У истоков Ночи

Молодые Хранители шли в тишине, стараясь не смотреть друг на друга. Откуда-то налетели тучи, и темнота, которая, казалось, не могла стать ещё гуще, походила теперь на душное толстое одеяло, в какое обыкновенно закутывают захворавшего ребёнка. От мыслей саднило в горле, и хотелось закашляться, но Арлен лишь то и дело поправлял воротник, прикрывая шею. От холода, конечно же, от холода. Всё ближе, ближе Эмбертаун; примолкшая Мария бредёт, то и дело спотыкаясь, но не позволяя себе замедлить шаг. Она, растрёпанная, тяжело дышащая, будто неслась наперегонки – с кем-то или чем-то, невидимым для остальных её спутников. Пошёл снег. Колючие крупинки появились из ниоткуда: совсем недавно чёрно-синий мир светлел, парадоксальным образом не принимая более приятных или привычных очертаний. Белое, белое кругом, как покойницкие саваны, как лицо убитой вампиром девушки, и сам холод, наверное, тоже белого цвета. Арлен передёрнулся: ещё с самого детства он не любил холода и норовил от осени до весны укрыться в доме, обложившись книгами. Конечно же, покидать поместье всё равно приходилось: слишком настойчиво твердила Бетти, что ребёнку положено восторгаться мокрой, липкой и скользкой массой. И он покорно изображал радость от этой дряни за шиворотом, в сапогах, на покрасневших онемевших пальцах. Просто прелестно. Мария замерла, как вкопанная, и остальные остановились рядом с ней, ожидая если не объяснений, то хоть каких-то слов. Но она, чьи светлые волосы серебрились даже теперь, когда луна скрылась за облаками, стояла неподвижно и только шевелила губами. Вот она протянула руку – и поймала ладонью снежинку. До того сосредоточенное лица перекосилось, будто она коснулась не отбившегося осколка внезапной метели, а живого существа. Живого – и в высшей степени омерзительного. Как те хрупкие, с хрустом ломающиеся чёрные мотыльки. Почему мороз не загнал их в те щели, где они обыкновенно скрываются до весны? - Эй! Ты куда?! – воскликнул Роланд, возвращая Арлена к реальности. Реальности, в которой Мария, всё так же молча, резко развернулась и поспешила по узкой тропе вдоль городской стены. Звук голоса с трудом пробился сквозь усиливающиеся завывания ветра, сквозь снежные хлопья, и настиг уходящую девушку, точно ударная волна. Худые угловатые плечи дёрнулись, и отчего-то показалось: не снег хрустнул под ногами, а затрещали стукнувшиеся друг о друга кости. Как же странно она двигалась – рвано, неровно; то и дело «ведьма» замирала на пару мгновений, будто забыла вовсе, что это такое, шевелиться. Точно механическая игрушка, у которой заканчивается завод. Мария была такой и раньше? - Времени нет. Нужно идти. Найти. - Куда идти и что найти?! – взвизгнул Роланд и тут же закашлялся – очередной порыв ветра бросил ему в лицо охапку колючей белой массы. Мария покачнулась и чудом удержалась на ногах, ухватившись за плечо Эдмунда, после чего прошептала: - Сами не видите? Сначала труп, теперь – снег. Моё видение… Вы правда не понимаете?! Оно уже близко. Всё случится совсем скоро. Может, даже завтра. Вдалеке что-то громыхнуло: разум подсказал бы, что обрушилось от ветра, однако о какой трезвости ума можно было говорить теперь? Теперь, когда успокаивающее, расслабляющее «когда-нибудь» вдруг обратилось резким и пугающе близким «завтра»? Пусть Арлену не доводилось видеть того, что описывала Мария, но сейчас встало перед глазами, будто по обе стороны от их тропы лежат мёртвые тела, будто смолкли на шумном рынке голоса, чтобы больше никогда не зазвучать. Тихий, безмолвный Эмбертаун под искрящимся в свете солнца белоснежным покрывалом… Что-то в воображаемой картине – в который уже раз! – насторожило. Если бы только не путались мысли от страха и недосыпа, если сосредоточиться, сесть – да хоть бы прямо в липкую, чуть подтаивающую снежную массу! – и хоть немного подумать… Завтра, во имя Трёх, а если уже завтра… - Ты вот говоришь, мол, оно близко, а чего оно такое-то? – Кинан встряхнулся, точно выбравшаяся из воды собака – не иначе как пытался скинуть с кожи ледяные мурашки. – Оно навроде ведьмы какой, что ли, или той твари, ну, в подземельях которая… - А действительно! – Арлен хлопнул в ладоши, привлекая к себе внимание спутников. – То чудовище, появившееся у нас в штабе – оно не могло быть как-то связано с твоим видением? Мало ли, куда ведут наши подземелья. Может, они как-то пересекаются с шахтёрскими ходами, и тогда… Оптимизм, пришедший одновременно с новой мыслью, разом иссяк, и захотелось, чтобы кто-нибудь – да хоть бы Эдмунд – отвесил подзатыльник и упрекнул в глупости и излишнем усложнении. Мир, пусть даже теневой и неведомый, не может быть настолько взаимосвязанной структурой: иногда случается просто снег, просто дождь, просто отдельное чудовище, лишённое разума и потому не сообразившее, что забрело на запретную территорию. Ведь если признать, что тварь пришла из катакомб под янтарным городом, то придётся также признать и многое, многое другое. Например, то, что одно чудище не сумеет перебить целый город, где, в том числе, найдутся и военные, и полисмены, да хоть даже просто господа, любящие охоту и хранящие в доме оружие. А это, в свою очередь, означает, что в подземельях скрывается не одно чудовище – нет, там их десятки, может, даже сотни… И начинающие Хранители, не видевшие толком ни одной серьёзной битвы, отправляются прямиком в их логово. Просто чудесно. - Не время это обсуждать! – глаза Марии ярко сверкнули. – Если мы не успеем это остановить… Тайны, тайны, как же всё это успело надоесть! Кларисса, до того молчавшая, нахмурилась и скрестила руки на груди: - А что – «это»? Ты хоть знаешь, куда нас тащишь и зачем? Знаешь, иногда неплохо сначала планировать свои действия, а потом уже что-то там «останавливать». Вдруг там что-то настолько сильное, что мы не справимся? - Мы должны… - но юная леди Темплтон вовсе не собиралась давать их негласному лидеру высказаться. Раздражённо потеребив короткую чёрную прядку, она воскликнула: - Давай без красивых слов! Если мы все умрём, лучше от этого никому не станет. Одно дело – разобраться со всем этим осторожно, без спешки… Извини уж, что под впечатлением от твоей болтовни не прыгаю в омут! В другое время истерика спутницы могла бы раздражать, и Арлен наверняка попытался бы удержать её от нападок – словами или же совершенно не джентльменским, но оттого не менее действенным зажатием рта. Но сейчас он молчал, в глубине души согласный с каждым словом. Кто сказал, что отчаянная храбрость – хорошее качество? Ещё в детстве, когда Бетти обливалась слезами над сопливыми книжонками о великих жертвах во имя всеобщего блага, Арлен частенько ловил от неё беззлобные подзатыльники за наивное детское: «А если бы они подумали чуть получше, то и сами бы тоже спаслись». В общем, как оказалось, это довольно приятно, когда твои трусливые мысли прежде тебя высказывает кто-то другой. - Вы сказали, что пойдёте за мной. Если не хотите, можете возвращаться. Думаю, Леона ещё не заметила нашего отсутствия. Все замерли, замерли, кажется, даже снежинки. Арлен прикрыл глаза и вдохнул глубже: когда не смотришь по сторонам, в непроглядную ночь, припорошённую метелью, голос меньше дрожит. Глядишь, получится сойти за уверенного в себе, разумного мужчину: - Давай допустим, что мы все – вот вообще все, даже твой брат… - За себя говори! – заорал Эдмунд и ухватил сестру за плечо, словно боялся, что сейчас его потащат волоком. Но сбить молодого Хранителя с мысли оказалось не так просто: - … даже твой брат, развернёмся и уйдём. Что ты тогда сделаешь? - Пойду в подземелья. Вот так просто, не размышляя ни мгновения, будто речь шла не о жизни и смерти, а о том, нравится ли ей по вечерам пить чай. Она в самом деле пошла – шатаясь то ли от слабости, то ли под порывами ветра. Отчего-то разом смолкли споры и крики: теперь вновь, как раньше, Мария шла – и они брели за ней, несмотря на то, что под ногами уже образовывалась скользкая смесь из грязи и ледяной корки. Чтобы она не наделала глупостей, убеждал себя Арлен. Чтобы в случае опасности закинуть её на плечо – вон какая тощая, вряд ли много весит – и утащить обратно в штаб, по дороге как можно доступнее объяснив, что долг Хранителя – сохранять жизни. Жизни не только каких-то абстрактных людей, понятия не имеющих о том, что ночные – реальность, но и собственных товарищей. Столь неожиданно налетевшая метель заносила следы, била в лицо, и Арлен дотронулся покрасневшими пальцами до крепостной стены – та придавала ощущение хоть какой-то стабильности в закружившемся мире. Он, никогда не стремившийся геройствовать, идёт следом за потенциальной самоубийцей, и всё ещё борется с малодушным желанием повернуть назад, послать к демонам бессмысленный героизм. Нет уж, сворачивать рискованный поход явно следовало гораздо раньше. - Здесь вход, - слышался впереди голос Марии – слабый, но сосредоточенный и отрывистый, - по крайней мере, ближайший из них. - Вот так память! – Кинан взмахнул руками и тотчас, поскользнувшись, чудом устоял на ногах. – Ты ж всего раз слыхала, ну, про подземелья эти… - Причём тут память? Хозяйка «Серебряного сада» просто отметила их на моей карте. На снегу, в стремительно белеющем мире, мелькнула тёмная капля, следом – ещё одна. Арлен, опустив голову, смотрел на эти капли, шёл по ним, как по более верному, чем голоса, следу. А впереди слышалось: - У тебя кровь! - Да знаю я, – огрызалась в ответ Мария и вытирала нос рукавом. Кровь – это плохо. Если даже не думать о болезнях, которыми это могло бы быть вызвано, стоит вспомнить обескровленное тело, брошенное в кустах и облепленное чёрными мотыльками. В городе вампир. А твари, питающиеся кровью, всенепременно почуют её запах. Вампир, оборотень из подземелий, зеркальные монстры – не многовато ли для одного города?! И Грустная Леди. Свихнуться можно. Вместо привычной стены пальцы ощутили пустоту. Арка! И прямо за ней – лестница, уходящая почти вертикально вниз, в беспросветную тьму. Значит, вот он – один из входов в катакомбы? Открытый, ничем не защищённый. Кларисса первой шагнула на лестницу и задумчиво ощупала один из торчащих из стены штырей: - Тут раньше была решётка. Как в часовне. Но, похоже, кому-то она здорово мешала. Или просто от времени отвалилась. Слушай, ты уверена, что нас в этих туннелях не завалит? - Во-во, точно, – с опаской покосился на спуск Кинан. – А то ж ночные, они опасные, конечно, да только не от них одних помереть можно! Оставив вопрос без ответа, Мария шагнула во тьму. Даже лампу не потрудилась зажечь, словно и без того видела, как днём. Может быть, и в самом деле видела. Может, дело не в её стремлении спасти как можно больше жизней и безрассудной храбрости, а в гораздо более прозаичном желании избавиться сразу от всех младших Хранителей. Орден сейчас в упадке; много ли найдётся тех, кто пожелает к нему присоединиться? Может, как раз сейчас чудовище нападает на штаб, где остались только Илин и Леона. А ещё может статься, что неплохо бы заткнуть глотку собственной паранойе. Роланд, с трудом удерживавший в онемевших руках спички, наконец-то зажёг лампу, и они направились по ступенькам вниз. Нужно идти осторожно, не спеша; лучше всего – считать повороты. Похвалив себя за предусмотрительность, Арлен извлёк из сумки на поясе кусок мела и начертил на стене стрелку, указывающую на выход. Теперь главное – не сбиться со счёта, не забыть оставлять на каждом повороте по метке. Обычные «зарубки» не годятся: как понять, какая из них ведёт к выходу, а какая – обратно, в глубину подземных переходов?.. Два поворота слева. Один – справа. Метель потерялась где-то за спиной, оставив вместо себя местами подгнивающие деревянные балки и низкие каменные своды. Чем дальше от входа, тем менее обжитым казалось окружающее пространство: поначалу попадались брошенные проржавевшие кирки и разбитые покорёженные лампы, теперь же – только камни. Направо. Стрелка. Нигде не видно света, и кажется, будто туннеля вовсе нет, как нет вокруг и мира – существует только пятно желтовато-оранжевого света, и волей-неволей держишься внутри пятна. Кажется, замешкаешься, очутишься за его границей – и исчезнешь так же, как исчезают, стоит отвести лампу, неровные, поросшие мхом и плесенью стены. Проклятье, это даже страшнее, чем столкнуться с одноглазым оборотнем – да что там, с десятью оборотнями. Ещё раз направо. Стрелка. - Ты вообще знаешь, куда мы идём?! – Кларисса ухватилась за плечо Арлена – не иначе как тоже боялась испариться в неизвестности. Вместо ответа – хрипловатый шёпот, будто у Марии заболело горло: - Они идут. Они поют и плачут, поют и плачут… Они пришли на день, а остались навсегда. За спиной стелились тени; то ли игра воображения, то ли оттого, что теперь их негласная предводительница не замолкала, и весь путь происходил под её шёпот: - Они смеются, переговариваются: обычный день, может, удастся унести немного серебра, а всё грохочет, разваливается, тяжело дышать, найдите меня, заберите… Они опять поют, Трое, они опять поют… - Замолчи! – шикнула Кларисса, но монотонный голос не стих: - Найдите меня, пожалуйста, найдите, я здесь, я же здесь… - по щекам Марии текли слёзы, что, вкупе с размазанной по нижней части лица кровью, создавало жуткое впечатление. Арлен стиснул зубы – не паниковать, не паниковать… Стрелка. Мария запела. Простая песенка без слов, разносимая гулким эхо, оказалась страшнее всех прежних причитаний, и Кларисса неожиданно разрыдалась – громко, визгливо, и вцепилась в Арлена, как клещ, то ли случайно, то ли нарочно дёрнув за волосы: - Пусть она замолчит! Пусть! Замолчит! - Прекрати орать! – прошипел Эдмунд. – Хочешь, чтобы нас тут завалило?! Чаша терпения переполнилась, и молодой Хранитель ухватил Марию за плечи, вглядываясь в заплаканное лицо. - Ты всех пугаешь. Прекрати. - Я… я пытаюсь, но голоса… Когда я пою, они тише, понимаешь? – она издала странный звук, похожий на икоту. На щеках виднелись, помимо крови, следы чего-то чёрного – то ли грязь, то ли сажа, расчерченная дорожками от слёз. Почему-то при виде чумазого лица стало спокойнее. Лишённая прежней величественности, со спутавшимися волосами, она уже не напоминала Грустную Леди. Скорее – уличную попрошайку, из тех, что крутятся подле церквей. - Успокойся. Не слушай их. - Простите, - тем временем лепетала Кларисса, зажимая рот рукой, - простите… Нужно идти. Пока они идут, они не сойдут с ума. По крайней мере, на это очень хотелось надеяться. Арлен поймал себя на мысли, что злится – злится на Марию – за глупые предсказания, на Клариссу – за слёзы, на остальных – за неуместное молчание; злился он и на совершенно одинаковые бесконечные туннели, где не мелькало решительно ничего примечательного. Зачем они здесь? Что пытаются отыскать?.. Что, если всё это вообще ошибка, а неведомая тварь, свившая гнездо где-то в Эмбертауне, и не думала пользоваться системой подземелий, и… Вместо очередного коридора впереди выросла груда камней. - Чтоб их! – Эдмунд вскинул руку, будто собирался ударить по стене, но прислушался к далёкому шелесту осыпающейся земли и тотчас передумал. – Нам точно сюда? Мария слабо покачала головой: - Мне казалось… Может, здесь есть обход. Тут был поворот, совсем недалеко. Если пройти чуть назад… - Теперь ты понимаешь, что идти сюда без карты – так себе затея? – в голосе уже успевшей успокоиться Клариссы вновь послышались деловые нотки. – В городе наверняка найдётся кто-то из бывших шахтёров. Ни в жизнь не поверю, что они в этом муравейнике ориентировались по памяти. До того казавшаяся уверенной, Мария беспомощно посмотрела на спутников, после чего неожиданно тихо пробормотала: - Голова кружится. Ещё один туннель, всего один… если и там завал, мы отправимся в город. Оно совсем близко, я чувствую, там, за обвалом… Сам собой вырвался облегчённый вздох, а пальцы, теребившие до того воротник, расслабились. Она почти сдалась. А значит, скорее всего, бессмысленный порыв, приведший их сюда, захлебнётся, и можно будет вернуться позже – с запасом пищи, с картой, во всеоружии, и тогда… - Откуда мы пришли? Кто-нибудь помнит? – Роланд, встав на перепутье, поднял лампу выше, будто силился что-то разглядеть вдалеке. Арлен пожал плечами: - Ищи знак на стене. Я их оставлял всю дорогу… ага! Вот, нам нужно… Недавнее спокойствие рухнуло, как карточный домик, когда Арлен увидел тщательно выведенную мелом стрелку, указывающую направо. И ещё одну, чуть выше, с той лишь разницей, что указывала она налево. - Ты идиот?! – Эдмунд попытался отвесить ему подзатыльник, на что получилось лишь растерянно пробормотать: - Я рисовал только одну, всегда, только одну, понимаешь?! Стремясь проверить страшную догадку, он кинулся наобум, пытаясь отыскать ещё один поворот. А вот и он – точно так же отмеченный стрелками. Одна, другая, третья… - Мы чего это, заблудились?.. – слова Кинана прозвучали страшнее, чем вой любого, даже самого жуткого зверя, и Арлен потянулся дрожащей рукой к нарисованным стрелкам, пытаясь отыскать среди них правильную. Пусть, пусть остальные сейчас исчезнут, как страшный сон, пусть вдали послышится завывание метели, пусть… Катакомбы ответили густой, как никогда ранее, тишиной.