У истоков Ночи

Роланду Эмбертаун решительно не нравился: слишком уж много народу, всюду дым и торговцы – прямо как на отцовской фабрике. И – представьте – ни одного храма! Не попалось им с Марией даже захудаленькой церквушки, где можно было бы походя помолиться, зажечь пару-тройку свечей, на худой конец, просто приостановиться, склонить голову – и помчаться навстречу новым свершениям, новым опасностям… - Тёмное место. Здесь пахнет смертью. Чувствуешь? Беттеридж посмотрел на полную радостных и не очень горожан улицу, наполненную голосами и ароматами, и поспешно закивал – пахнет, конечно, пахнет, не злись только. С напарницей у них сложились весьма странные отношения. Трое учат, что ведьмы – те же порождения ночи, и уничтожать их надо соответственно – без жалости, мол, не может самый обыкновенный человек вдруг ощущать связь с загробным миром. Конечно, он боялся. Боялся с того самого момента, как познакомился с Марией: по прибытии она почёсывала ссадину на плече потемневшими пальцами с обломанными ногтями, под которые забилась земля, и столь походила на покойницу, что хотелось уточнить – не осталась ли где-то позади разрытая могила? Леона объяснила, что «покойница» свалилась с лошади. Роланд предпочёл поверить. Правда, потом, когда его поставили в пару с «ведьмой», страх вернулся – а ну как на первом же задании… Страхи не оправдались. Мария, при всей своей связи с ночными, отнюдь не собиралась предавать Хранителей. Сейчас она шла чуть впереди – привычка пропускать даму осталась. И вот вроде бы толпы, толпы горожанок кругом – а и одна не умудряется выглядеть настолько не от мира сего. Даром что несчастный толстяк насчитал как минимум четырёх таких же тощих и светловолосых. Наверное, это всё глаза. Жутковатые, почти прозрачные. Таких точно ни у кого больше нет. А между тем всё так же – ни одной церкви. Зато в воздухе разлился чудный, ни с чем не сравнимый аромат жаренного кролика с подливкой, и Роланд сглотнул слюну. Ах, как же это напоминает о доме, о колючих розовых кустах, об которые вечно обдираешь руки, о добродушной кухарке Бланде с большими полными руками, у которой всегда находилось для хозяйского сына и ласковое слово, и пирожок... Очнулся от сладких воспоминаний Роланд лишь тогда, когда расплачивался за сдобную булку размером с собственную голову. Ну вот, опять! Нужно презреть богатство, отказаться от земных наслаждений… Именно это, по крайней мере, углядел толстячок в укоризненном взгляде Марии. Решив сгладить неловкость, он отщипнул крохотный кусочек и улыбнулся: - Хочешь булочку? Напарница подношение приняла, и бедолага облегчённо вздохнул: ведь даже языческие божества, приняв жертвоприношение, не вредят, правда? Приняла, впрочем, скорее из вежливости: как прежде, прозрачные глаза смотрели куда-то в сторону: - Мы здесь уже три дня. Как всегда, она не договорила, да и к чему, если и так всё ясно? Никакая булочка, пусть даже очень вкусная, не могла исправить весьма досадное обстоятельство: три дня, а ничего так и не произошло. Ни ночных, ни каких-либо таинственных убийств… Что там ещё может привлечь внимание ордена? Роланд предпочёл не задумываться: и так с горя едва не подавился. В конце концов, их зачем послали? Наблюдать. Вот они и, так сказать, исполняют. А то, что патрулируют оживлённые улицы, так это сущий пустяк! Здесь гораздо выше шанс наткнуться на что-то подозрительное. Вон, например, тот высокий джентльмен: отчего вдруг он, так хорошо одетый, ходит по рынку без охраны? Или вон та пожилая дама в чепце с оборками – кто все эти дети вокруг неё? Внуки?.. А что, если на самом деле… - На тебе метка смерти! Откуда?.. Роланд почти успел мысленно поседеть, пока сообразил: вскрик Марии обращён вовсе не к нему, а к бледной девице с ярко-красным шарфом на шее, укутанной, невзирая на достаточно тёплую погоду, в меховой платок. Девица, кажется, тоже восторга не испытала – поправила шарф, опустила голову и ускорила шаг. - Стой! – Мария попыталась ухватить горожанку за рукав. – Я хочу тебе помочь. Могу помочь, слышишь?.. Вместо рукава тонкие пальцы ухватили кончик шарфа, и тот соскользнул с шеи, оставшись у «ведьмы» в руках. Девица припустилась бегом, плотнее запахнув платок, и напарница бросилась бы её преследовать, если бы так не вовремя не подвернулся бы под подол юбки. Роланд бросился наперерез, но не успел – ни поймать горожанку, ни подхватить споткнувшуюся Марию. Та, кажется, не заметила ни ободранных локтей, ни задравшейся юбки и разбитой коленки: не моргая, она смотрела в переулок, где скрылась необычайно резвая для умирающей девушка. - Ты как? – Роланд протянул руку напарнице. Она, будто не заметив, поднялась сама и медленно, будто боясь, что её не поймут, проговорила: - Смерть. Я умею… её чувствовать. Эта девушка умрёт до следующего рассвета. - Так, может, она больная или ещё чего, или там под поезд попадёт, или… - Беттеридж замолк, сообразив, насколько глупо звучат любые рассуждения. Он не пытался поучать спутницу, прекрасно зная тот самый взгляд, от которого хочется не просто замолчать, а ещё и зашить себе рот, навесив для верности здоровенный замок. - Здесь что-то не так. Фальшь. Чувствуешь? В Эмбертауне что-то прячется. Что-то, что оставило на людях метки. - А чего на людях-то? Она ж одна такая была… - бормотнул Роланд скорее из желания вставить хоть словечко, чем из действительного понимания происходящего. Набожному человеку следовало бы заткнуть Марии рот, объяснить, что все эти якобы «знаки» - не более чем самонадеянность и выдумка. Вот только вычислила же она того призрачного жениха! Живо вспомнилась ночь у разрытой могилы, и невозмутимая «ведьма», всем весом наваливающаяся на лопату. Она говорила что-то – нет, не заклинания, какую-то повседневную ерунду, и обращалась с такими разговорами к обитателю той самой могилы. - Только у неё метка явная. У большинства они скрыты. Но меток много, и каждый меченый умрёт. Не обязательно до рассвета, но всё же… - Так мы все ж когда-нибудь умрём! – беспечно отмахнулся Роланд и вцепился зубами в булку. - Это точно. Когда-нибудь. Кто-то – в глубокой старости, среди детей и внуков, кого-то утопят в канаве, а кто-то, например, подавится. Вот и ешь рядом с ней после таких-то откровений! Вздохнув, Роланд спрятал недоеденную булочку: не хватало ещё заделаться в те самые, подавившиеся. Какая нелепая смерть для Хранителя! Что нужно делать, когда разговор тебе всё меньше нравится? Матушка учила, что нужно менять тему. - Леона же говорила тебе не увлекаться… предсказаниями, и всяким таким. Богам неугодно, да и ночных привлекает. Ну, три дня и три дня, что такого-то? Разберёмся ещё, время-то есть… - В том и дело, что нет. Видишь ли, если ничего не изменится… - Мария запнулась, подбирая слова. – Если ничего не изменится, вон тот джентльмен умрёт уже послезавтра, а эта пожилая дама, скорее всего, в течение недели. В воздухе смерть… И её очень много. Как будто… как будто… Ни с того ни с сего «ведьма» вдруг побелела, как полотно, и впилась взглядом в толпу близ ресторана. После же закачалась – и упала бы на мостовую снова, не подхвати её напарник. Оно, конечно, гадания – выдумка. Любой священник подтвердит. Вот только не менее страшно слушать «пророческие» речи. Придерживая напарницу за плечи, Роланд шёпотом – не вслух же о личном! – спросил: - Что с тобой?.. Мария выпрямилась и откинула назад выбившиеся длинные пряди: - Всё в порядке. Просто я видела… нечто весьма неприятное. - Что? – с тем же суеверным ужасом пробормотал Роланд. Мария же не отводила взгляда от горожан, от зеркальной витрины под навесом, скрывавшей лица и фигуры тех, кто и не подозревал о предсказанной опасности. - Собственную смерть. Где-то в ресторане незаметно усмехнулась про себя одна из посетительниц, дама в тёмно-зелёном, чьё лицо скрывала чёрная вуаль. Оставив на столе деньги и чашку с нетронутым кофе, она неторопливо поднялась и направилась в глубь здания. У чёрного хода она столкнулась с выскочившим с кухни поварёнком, но одна улыбка, брошенная из-под приподнятой вуали, заставила его позабыть обо всём – в том числе и о том, что он видел в неподобающем месте красивую леди с пышными светлыми кудрями. Выскользнув через заднюю дверь, леди в тёмно-зелёном платье вскорости растворилась в толпе.