, лишь мелькнуло тёмно-красным пятном её пышное платье. Он хотел броситься следом, но тут сбоку воскликнули:       — Арлен! Дорогой, я так по тебе скучала! Почему ты не приезжал?!       В нос ударил запах знакомых духов, а мгновением спустя его уже душила в объятиях Бетти.       — Фи, как неприлично! — фыркнула миссис Беттеридж, одышливо обмахиваясь кружевным веером. Роланд, внимательно следивший за новой гостьей с того момента, как привратник объявил её имя, беспомощно улыбнулся матери:       — Ты ведь тоже меня обняла, когда только увидела, помнишь?       Уязвлённая, она лишь снова фыркнула и сделала вид, что не замечает ничего, кроме банкетного стола.