У истоков Ночи

Разговор обещал быть долгим. Кларисса начала первой — и рассказала всё то же, что озвучила Хранителям, только теперь — со множеством мелких подробностей. В её голосе звучало не то недоумение, не то паника, и Арлен не мог толком понять, пыталась ли она убедить в своей правоте окружающих или саму себя. Наконец, она замолчала. Лорд Темплтон, до того будто окаменевший, отмер и заговорил: — Я не знаю, что сказать… В самом деле, не знаю. Многое правдиво, но последняя часть… абсолютный бред! Как видите, я жив. Полагаю, у вас есть способы проверить, не являюсь ли я, чего доброго, нежитью? — Есть один, заранее позвольте извиниться, конечно, но… — и Арлен аккуратно посыпал руку мужчины солью. Жизнь — большая шутница: ещё недавно, когда-то же самое делал Кинан, это казалось бредом, теперь же — обрело смысл. Ожидавший чего угодно, кроме таких манипуляций, Альфред Темплтон встряхнулся: — Прошу прощения? — Нежить не переносит соли. Она причиняет им боль, как кислота или что-то в этом роде, — Арлен и сам отдавал отчёт, сколь нелепо звучат подобные объяснения, и потому предпочёл замолчать. — Есть у меня одна идейка, — вдруг нарушил тишину Себастьян. — Вы скажите-ка, а когда, по-вашему, бред пошёл? Ну, что последнее совпало? — История о том, как я проиграл Клариссу в карты. Да-да, не смотрите на меня так! — лорд вздёрнул подбородок. — Вы не скажете мне ничего, что я ни сказал себе тогда. — Мы пришли не воспитывать вас, а разобраться, — буркнула Леона, и лишь едва ощутимо поморщилась. Не разберёшь — то ли нервничает, что разговор снова уходит от нужной темы, то ли всеми силами скрывает презрение. Лорд не вдавался в нюансы, сразу же выбрав более благоприятную для себя трактовку. — Обычно мы играли одним и тем же составом — местные владельцы заводов, магазинов, парочка из удержавшейся на плаву старой аристократии. Людей, у которых есть деньги — действительно есть, вы ведь понимаете, о чём я? — во все времена можно было пересчитать по пальцам. Я уж молчу о том, как это удобно. Можно проиграть всё состояние — и на следующий же вечер отыграть своё, да ещё заполучить пару мешков золота сверх того. Лицо лорда раскраснелось, и теперь он как никогда ранее напоминал пьяницу. Да, такое вожделение во взгляде — а ведь он просто рассказывает об игре в карты! Даже страшно, пожалуй, было бы увидеть его за ломберным столом. — Да, одни и те же лица, одни и те же люди… но не всегда. В тот злополучный вечер появился незнакомец. Знаю, звучит, как дурная пьеса, и вы уже представили себе мрачного, молчаливого старца в чёрном, как ночь, плаще; вовсе нет — то был юноша, почти мальчишка. Едва он вошёл, как его внешность и чрезмерная молодость тотчас сделалась предметом насмешек: в нашем кругу не сильно уважают богатых сынков, просаживающих отцовские состояния. Честно говоря, я думал: он сразу же уйдёт. Лорд остановился, чтобы перевести дыхание, и удостоился сразу четырёх выжидающих взглядов. — Но юноша остался, более того, изъявил желание поучаствовать в игре. Один из моих партнёров по игре, господин Абрамсон, расхохотался и заявил, что здесь играют на деньги — и вряд ли у мальчишки найдётся хоть пара грошей в качестве ставки. Тогда юноша выложил на стол ожерелье, и поставил на кон его. — И вы приняли ставку? Не побоялись, что это подделка? — не удержался от вопроса Арлен. Почему-то ему казалось, что это очень важно. — Среди игроков была парочка ювелиров; им и взгляда хватило, чтобы понять — украшение старинное и, очевидно, дорогое. Лично я не увидел ничего особенного — тусклый кусок золота с мелкими камнями и каким-то орнаментом… Даже показалось, что эта дрянь была испачкана в земле. Но ставку приняли — и что я мог? Отказаться от игры из-за какого-то незнакомца? И прежде Арлен не мог понять тех, кто способен, потеряв разум, проиграть всё, что угодно. Сейчас он поклялся себе: никогда, никогда, пусть даже от этого будет зависеть его жизнь, не касаться карт. Никому из игроков и в голову не пришло, что ожерелье может быть краденым или пуще того — что неожиданный посетитель из числа мародёров, грабящих могилы. А может, и пришло — просто никто не захотел связываться. Богачи, пришедшие повеселиться, предпочли ничего не замечать. — Вечер, как ни странно, пошёл своим чередом. Присутствие того юноши не сильно повлияло… одна партия за другой — он и побеждал, и терпел поражения не хуже прочих. Раз за разом в руках мальчишки оказывались огромные суммы — и тотчас же возвращались к владельцам, а у него оставалось всё то же ожерелье. Постепенно нас становилось меньше: кто-то вовремя останавливался и выходил из игры, кто-то — проигрывался до последнего гроша. На язык так и просилось ехидное: а вы? Осталась ли в ваших руках в тот вечер хоть одна монета, или же пришлось идти пешком через ночной город, не сумев оплатить наёмный экипаж? Арлен ущипнул себя за руку: нельзя, нельзя перебивать. Лучше слушать внимательнее — и терпеливо ждать, пока лорд Темплтон доберётся до сути. — В конце концов, мальчишка предложил мне сыграть с ним — один на один. У него на руках оставалось только то самое ожерелье; у меня… кхм… буду честен, мне было нечего поставить. Но я подумал: если бы я выиграл ожерелье, получился бы неплохой подарок для Клариссы, это утешило бы её, хоть немного… Арлен терпел — но вместо него не выдержала Кларисса: — И ты… ты поставил на кон меня?! Чтобы выиграть ожерелье — для меня же?! Ты сам не понимаешь, насколько это похоже на бред, ты… — Нет, я не настолько лишился ума, — Альфред Темплтон упорно не смотрел на возмущённую девушку, словно пытался от неё отгородиться. — Я честно признался, что не могу поставить ничего, и тогда… Этот мальчишка, он положил передо мной пистолет. И предложил… предложил поставить на кон мою жизнь. — И это вы называете «не лишился ума»?! — Арлен даже вскочил — настолько абсурдной казалась описанная ситуация. — По-моему, это как раз смахивает на сумасшествие! Лорд Темплтон нахмурился: — Вы меня обвиняете?! Я ведь не думал, что он говорит всерьёз! Ему просто хотелось продолжить игру, сказал я себе — и согласился. Но карта не шла; я проиграл быстрее, чем успел это осознать. Он засмеялся — и я засмеялся вслед за ним; всё казалось глупой шуткой. До тех пор, пока он не вложил пистолет в мою руку. Возникла короткая пауза. Взгляд лорда метался из стороны в сторону. Кажется, или он пытается найти хоть каплю понимания, одобрения? Арлен умел притворяться, когда того требовали приличия; но сейчас больше всего хотелось покинуть этот дом — и никогда более не вспоминать безумные речи на первый взгляд нормального человека. — Я испугался; любой, любой испугался бы! Представьте, что вам тычут дулом в висок, и вы понимаете, что это серьёзно, что другой игрок с нетерпением ждёт выстрела. Я молил о возможности отыграться, о замене моей жизни на что-то ещё, но он расхохотался и сказал: позвольте, замена должна быть равноценной! Что, в самом деле, может быть дороже жизни! Продолжения рассказа не последовало. Не хочет вспоминать? Стыдится? Арлен силился отыскать в себе сочувствие к этому человеку — и не находил ничего, кроме досады. Как можно жалеть себя, требовать жалости от других, когда сам целенаправленно загоняешь себя в ловушку?! — Вы предложили свою дочь. То, что дороже жизни, — безжалостно подытожила Леона, и впервые за долгое время молодой Хранитель почувствовал нечто вроде солидарности. — Полагаете, мне следовало умереть тогда? Я не какой-нибудь бессердечный ублюдок! У нас был уговор, что Клариссе не причинят вреда, нет; ему нужна была всего лишь прислуга! Воспитанная леди, которая могла бы встречать у ворот и сопровождать к хозяину гостей! — Отлично! А что бы ему помешало… — задохнувшийся возмущением Арлен не успел договорить, но уже услышал ответное: — Вы меня удивляете! Уговор — дело чести. — И ты продал меня, — голос Клариссы звенел, как разбивающееся стекло; Арлен передёрнулся, почти вживую ощутив, как его и окружающих осыпает стеклянной крошкой. Лорд раздражённо обернулся: — А ведь Кларисса всё поняла правильно! Она согласилась, она всегда слушала меня. Я отвёз её на встречу с тем юношей, и уже тогда несколько обеспокоился… — Только тогда?! — но он не обратил внимания на Леону, а может, и не услышал: — Он приветствовал её, как леди, а не как служанку, и только посетовал, что у неё тёмные волосы. Я спросил: неужели это важно?! Он словно пояснил: ему всё равно, но его матушка довольно вздорная дама и предпочитает видеть вокруг себя прислугу с определёнными… кхм… внешними данными. Как всё-таки легко иногда убедить себя в собственной непогрешимости! Сейчас Альфред Темплтон искренне считал себя жертвой обстоятельств; он мог сотни раз повторить, как раскаивался в совершённой глупости, но оттого не исчезло бы ощущение, что для него то происшествие — нечто незначительное. В голове крутились десятки жутких мыслей; иные из них Арлен не сумел бы произнести вслух, даже если бы в случае молчания ему угрожала немедленная казнь. — Кларисса провела там всего день. Один день! Когда я проснулся на следующее утро, вся эта история вдруг показалась нелепостью, фарсом! В конце концов, репутация среди картёжников — не то, что стоило бы унижения моей дочери. Я приехал к его дому и потребовал вернуть Клариссу, говорил о том, что никогда больше не возьму в руки карт, и что готов, если требуется, пустить в висок пулю, что теперь не боюсь… На миг Арлена охватило злорадное любопытство: а что, если бы пистолет снова оказался у виска лорда? С какой скоростью он бы повторно отказался от дочери, лишь бы спастись самому? — Этого не было, — твёрдо проговорила Кларисса: впервые за последний час в её голосе слышалась уверенность. — Я сама заплатила за себя. Отдала те драгоценности матери, которые ты ещё не успел проиграть. Ты даже не думал забрать меня! — Вас я и не забирал — особенно выделив первое слово, фыркнул Альфред Темплтон. — Я не знаю, что произошло, однако в одном я абсолютно уверен — моя дочь умерла! Вы думаете, я стал бы выдумывать подобное? Какой смысл?! — А о чём я, собственно, подумал, — вдруг вклинился в разгорающийся спор невозмутимый голос будто не заметившего перемены обстановки Себастьяна. — Если расходиться начало отсюда, выходит, тогда что-то и случилось! Кларисса затихла, после чего, крепко сжав руки, пробормотала: — В этом определённо есть смысл. — Что вы имеете в виду? — заволновался Альфред Темплтон, и уже сообразивший, что к чему, Арлен воскликнул: — Тот юноша, которому вы проиграли Клариссу! Вы не думаете, что он пришёл именно за ней? Что он ждал, пока вы поставите её на кон, а отпустил с вами, потому что… — тут он запнулся, но понявшая его мысль Леона закончила: — … Потому что уже забрал то, что ему было нужно. Жизнь вашей дочери. Если он был из ночных, ему ничего не стоило высосать её жизненную силу, и отпустить с вами пустую оболочку. — Эй! — толком неясно, чего больше прозвучало в возгласе Клариссы: возмущения или страха. — Я ещё жива, если вы не заметили! Вы же сами говорили — ему могли изменить воспоминания, могли заставить его забыть меня или считать дочерью другую девушку, или… Старшая Хранительница с силой встряхнула Клариссу за плечи. — А ещё воспоминания могли изменить тебе. Такое в голову не приходило? Отпустив примолкшую, явно растерянную девушку, она встряхнулась. Мутный взгляд единственного глаза остановился на держащемся за виски лорде. — В этой истории много непонятного. Есть ещё один вопрос. Катакомбы под Эмбертауном. Зачем вы их выкупили? Только, прошу, избавьте от чуши на тему исторического облика города, или что там ещё принято выдавать как оправдание! Альфред Темплтон отвернулся к разбитому окну. Напряжённо размышляет, но о чём? О том, говорить ли правду? Или повторяет про себя заученную заранее ложь, боясь случайной ошибки? — Это была просьба. Того юноши. Видите ли, мой дом должны были продать за долги, а он предложил заплатить… в обмен на услугу. От меня требовалось прийти к властям — с его деньгами — и заявить, что я хотел бы заняться восстановлением подземной части Эмбертауна. Леона удовлетворённо кивнула, как если бы услышала подтверждение собственных мыслей: — Мы непременно продолжим беседу. Но сейчас нужно идти. Вы встречались с тем юношей; как его имя? Где его искать? Умом Арлен и сам понимал, что сейчас важнее всего информация; понимал — и не мог заставить себя слушать дальше, видя побледневшую, затравленно озирающуюся Клариссу. В конце концов, Леона и Себастьян вряд ли по-учительски потребуют повторить последнюю прозвучавшую фразу. Разумных людей здесь и без него достаточно, а вот способных поддержать — ни одного. Он и сам не особенно умел успокаивать, и потому получилось только дежурное: — Ты в порядке? — Не понимаю. Я не умирала, я — Кларисса Темплтон… тогда почему всё так? Почему – она? Кто она такая? Почему она вместо меня? — Кларисса мучительно хмурила брови, точно пыталась что-то отыскать в закоулках памяти, но никак не находила. Решив, что для приличий сейчас не время, Арлен протянул руку — просто похлопать по плечу, как боевого товарища, как друга. Но испуганная девушка перехватила его ладонь и с силой, почти до хруста костей, сжала. — Ты же веришь мне? Ты поможешь? Арлен хотел кивнуть, но за спиной послышался отвлёкший оклик Леоны: — Эй, вы двое! Нам пора. Неплохо бы разобраться с этим типом… И вообще во всей этой истории! Она уже начинает действовать на нервы. Не отпуская руку Клариссы, Арлен вместе с ней направился к дверям, когда им в спину вдруг донеслось сбивчивое: — Если вы… ты… в самом деле моя дочь… Это маловероятно, но всё же… Лорд умолк, словно вдруг позабыл те слова, что собирался произнести. Пару мгновений Арлен не двигался, ожидая продолжения. Его не последовало. Когда Хранители покинули дом, Альфред Темплтон ещё долго стоял на пороге. Будто не замечая холода, он внимательно смотрел им вслед.