У истоков Ночи

В ночь перед посвящением Арлен так и не смог толком выспаться. Бывает такое состояние на грани бодрствования и сна, когда не можешь ни встать с постели, ни окончательно провалиться в блаженное забытье. Сквозь пелену сна ему казалось, что в углу комнаты стоит Грустная Леди – так он про себя называл незнакомку – и внимательно разглядывает его сквозь густую чёрную вуаль. Постепенно Грустная Леди растаяла, как утренний туман, и на её место явился цветущий луг и смеющаяся Бекки, собирающая цветы. У цветов отчего-то были человеческие головы, и каждый раз, когда обрывался стебель, слышался треск, будто чьи-то крепкие зубы терзали сырое мясо. Чавк. Чавк. Чавк. Знаешь, что стоит открыть глаза – и странная и страшная картина исчезнет, а ты вновь увидишь тёмный потолок и похрапывающего напарника, на которого, кажется, не способны повлиять никакие тревоги внешнего мира. Всё-таки есть в нём хоть что-то хорошее. По крайней мере, нервы у Кинана уж точно железные. С такими жуткими снами вовсе неудивительно проснуться уставшим, словно и не отдыхал вовсе. Была ли эта ночь, или после вечера сходу наступило утро? Арлен не знал. Знал другое: к торжественным речам и клятвам он явно не готов. Но разве кого-то интересует состояние какого-то там рекрута, ещё даже не ставшего полноценным членом ордена? Волнение, впрочем, испарилось без следа. В конце концов, что такое посвящение? Простая формальность, сохранившаяся с тех времён, когда Полуночные Хранители имели ряд ныне ушедших в небытие правил. Например, такое: однажды посвятив себя борьбе с ночными, ты не сможешь уйти. Ещё когда-то они, подобно монахам, давали обет безбрачия, а ещё раньше в Хранители рекрутов набирали по одному с каждой семьи. Всё это можно прочесть в запылённых книгах в местной библиотеке, которые, наверное, не интересны никому, кроме самих членов ордена. Может, ещё парочке историков. В главном зале было велено собраться к одиннадцати часам, но часы ещё не пробили и десяти, когда Арлен переступил порог. Остальные уже ждали, переминаясь с ноги на ногу. Молчали все, даже Кинан, проснувшийся чуть раньше и спустившийся в зал до пробуждения соседа по комнате. Лишь Илин крутила головой, изредка приоткрывая рот, словно хотела что-то спросить – и тут же закрывала его ладонью, делая вид, что просто зевнула. Интересно всё же, откуда у неё шерсть на лице? Медицинский казус? Или в самом деле нечто серьёзное, связанное с ночными? О таком не спрашивают напрямую, особенно если всё ещё мнят себя воспитанными джентльменами. Формальность. Простая формальность, бояться которой – несусветная глупость. Бояться? Арлен не произнёс бы этого вслух, но сел он лишь затем, чтобы скрыть дрожь в коленях. Посвящение. Звучит торжественно, но ведь в его случае это нечто вроде приёма на работу, когда все испытания уже пройдены и осталась лишь награда в виде рабочего места и неплохого жалования. Теперь при желании он сможет оставить орден, даже если даст клятву. Конечно, бегство не сделает ему чести, но ведь мосты не сожжены, остаётся путь к отступлению. Всегда. Часы бьют – пять, восемь, одиннадцать раз. Как только стихают отдалённые звуки, вновь становится слышно, как тихо переговариваются между собой Эдмунд и Мария и как стучат зубы Роланда. Интересно, а как проходит посвящение? Ни в одной из книг, содержащих целый ворох не особо нужной информации, простого описания процесса не нашлось. Конечно, они беспокоятся. Как можно вовсе не волноваться, когда тебе предстоит сделать шаг, понятия не имея, что там, впереди? Может, в тумане скрывается обрыв – и с него придётся долго лететь, пока не упадёшь в ледяную воду. А может, битое стекло, по которому потребуют пробежаться босиком. Колени всё ещё трясутся. Проклятая таинственность. Зачем она нужна?! Если доверяешь кому-то собственную жизнь – значит, он для тебя открытая книга, значит, веришь до конца. Так почему старшие члены ордена предпочитают важно дуть щёки, делая вид, что скрывают нечто крайне важное? Ещё и ждут взамен от рекрутов полной откровенности. Нет уж. Арлен предпочитал не открывать карты первым. Дверь, дрогнув, приоткрылась. Вот он, неизбежный прыжок в неизвестность. - За мной. Леона, как и прежде, немногословна. Она пришла одна. Главу ордена до сих пор не видел никто из рекрутов, и Арлен гадал – явилась ли вообще эта загадочная личность, или же не посчитала нужным приехать из-за каких-то там шести новичков. Весь вечер накануне они с Кинаном провели у окна, как дети, ожидающие приезда отца, но ни разу не распахнулись испещрённые загадочными символами ворота, и не въехала на территорию ни одна повозка. Снова какие-то тайны. Арлен ожидал, что они направятся на улицу, но, покинув главный зал, старшая Хранительница свернула под лестницу, туда, где скрывался один из ходов в подвал, в отличие от остальных – запертый. - К-куда мы идём? – пискнул Роланд, растерявший остатки храбрости ещё в часы ожидания. - Вниз. Вниз – всё дальше и дальше по узкой винтовой лестнице. Становилось всё темнее, и всё чаще приходилось продвигаться на ощупь. Шаг. Тихий вскрик Илин, едва не подвернувшей ногу. Ступени, одна за одной. Когда казалось, что путь никогда не кончится, Леона остановилась; следовавший прямо за ней Эдмунд налетел на старшую Хранительницу, но та лишь слегка покачнулась, будто натолкнулся на неё не в меру крепкий молодой человек, а хилый мальчишка. Впервые Арлен задумался – сколько силы в её руках? Может ли статься, что свои шрамы она и в самом деле получила в бою, а не по чистой случайности? И что за тварь могла оставить такие раны? - Возьмите. В руки ткнулась тонкая горящая свеча, обёрнутая снизу бумагой: не иначе как затем, чтобы плавящийся воск не жёг пальцы. Шесть, семь огоньков, отчего-то не тёплых, оранжево-золотых, а бело-голубых, почти прозрачных. Реактивы, однозначно. Ведь не магия же! Хотя, когда под ногами – пыльные каменные плиты, над головой – толща земли, а в руках – дрожащий призрачный огонёк, поверить можно во многое, не только в существование голубого пламени. - Вы стоите на пути истинных Хранителей. Здесь шли те, кто был до вас, и пройдут те, кто будет после. Голос Леоны дрогнул, словно она в очередной раз заставила себя замолчать на полуслове. Впервые Арлен не обратил внимания на её молчание: впереди показалась арка. Хоть какое-то разнообразие в бесконечности прямого коридора! Волнение привычно уступило место раздражению и лёгкой усталости – отделаться бы побыстрее. Зачем их привели сюда? Неужели нельзя, как при обычном найме на работу, подписать договор, пожать друг другу руки и приступить к делам насущным? Ведь Полуночные Хранители – больше не монашеский орден. Миновав арку, они оказались в каком-то зале. Здесь дышалось свободнее, но к привычному уже «аромату» свечного воска и пыли добавился незнакомый, тревожащий запах. Совсем недавно Арлен уже ощущал его – вот только где? - Мамоньки! – один из огоньков тревожно заметался, едва не подпалив Кинану волосы. – Да тут же гробы! Видали – гробы! Арлен поднёс свечу к ближайшей стене – и тут же отдёрнул руку. Он не ожидал увидеть нишу, в которой покоился поставленный стоймя гроб. Что здесь вообще происходит?! Призрачный огонёк высветил незнакомое имя на табличке. Сразу тысячи ненужных мыслей – их заманили, принесут в жертву, похоронят вместе с десятками обитателей подземного склепа… Но тут Леона заговорила снова: - Однажды каждый из нас обретёт покой в этой усыпальнице. Каждый раз мы приходим сюда, и я спрашиваю тех, кто не осознаёт до конца, на что соглашается: готовы ли вы признать, что смерть отныне всегда будет рядом? Готовы ли вы, возможно, сдохнуть на следующем же задании, не совершив ничего великого? Тишина, лишь дрожат огоньки свечей, освещая напряжённые, побледневшие лица. Илин, бледность которой не заметна под шерстью, тоже нервничает: слишком сильно сжимают свечу пальцы, слишком нервной кажется улыбка. - Кто-то приходит в наши ряды за местью. Кто-то – за славой. Кто-то – за богатством и благополучием. Никто из них не находит того, что ищет. Наш путь – безвестность. Редко нам ставят памятники, если не считать надгробных. Готовы ли вы? - Да! Илин не выдержала первой, и короткий выкрик больше походил на отчаянную мольбу: быстрее, хватит уже громких слов. Леона лишь слегка склонила голову, оглядывая остальных, после чего уже в своей обычной манере осведомилась: - Полагаю, остальные вздумали отказаться? Что, уже захотелось к мамочке? Кровь ударила в голову. Пусть говорят, что угодно. Пусть назовут слабаком и трусом. Но не смеют упоминать его семью. - Я готов. Несмелые кивки, то шёпот, то крик – никто не пожелал повернуть назад. Слишком поздно, наверное, бежать сейчас. Они могли уйти раньше, когда ещё не сделали роковой шаг в неизвестность. Глупо цепляться за оставшийся позади край, когда уже летишь с обрыва. Легче думать о каких-нибудь будничных, привычных вещах. Итак, глава ордена, встречу с которым им пообещали, так и не явился. Наверное, у него нашлись более важные дела, раз уж посвящение проводит Леона. А она продолжала идти, и залы сменяли друг друга. Кажется, их здесь сотни, если не тысячи. Так много незнакомых имён, которые не успеваешь толком прочесть – и вихрь мыслей. Значит, все Хранители покоятся здесь? Интересно, нельзя ли будет как можно тактичнее объяснить Леоне – он предпочёл бы обрести последний приют в их семейном склепе, поближе к родне? Особенно теперь, когда убедился, что загробная жизнь – не только глупые сказки и суеверия. Впереди становилось светлее: там горели факелы, такие же бледно-голубые, как свечи. Может, воздух подземелий содержит какой-нибудь особенный газ? Леона указала рукой на ниши рядом с призрачными огнями: - Видите эти ниши? Они предназначены для вас. - Чего?! – Кинан слегка нарушил общую торжественность ситуации, и его раздражённо прервал Эдмунд: - Когда сдохнешь, тебя похоронят именно здесь. Чего непонятного? - Именно. И сегодня, в знак вашего отречения от прежней жизни, вы должны лечь в эти гробы. На мгновение Арлену показалось, что он ослышался. Лечь в гроб? Что может быть нелепее! Ничего страшного. Ничего, так ведь? Но как-то дурно делается от мысли, что совсем рядом в гробах те, кто некогда так же проходил посвящение, чтобы после отдать жизнь. Интересно, сколькие из них погибли, так и не принеся пользы, оставив на произвол судьбы свои семьи? Может, потому Леона смотрит так печально, что знала кого-то из них? Ноги плохо слушаются, и шаг – всего один шаг в сторону предназначенного самому Арлену гроба – даётся с трудом. Срывается на руку, обжигает капля горячего воска, и наследник Бреттов упрямо сжимает зубы: не хватало только испугаться или закричать, как девице! Мария и Эдмунд, привычные к похоронной атрибутике, уже забрались в свои гробы; девушка в своём старомодном платье походила на привидение. Проще закрыть глаза, будто ложишься в постель – и не думать, не думать о том, что когда-то тебя принесут сюда, чтобы навсегда оставить во мраке подземных туннелей. Не думать. Интересно, сколько нужно пролежать в гробу – минуту, пять? Не сразу Арлен понял, что откуда-то издалека доносятся шаги. Кто-то направлялся к ним, похожим сейчас на покойников, и явно не Леона – та по-прежнему стояла рядом, изредка потирая свободной от свечи рукой старый шрам. - Твари, живущие в ночи, неистребимы. Но, пока есть они, должен жить и наш орден. Я знаю, что немногие из вас захотят остаться здесь на всю жизнь, но помните: бывших Хранителей не бывает. Решение, принятое сегодня, вы принимаете раз и навсегда. Вы избираете не работу, но свою судьбу. Тем временем в круг света от факелов вступил незнакомец. Арлен, открывший было глаза, тотчас снова зажмурился. Одежда неведомого человека не превращала его в подобие уже знакомых джентльменов, хотя сам он, безусловно, к этому стремился. Кружевные рубашки и фраки не могут скрыть излишне прямую спину, чрезмерно резкие, напряжённые движения, какие бывают исключительно у людей, привыкших сражаться врукопашную. Что-то подсказывало: один только кинжал на поясе обнажает его истинную сущность. - Прошу меня извинить, - говорил он тоже резко и отрывисто, хоть и явно мог похвастаться хорошим воспитанием, - меня задержали дела. - Вам не стоит извиняться, - Леона склонила голову, сгорбилась – и что-то подсказывало, что это не просто приветственный жест. Мужчина оглядел рекрутов, кое-кто из которых – тот же Роланд – уже откровенно стучал зубами и норовил выбраться из гробов. - Приветствую вас, будущие братья и сёстры. Я, как вы, возможно, догадались – нынешний лидер Полуночных Хранителей. Моё имя – Нивен Сильверблад XXVII. Подойдите и назовитесь. Арлен выбрался из гроба, торопливо выпрямляя спину. Не хватало только показать себя мальчишкой, слабаком, который боится даже тех, бок о бок с кем предстоит проливать кровь ночных! Может, излишне нелепо смотрелся сейчас со стороны вздёрнутый подбородок, плотно сжатые губы, но почти не испуганно прозвучало: - Арлен Глендауэр Бретт. Нивен просто такой же член ордена, разве что забравшийся выше остальных, только и всего. Так уговаривал себя Арлен, втайне надеясь – сейчас Кинан, как раньше, выдаст что-нибудь идиотское, перетянет внимание на себя. Но напарник, как назло, молчал, быть может, тоже ощущая исходящую от лидера Хранителей силу. Притом мужчина не пытался кого-то запугать: он рылся в бумагах, которые держал в руках, но почему-то разительно отличался от какого-нибудь чиновника или буржуа. Наконец, он протянул один из листков будущему Хранителю: - Читай. Свеча, поднесённая к самой бумаге. Ещё бы различить хоть слово! Но отчего-то буквы начали светиться, будто отражая свет. Арлен проглотил ком в горле – и заговорил: - Ныне я, Арлен Глендауэр Бретт, отрекаюсь от прошлого. Я отдаю свои руки, чтобы держать в них оружие, способное сразить порождения ночи. Я отдаю своё сердце, чтобы отныне оно билось лишь ради ордена. День не может уничтожить ночь, но может прийти ей на смену; и потому я отдаю свою душу, чтобы приблизить рассвет. Да озарится мир лучами солнца. Да сгинут те, кто во мраке. Да будет так. Последние слова смолкли. Хорошо, что он успел выйти первым: может, это легче, чем стоять и ждать, вспоминая слова Леоны, родной дом, семью… Нивен кивнул, не улыбаясь: - Молодец. А теперь – капля крови. Всего одна. Уже не оставалось сил бояться или задумываться; почти не почувствовался лёгкий укол в кончик пальца, и на листе остался кровавый отпечаток. Забавно смотрится: похоже на договор с каким-нибудь демоном из дешёвой театральной постановки. - Прощай, Арлен Глендауэр Бретт. Приветствую тебя, Хранитель. Ни гордости, ни радости. Только усталость. Опустошённость. И желание поскорее покинуть подземную усыпальницу. Наверное, каждый Хранитель отчаянно сражается за свою жизнь лишь затем, чтобы как можно дольше сюда не возвращаться.