Любовь, несущая проклятье

      Загнанный в угол зверь опаснее вдвойне, ибо ему не остается ничего, кроме рьяной борьбы за свою жизнь.       Рассвет наступал тихо и неторопливо, будто позволяя Лале примириться с мыслью, что она опять его встречает во дворце, в своих покоях; та же мозаичная плитка в бирюзово-голубых тонах на стенах, тот же персидский ковер пепельно-дымчатого оттенка, круглый год затапливаемый на ночь камин в углу с дотлевшей древесиной и рядом небольшая тахта, на которой девушка любила читать и предаваться мечтам.       Лале не сомкнула глаз оставшуюся ночь, хотя веки от слез опухли, покраснели и стали неподъемно-тяжелыми. Тело лихорадило, как когда-то в детстве, после перенесенного теплового удара, а мысли разбрелись по разным углам, — их разогнал страх. Страх не столько за свою судьбу, сколько за Влада и Аслана; Лале знала, они ведь придут за ней, это вопрос времени, но тогда не сносить им головы. Мехмед своевольно подправил данное кузине обещание, добавив именно такой пункт: «Уйдут — будут живы, вернутся — казню!»       Если бы она только смогла передать им послание не возвращаться, бежать прочь, заклиная их собственной жизнью!       — Лале-хатун? — служанка с ведрами воды очень удивилась, когда обнаружила госпожу, сидящую на кровати и в дневном одеянии. Еще больше озадачили вид и состояние девушки, словно она перенесла какое-то потрясение. — Вы в порядке?       Лале только глазами взглянула в сторону джарийе*, не поворачивая головы. Рот у нее открылся, но звуков оттуда не послышалось; она охрипла, в горле настоящая засуха, язык накрепко прилип к небу.       — Госпожа… — шепнула Айнур, ставя на пол ведра, всерьез обеспокоившись, ведь никогда еще ее не приветствовал такой безжизненный взгляд, несвойственный султанше. — Я схожу за Шахи-хатун…       — Нет, — со второго раза Лале сумела заговорить. — Я в порядке. Ступай, сама умоюсь.       — Да, госпожа, — склонив голову, молодая девушка исчезла за дверью, позволяя Лале вернуться в себя и пытаться собрать мысли в кучу.       Необходимость каким-либо образом связаться с другом и возлюбленным уже не давала покоя, становясь навязчивой идеей. Лале разогнула подогнутые под себя ноги, скрипя при этом от боли, ведь в этой позе девушка просидела пол ночи, встала и, хромая, пошла к ведрам. Только брызги чистой и прохладной воды в лицо частично вернули ей способность думать; не только жалеть и оплакивать себя, свою любовь и друзей.       — Они не смогут пройти через охрану, Мехмед позаботится об этом… Значит, им придется прибегнуть к помощи кого-то… — глаза Лале наконец заблестели не от слез. — Аслану после похода верной дружбой клялся и жизнь отдать грозился один солдат за свое спасение в бою. Такой же девширме, как и ее друг. Как же его звали! — девушка задержала дыхание не несколько минут — это помогало лучше сосредоточиться. — Омер, Омар… Орхан-ага! — преисполненная благодарности за свою память, в ней проснулся яркий лучик надежды.       Ни гарем, ни другие придворные знать не знали о бегстве кузины султана и по совместительству будущей хасеки-султан. Это и неудивительно. Мехмед не допустит, чтобы о нем так судачили, насмехались, слишком уж бережет свое самолюбие и авторитет. Потому Шахи-хатун, не подозревая, что могла больше не застать подопечную, явилась за ней как обычно. Но на Лале все же посыпались вопросы, видимо, Айнур взболтнула чего-то, от которых пришлось отбиваться, занимаясь противным ею делом — притворничеством.       Лале была не в том настроении, чтобы молиться. Вчерашняя ночь показала, что Аллах явно не желает внимать ее мольбам, Он не на ее стороне и может даже отвернулся, придется уповать лишь на себя саму. И из желания скорее начать действовать, Лале раньше остальных женщин подняла голову и вознамерилась сворачивать свой коврик. Даже недовольное шиканье Шахи-хатун не остановило ее.       — Я закончила, — пробормотала девушка на возмущение пожилой женщины и поползла задом наперед, стараясь не задевать других. Нужно спешить, пока и сам Мехмед либо отсыпается, либо в мечети на городской площади.       Солнце не успело еще обдать своим жаром городом, что позволило Лале намотать на голову махрамах из темно-синего муслина и закрыть лицо яшмаком**, не таким плотным, но достаточно скрывающим черты лица девушки. Сверху Лале накинула черный ферасе*** и, оставшись довольной маскировкой, украдкой покинула покои, тщательно оглядываясь, дабы в этот раз слежки за собой не упустить.       На свой страх и риск, не допуская мыслей, что разыскиваемого солдата при дворцовой казарме может и не быть, Лале спешила по тропинке дворцового сада, опуская голову вниз, стоило попасться на глаза случайному встречному. Тонкие пальцы впивались в послание, адресованное Аслану; было время, когда любознательная девчонка допытывалась учить ее болгарскому, когда друг печально отметил, что уже забывает и письменность, и разговорную речь. К сожалению, родным языком Влада овладеть Лале не успела. Опасаясь, что послание попадет не в те руки, девушка зашифровала его, изложив просьбу не возвращаться за ней так, как смогла.       Неизвестный юноша до блеска натирал острие своего ятагана; присутствие женщины в корпусе казармы не могло не привлечь внимание, даже если она под десятью ферасе. Юноша удивленно вскинул голову и встал с деревянного табурета.       — Хатун, мераба. Что вы здесь делаете?       Лале прикусила губу, подбирая слова на ходу.       — Ага, будь добр, найди мне Орхана, речь о его родных.       — Какого Орхана? У нас их здесь трое, — смешинки заблестели в его синих глазах.       — Орхана, что чуть не погиб под Куруджи прошлой весной.       — А-а, — протянул юноша. — Сейчас, хатун, обожди тут, — оглянувшись пару раз, видимо, чтобы запомнить ее и описать Орхану, юноша пошел в сторону казармы.       Лале обернулась назад, вновь проверяя, нет ли кого за кустами или за деревом, при это совсем лишившись контроля над дыханием; не могла никак его выровнять. Только сейчас начала осознавать, что делает. Какова гарантия, что Аслан обратится к этому Орхану? С чего она взяла? Вдруг сами возьмутся вытворят, уж это в духе Влада…       — Кто меня спрашивает? Что с моими родными? — низкий и тревожный голос заставил ее испуганно обернуться.       — Орхан-ага? Вас ведь спас Аслан…       — Аслан? — близко посаженные карие глаза поглядели на нее с подозрением. — Да, но он пропал со вчерашней ночи. С ним что-то стряслось? Я обещал ему…       — Нет-нет, — поспешила Лале успокоить воина, про себя радуясь удаче. — Но может произойти. И я знаю о вашем обещании, потому смею просить… — девушка дрожащей рукой протянула небольшой листок бумаги, сложенный в несколько слоев. — Сделайте мне одолжение во имя вашей дружбы с Асланом. Если он объявится, передайте это послание и напрочь откажитесь помогать, о чем бы он не просил! Велите убираться из города.       Потрясенный воин принял сверток письма и не мог скрыть недоверия.       — Я не понимаю, хатун…       — Единственное, что ты должен понять, так это то, что таким образом ты отплатишь ему долг за свою спасенную жизнь, Орхан-ага. Умоляю, выполни просьбу.       Он кивнул, более не спрашивая ничего, стоило только услышать про возврат долга. Видно было, воин действительно тепло относился к ее другу.       — Чье имя мне назвать Аслану?       — Каным, — друг частенько звал Лале «милой», пока она не отдала свое сердце Владу. — Скажи, что это от Каным.       — Сделаю, Каным-хатун, — Орхан спрятал послание в нагрудном кармане красного камзола. Лале поблагодарила мужчину и поспешила назад тем же путем.       Птицы щебетали о чем-то на деревьях и Лале улыбнулась, вскинув голову вверх. Плохо закрепленный яшмак сполз с ее лица и удивленный возглас чуть не лишил девушку чувств.       — Лале-хатун? — подросший Раду все больше и больше походил на своего брата; тот же взгляд небесно-голубых глаз, те же черные блестящие волосы, только черты лица парня были помягче, чем у Влада. Да и отношение к пребываю здесь у него было мягче, быстро принял новую культуру, уклад жизни, к тому же, Раду настолько сблизился с Мехмедом, что это стало причиной раздора братьев. — Что вы здесь делаете?       — Я… — суетливо крепя вуаль назад, Лале искала вразумительный ответ. — Искала твоего брата. Ты его не видел?       — Лале, вы же лучше меня знаете, что Влада здесь нет, — слова юного Бассараба ввели ее в легкий ступор. Он стал ковырять землю носком башмака, увлеченно наблюдая за этим процессом. — И… простите меня, но я не мог поступить иначе. — Вдруг взгляд вернулся назад к ней. — Вы ведь будущая хасеки нашего падишаха, ваше место здесь! Вам не место в Валахии.       Лале пошатнулась, будто на нее вылили ушат холодной воды. Рот беззвучно открывался и закрывался, потому что слов у нее не находилось. Так вот откуда Мехмед узнал про побег! Немыслимо. Первым порывом было — это схватить парня за грудки и хорошенько встряхнуть, проклясть его тысячу раз, но Лале даже пошевелиться не могла. И был бы в этом прок? Время это вспять не вернет.       — Раду… — дар речи Лале обрела спустя минуты молчания, пока она судорожно соображала, что говорить маленькому предателю и как себя вести. При этом обрела твердое решение Владу об этом не говорить; если предательство Раду так подкосило Лале, что станет с его старшим братом, до сих пор не нашедшем покоя из-за их раздора? — Твоя верность… — с трудом молвила она, нечеловеческим усилием сохраняя самообладание. — Достойна похвал. Мехмед очень тобой гордится. И, если ты поступил по велению сердца, значит это… правильный поступок, — предательская слеза скатилась по щеке, но Лале проглотила ком в горле и продолжила, не беспокоясь, что Раду заметит. Яшмак скрывал истинные ее чувства. — Но и не забывай, Мехмед очень умный человек и вряд ли позволит себе полностью доверять тому, кто, не моргнув и глазом, предал родную кровь и плоть. Что же тебе стоит предать чужого?       — Падишах мне не чужой! — слова Лале возымели свое действие, заставили его задуматься; глаза парня горели от мыслительного процесса.       — Хочешь быть более ценным в его глазах? Покажи свое умение быть преданным тому, кому должен по крови. Тогда и сомнения его развеешь.       — Но Мехмед ненавидит Влада! — возмущенно выпалил юноша.       — Мехмед отправил Влада завоевывать ему земли и править от своего имени. Твой брат представляет его интересы, Раду. И, предавая Влада, ты предаешь своего падишаха. — выпалив последние слова на одном дыхании, Лале побрела прочь, удерживая себя от порыва пуститься в бегство.       Уже в своих покоях, Лале свалилась на свою постель, бросив на полу верхние одеяния. Слезы, сдерживаемые ею все утро, стояли в глазах крепкой пеленой, но дать им волю теперь не получалось. Возможно, причина крылась в опустошении внутри?       Выполнив миссию, собственноручно возложенную на себя, и, заставив себя поверить, что Влад с Асланом внемлют ее просьбе, одиночество и пустота охватили девушку. Лале глядела в потолок, щедро украшенный затейливыми узорами, и не чувствовала себя более живой. До тех пор, пока сон не сморил её, воссоединив ее с любимым.       Возня в покоях вырвала из сладких цепких рук сновидений, с которыми расставаться Лале не желала даже под угрозой смерти. Лениво подняв голову, ее взгляд уперся в Шахи-хатун и несколько наложниц позади. Сердце пропустило несколько ударов, учуяв неладное.       Если не хочешь слышать ответа, не задавай вопрос. — подумалось Лале, после чего девушка отвернулась от пристальных карих глаз пожилой женщины.       — Аллах, что еще за дела? — возмущенно промолвила Шахи-хатун, дергая подопечную за плечо. — Живо вставай, детка, на хальвет нужно готовиться!       Лале подскочила с места, упираясь спиной в изголовье постели и с нескрываемым ужасом глядя на женщину.       — Какой хальвет?!       — Падишах распорядился. Хамам готов, скорее Лале!       — Мы уже это проходили, Шахи-хатун, — проворчала девушка. — Не может он…       — Не мог, когда султаном был его покойный отец. Не спорь, деточка…       Этого девушка вынести была не в силах. Мехмед не мог проводить с ней ночь, как с наложницей! Это неправильно!       — Но как же никях? — отчаянно прошептала Лале. В больших миндалевидных глаза читалась немая мольба о помощи, но что могла сделать эта женщина?       — Ты и спроси, как пройдешь по Золотому пути, — бесцветным тоном ответила Шахи-хатун, беря Лале под руку и силой вытаскивая с постели. — Это бы случилось, Лале. Прекрати противиться. К тому же неприлично, столько лет тебе уже…       Всего-лишь семнадцатый год пошел, а жизнь ей уже не мила. Каким же искренним было желание Лале, когда уста безмолвно взмолились об ударе молнии, как это случилось с несчастным Хасаном, или о несчастном случае в хамаме. Что угодно, лишь бы сохранить верность возлюбленному!

***

      Темное покрывало, усыпанное множеством звезд, наконец заволокло небо над Османской Империей. Влад не мог припомнить ни одного дня, что длился бы так мучительно долго. Для него вообще было загадкой, как Аслану удалось уговорить выжидать практически целые сутки. Не зная, что там сделали с Лале… вдруг в темницу бросили? Или подписали приказ о казни за измену? От Мехмеда можно ожидать чего угодно! А если её забрал кто-то другой, и они только потеряли драгоценное время?       Молодые мужчины оседлали коней. Аслан обещал, что Орхан-ага не откажет в помощи, поможет им пробраться, даже рискуя своей головой. Владу верилось с трудом. Впрочем, он не доверял никому из османов, они так и остались в его глазах варварами, разграбившими его страну, и посягающими на нее до сих пор. Как только он займет свое место — место господаря Валахии — он соберет все силы, чтобы уничтожить каждого османа на своей земле! Но сначала, он вызволит возлюбленную, что сядет подле него во главе страны. Только вот оставалось полагаться на друга, ибо наследный принц сейчас думал не головой, а острием своего орудия.       Влад скрыл лицо за капюшоном и устроился на добытой телеге, придерживая бочки с шербетом и клинки, спрятанные под ними, а Аслан сидел за упряжкой. Им нужно было попасть через малые ворота, как извозчикам продуктов, доехать до кухни и пробраться до казарм, чтобы отыскать союзника, который должен будет не только изложить суть нынешних дел во дворце и посодействовать в поисках Лале, но и достать для них одежды гвардейцев, дабы не привлекать к себе лишних взглядов.       План Владу казался хлипким и безнадежным, особенно, когда караульный приказал стоять, и конь взволнованно заржал.       — Что везёте? — Аслан испытал облегчение, не узнав этого воина; значит и он ему неизвестен.       — Шербет, ага. Лучший в городе. Спросите Фатиха-агу, придворного повара, он и заказывал! — в доказательство улыбчивый парень потряхивает один бочонок, и оттуда слышится всплеск жидкости.       — Шербет привозит старик. Ты кто такой? — не унимался бдительный страж.       — Мой отец Сабир приболел, поэтому я везу. А этот, — кивнул парень на Влада. — грузит бочонки.       Смерив взглядом друзей, караульный кивнул другому, видимо, стоявшему у ставней, и ворота отворились. Слишком безответственное отношение, учитывая побег двух парней накануне, которые могут и вернуться, но вдруг об этом никому неизвестно?       — Сабир, Фатих, откуда ты их знаешь? — полушепотом спросил Влад. — Не знаю, — пожал плечами Аслан, весело блеснув глазами. — Я выдумал эти имена.       Влад покачал головой, скрывая в тени капюшона свою усмешку. Хочешь, чтобы уловка удалась? Подавай ее уверенно и обыденно.       Повозку с шербетом оставили у заднего входа кухни и прячась в тени деревьев и стен, они друг за другом последовали к казарме. Попутно Аслан пытался уговорить Влада остаться ждать, в то время, как он сам отыщет Орхана, но Басараб упирался, настаивал на своем, испытывая терпение друга и их удачливость в целом.       — Ты постоянно споришь! И тянешь время! Или не доверяешь? — глаза рыжеволосого парня сощурились и обдали Влада холодом.       — Тебе доверяю, а вот этому осману — нет! Только безумец пойдет против султана, не зная ради чего!       — Я доверяю ему. По-моему, это о чем-то да говорит.       Опять открыто недооценил он Аслана, благодаря которому им удалось пройти через ворота без шума. Влад умолк и кивнул, позволяя другу идти.       Минуты всегда длятся вечностью, когда с замиранием сердца ждешь чего-то, когда не способен ни на что повлиять и обречен бездействовать. Влад переминался с ноги на ногу, не выходя из тени восточного бука. Мимо проходили какие-то служанки с евнухом, шушукаясь бурно между собой.       — О, Аллах, видели бы вы это личико, — мертвенно-бледное, будто покойница. А как вопила, что без никяха хальвета быть не может. Мне так стало жаль бедняжку.       — Себя пожалей, — зашипел евнух. — Пора вас лишать языков, чтобы не разносили грязные сплетни.       — Ага, я правду говорю, не стоило тащить Лале-хатун на хальвет сегодня. Явно не стоило…       Руки Влада стиснулись в кулаки. Он не сделал ни единого вдоха, пока слуги не скрылись из виду, а потом круто развернулся, чтобы последовать за ними, но рука, опустившаяся на его плечо, остановила Бассараба.       — Куда ты? — Аслан был один. Влад стиснул челюсть. Так он и думал.       — В покои к этому грязному ублюдку.       — Из ума выжил! Влад, мы не так договаривались… К тому же, Орхан передал мне письмо от Лале. — Услышав имя любимой, Влад замер, не моргая глядя в глаза Аслана.       Тот развернул смятый лист и отчего-то улыбнулся, с придыханием продолжил. — На моем родном языке писала. Почти без ошибок…       Влад грубо вырвал из рук Аслана письмо и жадно впился в него своими потемневшими голубыми глазами, теперь напоминающими затянутое тучами небо.       — Что тут написано?       Аслана раздражало то, как ведет себя Влад, но его еще и утомило вечно пререкаться с ним, почему решил ответить:       — Пишет, чтобы мы не возвращались за ней, ибо сам Аллах так распорядился, — голос парня был тихим и скрипучим, отражая испытываемую боль. — И Мехмед пообещал сдержать слово и отпустить нас домой, только вот слово это будет иметь вес, пока она остается с ним и пока мы держимся подальше от дворца. Иначе нас казнят. И с Орхана клятву взяла, что не поможет он нам…       — Приносит себя в жертву ради нас, — убитым голосом прошептал Влад, комкая письмо. — Прямо сейчас, Аслан! Но этому не бывать… — Бассараб срывается с места. И нет больше в мире ничего, что удержит Влада и гнев его. ________________ *Джарийе — рабыни, наложницы, которые получали минимальное жалование. В их обязанности входила уборка помещений и прислуживание тем, кто находился выше статусом. **Яшмак — это турецкий и туркменский тип чадры или никаба, который женщины носят, чтобы прикрыть лицо на публике. ***Ферасе — это мусульманское платье с длинными рукавами, надевается поверх одежды.