У истоков Ночи

Оказывается, тишина и в самом деле может звенеть. Не сразу: сначала она совсем незаметна, и едва-едва слышны в ней шорохи опадающих комьев земли, редкое капанье воды, тревожное дыхание. Но со временем громче, тяжелее становятся звуки – и тогда каждый вдох и выдох гремит подобно удару погребального колокола. Мечется по стенам тревожное пятно лампы: кажется, что видны во мраке подземных туннелей жуткие силуэты преследующих молодых Хранителей тварей; кажется, довольно будет достаточно резкого поворота, взгляда через плечо, чтобы заметить, как мелькнёт рука, нога или обрывок савана недостаточно расторопного мертвеца. «Они пришли на день, а остались навсегда», – кто такие «они»? Шахтёры? Дети вроде того мальчишки, Бена, в своих играх забредшие слишком далеко? Нет ответа. Арлен обернулся, почти чувствуя запах разлагающейся плоти, слыша треск трущихся друг о друга, склизких от гнили костей – и уже знал, что не увидит ничего, кроме пустого коридора. Наверное, именно так сходят с ума. - Я слышал, - выстукивая зубами барабанную дробь, пробормотал Роланд, - что, если ты потерялся, лучше остановиться. Тогда тем, кто придёт на поиски, будет легче. - «Легче» что? Достойно похоронить твой труп?! – Эдмунд натянуто, будто принуждая самого себя, рассмеялся. – Проснись и пой! Даже если Леона с утра отправится на поиски, как думаешь, сколько времени ей понадобится, чтобы понять, что мы здесь, потом найти карту, прочесать катакомбы? Да к тому времени… - Замолчите! Просто замолчите, оба! Думаете, вам одним страшно?! – Кларисса беспомощно зажала уши. Они пробовали, конечно, говорить о чём угодно: Кинан, стараясь говорить как можно беспечнее, рассказывал о родной деревне, о соседке, которая как-то раз возомнила, будто у неё украли поросёнка, полезла с кулаками на соседских детей, а поросёнок после нашёлся – живым и здоровым – в загоне, под боком у матери. Он рассказывал обо всём подряд, но эти в меру глуповатые, в меру забавные истории звучали здесь страшно и нелепо. О мелких неурядицах приятно слушать дома, у тёплого камина, а не в бесконечном подземелье. - Я слышал, - снова подал голос Роланд, - что тут целый лабиринт. Специально так строили, чтобы запутать врагов, которые захотели бы попасть в Эмбертаун через подземные ворота. И ориентиров никаких не оставляли – за тем же самым. Слышали, может, в городе говорят – «память шахтёрская», очень хорошая? Это потому, что они тут раньше без карт ходили, по памяти… Про себя Арлен проговаривал те же самые слова, прекрасно осознавая их правдивость: одно дело – знать из книг и газет, пока к тебе это не имеет никакого отношения, и совсем другое – вспоминать сейчас. Уж лучше бы Кинан продолжал распинаться про поросят, а ещё лучше – Мария ожила, перестала виснуть на Роланде. И сказала, что снова может видеть ту тварь, ради поисков которой они явились в подземелья. Или указала выход. Только бы не тишина, только бы не спутанные серебристые волосы, вновь и вновь навевавшие воспоминания о чёрной вуали и тёмно-зелёном платье… И в этот миг Мария, вскинув голову, кинулась в боковой проход. - Стой! Куды! Не так быстро же ж… - Кинан всплеснул руками и помчался следом, чудом не проломив лбом низко нависшую деревянную балку. Роланд качнул лампу, тревожно заметавшийся свет пролился в доселе тёмный проём – и тотчас послышался показавшийся вдвойне оглушительным вскрик. Арлен втянул голову в плечи: чего доброго, весь туннель сейчас рухнет им на головы! Но потолок не спешил обрушиваться, лишь осыпалась где-то вдалеке земля. Мария болталась, подхваченная руками Кинана, над внушительным проломом в полу; нечего было и думать, чтобы пройти здесь. Как бы извиняясь за вопль, она теперь говорила едва-едва слышно, повторяла: - Мы… мы должны идти сюда. Оно рядом. Здесь. - Ты под ноги гляди, а то так и убьёшься! – бурчал себе под нос Кинан, оттаскивая её подальше от пропасти. Сгоряча Арлену показалось, что перед ними бездонная дыра, как в бабушкиных сказках: можно падать целую вечность, но много раньше умрёшь от голода и жажды, чем прекратится падение. Но Роланд, боком приблизившись к краю, посветил вниз – и стало ясно, что у ямы всё-таки имеется дно. Не так уж далеко, внизу, пролегал ещё один туннель, насколько можно было разглядеть – без каких-либо ответвлений. - Нам нужно туда, - слабым голосом пролепетала Мария и указала вниз. - Уверена? – Кларисса покачала головой. - В прошлый раз, когда мы тебя слушали, наткнулись на завал. - Ты что, не понимаешь?! – глаза Марии яростно сверкнули, то ли сами по себе, то ли отражая свет лампы. – Присмотрись! Туннель совсем другой. Арлен прищурился: а ведь и в самом деле. Прежние подземные коридоры походили один на другой, как куриные яйца; за провалом же деревянные подпорки сменились более устойчивыми каменными колоннами, а гораздо более ровный пол покрывали потрескавшиеся плиты. Всё казалось чистым, словно совсем недавно кто-то прошёлся по туннелю с ведром и тряпкой. - Может, поосторожней, потише, а? – Кинан опасливо поёжился. – Тама, может, и нежить прячется. - Ага, так и представляю: ходит, значит, нечисть, стены языком вылизывает, полы моет… - фыркнул Эдмунд. – Не чуди! Я вот думаю, это один из тех проходов, которые ведут в город. Их уж наверняка укрепляли будь здоров. - А может, не стоит? – Роланд опасливо поёжился, покосившись на крутой склон. – Тут будет тяжело спуститься. - Да тебе и по лестнице-то «тяжело спуститься», - фыркнул Эдмунд и первым поспешил к обрыву. Арлен наблюдал за спором молча, переводя взгляд то на оживившихся товарищей, то на Марию: та сидела, съёжившись, и сковыривала сухую корку со ссадины на колене. И когда она успела порвать штаны? Ох, нашёл, о чём думать! Хуже другое: глядя на неё, он не видел ту решительную девушку, которая сумела убедить их всех нарушить приказ Леоны, увела в Эмбертаун. Видел существо слабое, зависимое, ведомое. Разве люди меняются так быстро? Разве такие перепады настроения – это нормально? Пара мгновений безмолвия; затем – тихий шлепок, столь же тихое ругательство, и лишь следом – оклик Эдмунда: - Вы спускаетесь или нет?! Только осторожней там. Земля осыпается. Около трёх ярдов – не такая огромная высота, чтобы опасаться серьёзных травм; и всё же Арлен не сразу решился шагнуть к краю. Его опередила, казалось бы, сонная и апатичная Мария: едва услышав голос брата, она вскочила – и юркнула вниз, напоследок отрывисто прошептав: - Роланд, освещай склон. Потом передашь лампу Кинану. В дрожащем свете они, один за другим, опускались. Шершавая земля казалась живой, и очень своенравной: она выворачивалась из-под пальцев, а удержанная, будто в отместку, колола под ногтями. Вроде бы совсем не высоко, но кажется, спускаешься целую вечность. А свет качается, то и дело норовя исчезнуть вовсе, и так и хочется прикрикнуть на товарища, чтобы держал лампу ровнее. Арлен спрыгнул на каменные плиты, но вдруг в нужном месте не нашлось опоры, и он покачнулся. В глазах потемнело – прикрыли лампу? Нет, наверное, от боли. - Ты как? Живой?! Закусив губу, Арлен кивнул и осторожно пошевелил ступнёй. Нет, на вывих или перелом не похоже: скорее, просто ушибся. Подождать совсем немного – и пройдёт. Наверху остался лишь одинокий огонёк. Роланд, покрутив головой по сторонам, что никто не собирается облегчать его участь, и с тяжёлым вздохом полез вниз. Бедному толстяку приходилось несладко: мало его собственного веса, так ещё и мешающая лампа, не позволяющая уцепиться двумя руками сразу. Свесившись, он потянулся к вытянувшемуся всем телом Кинану, когда что-то зашелестело, затем – загрохотало. Кажется, завизжала Кларисса, затем вздыбилось облако пыли, зазвенело разбитое стекло, и повисла тишина. Свет исчез. Арлен зажмурился, надеясь, что глаза быстро привыкнут к темноте. Но держать веки сомкнутыми оказалось непосильной задачей – и почти сразу он сдался, принявшись напряжённо сверлить взглядом воцарившийся мрак. Разум подсказывал, что часть склона всё же рухнула; сердце – наглым образом рванулось вверх, тесня сжавшееся горло. - Во имя Трёх… - простонало из темноты, из чего Арлен заключил: Роланд, по крайней мере, не особо пострадал. - Отлично! – прорычал Эдмунд, и послышался звук шагов. – Теперь мы точно отсюда никогда не выберемся! Кто вообще доверил лампу этой туше, когда… - Там свет! Невысказанные слова о том, что сейчас не время искать виноватых, остались где-то внутри; Арлен покрутил головой, пытаясь отыскать то самое «там», на которое, очевидно, указывала Кларисса: лишь бы вновь расступилась темнота, лишь бы снова видеть. Когда светло, ты видишь собственные страхи; во мраке же они способны раствориться без следа, но лишь затем, чтобы после возникнуть в самом неожиданном месте: за портьерами, за углом, на пороге комнаты. Или прямо за спиной. Крохотный огонёк разрастался, чтобы вскоре обернуться зажжённым факелом. Недолго, совсем недолго молодые Хранители стояли в кругу света, будто пытаясь вдохнуть его, зачерпнуть ладонями, унести немного с собой. Улыбнулся даже Роланд, придерживающий окровавленный локоть – не иначе как напоролся на осколок разбившейся лампы. Арлену показалось, что он только что понял – вот оно, абсолютное счастье, плевать на окружающий лабиринт, на ноющую щиколотку – плевать… - Факелы не горят сами по себе. Их кто-то должен был зажечь. В другое время он усмехнулся бы, сказав Клариссе, что столь глубокомысленные наблюдения можно было бы оставить при себе; может, добавил бы, что странность отметило бы и несмышлёное дитя. Но сейчас вместо ехидства в грудь холодком заполз отступивший было страх, свернулся душащим кольцом. Здесь, рядом, кто-то есть. Кто-то, кто методично заманивает их в ловушку – и они покорно бегут по намеченному маршруту. - Может… пойдём, а? – Кинан зябко поёжился. – Не надо, значит, тут стоять. А то… Неопределённый взгляд туда, где свет затихает, задавленный щупальцами подземного мрака и холода, туда, где, возможно, больше нет дороги назад. Затем – в другую сторону, туда, где путь так гостеприимно освещают факелы. Хотелось зажмуриться – и броситься во тьму, расталкивая во все стороны реальных и воображаемых чудовищ, не давая мурашкам просочиться сквозь кожу и заставить дрожать и скулить, как перепуганное дитя. Арлен посмотрел на Марию, на Клариссу – и, стараясь говорить как можно увереннее, расправил плечи: - Мы – Хранители. Разве… разве не из-за ночной твари мы здесь? Найдём её, и тогда… Никто больше не сказал ни слова. Лишь Мария слабо кивнула и почесала подсыхающую кровь на верхней губе. Нужно перевести дыхание, повторить про себя слова клятвы для большей уверенности, сжать в руке кинжал – и шагнуть вперёд. В пугающий свет.