Любовь, несущая проклятье

      Лайа подкрашивала свои густые ресницы, с трудом управляя дрожащей от волнения рукой, оставляя черные следы на верхнем веке. Во что она ввязалась? Как могла так беспечно поставить подпись в неизученный документ? Зачем дала слабину перед вездесущим Винсентом и не осталась категоричной, что отпуск — не время для работы?! Ответ был прост и очевиден: она брала на себя слишком много. В погоне за карьерой и деньгами, повторяя про себя, что не имеет права подвести покойных родителей и младшую сестру, взвалила на плечи слишком много. И перестала справляться.       — Ты из ума выжила! Чокнулась! — вопила Милли, когда среди спокойного вечера за игрой в карты вместе с Лео, Лайа решилась сказать о том, насколько круто поменялись их планы на каникулы. И сказала то, что крутилось сейчас в ее собственных мыслях. — Не слишком ли много ты на себя берешь?!       — Обещаю, Милли, я получу отличное вознаграждение и пошлю к черту Винса с его галереей. Последний раз, пойми и прости.       Но девчонка не готова была понимать; она росла в заботе и внимании многие годы, ее окружала любовь семьи, но в один день этого всего не стало. Да, осталась Лайа, не жалеющая себя, только бы обеспечить сестру всем необходимым, однако дать ей ту заботу и внимание не могла. Вечно на работе или на встречах, в командировках, на курсах, выставках. Где угодно, только не с ней. У Милли была огромная надежда на эти каникулы; провести время вдвоем с единственным оставшимся родным человеком, чтобы заполнить дыру в сердце и перестать ощущать это одиночество… но Лайа и здесь умудрилась оплошать.       Именно поэтому сборы проходили в полной тишине. Милли собирала чемодан, стараясь держаться к сестре спиной, чтобы та не видела ее слез. А Лайа чувствовала себя отвратительно из-за несдержанного обещания, что хотелось щеточку от туши воткнуть себе в глаз; особенно тогда, когда она выпала из рук и оставила след на любимой шелковой блузке. Тишину разразило негромкое ругательство, вырвавшееся из ее уст.       — Ах ты брыдлый!       Девчонка, привыкшая, что старшая сестра никогда не может ругнуться как все обычные люди, оборачиваться и как обычно подтрунивать не стала, но сквозь слезы приглушенно хрюкнула; отчего-то Милли это смешило постоянно, находятся они в ссоре или нет.       В номере зазвонил стационарный телефон как раз тогда, когда девушки намеревались покинуть свое пристанище, к которому и привыкнуть не успели. Лайа поспешила ответить; звонил ресепшионист, чтобы известить о прибытии автомобиля за мисс Бёрнелл, а молодой человек из соседнего номера уже ждет внизу. Девушка сглотнула ком непроходящего волнения и, натянув улыбку, обратилась к сестре.       — Лео уже внизу. Здорово ведь, что он с нами?       — Даже не пытайся, Лайа. До завтра я точно не намерена с тобой говорить. — пробубнила подросток, в знак протеста натягивая панаму по самые глаза и спеша вперед сестры покинуть отель.       — Отлично, двое против одного. — мрачно прошептала Лайа, волоча за собой чемодан и вспоминания, как Лео встал на сторону Милли.       — Это настоящее безумие! Жить черт знает у кого, черт знает где, в чужой стране! Безумие и глупость. Такой риск не может быть оправдан…       Да, возможно именно так и начинаются сюжеты хоррор-фильмов, но Лайа не могла припомнить, чтобы хоть один маньяк был настолько потрясающе-красивым и статным, и ценителем искусства. Но это не сильно успокаивало, наоборот, заставляло опасаться еще сильнее.       Носферату поспешил встречать новых друзей в холле отеля, благодаря открытой дверце своей переносной сумки. Лео хотел было броситься за ним, но не стал, не в силах оторвать взгляд от представившейся картины: Лайа наклоняется к коту, свободная блузка открывает вид на округлости ее груди, к которой через мгновенье оказывается прижат хитрый сфинкс.       — Мог бы помочь спустить наши вещи. — только ворчание Милли заставило парня опомниться и взять у нее рюкзак с плеч и небольшой чемодан из рук.       — Прости, твоя сестра сказала ждать вас здесь.       — Слушать мою сестру себе во вред. Где наша карета?       — Доброе утро! — Лайа с улыбкой передала кота хозяину и попыталась поймать взгляд сестры, но та переключилась на Носферату. — Я… простите, что втянула вас…       — Ну, зато мы все вместе. В смысле, я буду рядом и не позволю ничему плохому случиться…       Но болтовню Лео Лайа уже не слышала. Она повернула голову в сторону ресепшена и с открытым от удивления ртом слушала новоприбывших гостей, переговаривавшихся между собой на иностранном языке, который девушка никогда в своей жизни не изучала, тем не менее, Лайа могла поклясться собственной головой, что понимала каждое сказанное слово! Это был турецкий.       В салоне дорогого черного автомобиля пахло кожей и благодаря кондиционеру царила прохлада, не позволявшая ногам к этой мягкой коже прилипнуть. За рулем сидел уже знакомый Лайе водитель; тот самый, принесший договор с Дьяволом. Рядом устроился Лео, а сзади сидели сестры Бёрнелл, разделенные не только недопониманием, но и сумкой-переноской с Носферату. За окном городской пейзаж стремительно сменился на лес, а сквозь редкие просветы меж вековых высоких и пушистых сосен виднелись вдали горы. Автомобиль уносил их от цивилизации, сердце Лайи билось с тревожной быстротой, но периодически оборачивавшийся на девушек Лео ободрял дух; он успел поведать, что работает серьезной организации, обеспечивающей безопасность людей.       — Мистер Сержиу, ваш босс живет в деревне? — Лайа была благодарна парню, что тот таким непринужденным тоном решил узнать столь важную информацию, которую не удосужилась узнать она сама.       — Господин живет недалеко от населенного пункта Арефу. Близ искусственного озера Видрару. Слыхали о таком?       — Я — нет. — бодро ответил Лео, поглядывая на девушек. — Что за озеро?       — Оно было создано в результате строительства плотины на реке Арджеш. Для производства гидроэлектроэнергии.       — Очень интересно. — съязвила Милли, но сарказм в ее тоне уловила только Лайа.       — Поенарь возвышается над каньоном реки Арджеш, на южных отрогах Трансильванских Альп. Поистине восхитительное место.       Лайа оторвалась от окна и вопросительно приподняла бровь, с подозрением оглядывая водителя. Насколько ей известно, Поенари, именно под таким названием девушка знала это место, — это руины оставшиеся от некогда существовавшего замка. Как там может кто-то жить?       Лайе хотелось закричать и потребовать остановиться машину, поддаваясь нараставшей в груди панике, но не хотелось пугать и травмировать Милли, поэтому негромко поинтересовалась у водителя:       — Мистер Бассар растратил все свои средства на редкие произведения искусства, что теперь ему приходится жить в руинах?       Вопрос вызвал смешок у водителя.       — Какая вы осведомленная, мисс Бёрнелл. Действительно, там руины от крепости, однако замок в целости и сохранности. Господин позаботился об этом.       — Замок? — Милли, кажется, прервала свой обет молчания и удивленно подалась вперед, хватая сиденье Сержиу обеими руками. — Вы сказали замок? Лайа с Лео переглянулись, разделяя удивление младшей Бёрнелл.       — Именно, юная мисс. Через час с небольшим прибудем, сами увидите.       Трансфэгэрашское шоссе было очень типичным для гористых местностей — серпантин, уводящий то вверх, то вниз. Лайа не отличалась хорошим вестибулярным аппаратом, поэтому старалась ровно и глубоко дышать, смотреть в окно и бороться с тошнотой, вызванной укачиванием. Благодаря внимательно устремленному в окно взору, девушка вскоре заметила вдали сложную, высокую, многоскатную крышу, устремлённую к небу с кованными шпилями и узкими башенками. Водитель не врал, он действительно вёз их в замок! Но, что это за замок и почему такой просветленный в истории человек как Лайа ничего о нем не слышала? Крышу гармонично дополняли мансардные и слуховые окна, а также шпилеобразные и купольные конструкции, напоминающие пинакли. Высокие стены с имитацией колонн, удлинённые стрельчатые окна больших размеров с массивными рамами и витражными узорами, окно круглой формы, разделённое фигурным каркасом на симметричные элементы, напоминающие лепестки цветка.       Съехав вниз по извилистой дороге, замок теперь оказался на высоком холме и крепостной стеной ему служил высокий сосновый лес. Они приближались, а вместе с тем сердце девушки взволнованно трепетало; неизвестный страх, непонятное предвкушение, искренний восторг. Этот спектр чувств только усугублял тошноту, поэтому Лайа приспустила окно, впуская прохладный ветерок, наполненный хвойными ароматами. Солнце скрылось за тучами, стоило им проехать добрую половину пути, обещая разразиться дождём.       Высокие кованные ворота открылись сами, пропуская машину на территорию большого внутреннего двора, примыкающего к холму. Дальше вверх по гравийной дорожке мимо прилегающих к замку строений, которые, судя по всему, служили жилищами воинов, конюшнями, кузницей или складами. У самого главного хода, где Сержиу наконец остановил машину к счастью Лайи, стоял огромный трёхъярусный фонтан, поврежденный временем, видимо давно прекративший функционировать и так ни разу не подвергавшийся реставрации. Сам вход представлял собой оформленный особым образом; с пилястрами, каменными статуями в виде злобных горгулий по обе стороны. Завершался он треугольным фронтоном — выступающие части фасада здания, ограниченные по бокам двумя скатами крыши и карнизом в основании, и массивными кованными дверями.       Трое друзей стояли перед треснувшими каменными ступенями в одинаковой позе; со вскинутыми вверх головами, разглядывая готический замок, его мощные стены местами обросшие мхом. За их спинами Сержиу суетливо доставал багаж прибывших и шутил, уверяя в ответ на вопрос Милли, что призраков тут точно нет.       — Интересно, кто здесь раньше жил? — протянул Лео, присвистнув при этом.       — И сколько ему лет? — девочка обернулась на водителя.       — Много, юная мисс. — улыбнулся Сержиу, демонстрируя ряд ровных зубов и морщинки вокруг глаз. — Замку столько же лет, сколько руинам крепости Поенарь, правда предки господина позаботились о нем и восстановили добрую часть.       Правая створка двери со скрипом отворилась и на улицу вышел невысокий и худощавый мужчина лет сорока, с копной каштановых волос и живым серо-голубым взглядом. Он с улыбкой поприветствовал гостей и пригласить проходить, говоря на английском достаточно хорошо и уверенно.       — Меня зовут Антон, я мажордом, дворецкий или домоправитель, как вам угодно.       — Очень приятно, Антон. — Лайа чуть не присела в реверансе под влиянием атмосферы вокруг, но вовремя опомнилась и вежливо кивнула, проходя первой внутрь.       Сводчатые потолки, которые поддерживают боковые опоры и колонны, украшенные резными узорами, стрельчатые окна, пилястры на стенах, огромная и ажурная люстра свисающая с большой высоты, плиточный пол и широкая лестница прямо напротив входа, ведущая в правое и левое крыло замка. Собственно, на этой лестнице и стоял хозяин сие владения, пряча левую руку в кармане; строгий серый костюм придавал холодный оттенок небесно-голубым глазам, темные волосы гладко зачесаны назад, на острых уголках челюсти играли желваки то ли от напряжения, то ли от волнения. Выдержав недолгий зрительный контакт с Лайей, хозяин замка неспешно спустился к прибывшим гостям, сохраняя непроницаемое лицо, не позволявшее хотя бы предположить, о чем он думает.       — Добро пожаловать, леди, мистер Нолан. — легкий и едва заметный кивок головы, который можно было принять и за небрежность, и за почтение. Холодный взгляд задержался на Лео, словно безмолвно о чем-то предупреждал или угрожал, потом вернулся к Лайе и, кажется, стал немного помягче. — Полагаю, дорога утомила вас. Ваши комнаты готовы, Антон проводит вас.       Лайа положила руку на плечо сестры и чуть выпятила подбородок вперед — верный признак ее упрямства и настойчивости, Влад, было, уже забыл…       — Надеюсь вы позаботились о том, чтобы разместить нас с сестрой вместе.       — Лайа! — возмущенно вмешалась явно очарованная Бассаром девчонка, ведь она умудрилась незаметно стянуть с головы панаму, взбить кудри и обзавестись ярким румянцем на щеках. — Серьезно?!       — Это не обсуждается. — отчеканила Лайа.       — Как пожелаете, мисс Бёрнелл, но я изначально посчитал Амелию достаточной взрослой, чтобы разместить в отдельных покоях, — как только взгляд миндалевидных глазок стал темнеть, превращаясь из золотисто-карих в каштановые, Влад поспешно добавил, одаряя девушку самой скудной в мире улыбкой. — Рядом с вами, через стенку.       — Вы очень любезны, мистер Влад. — не позволяя сестре продолжать спор, Милли расплылась в улыбке и шагнула к Антону, задорно зазывая его показать эти самые «покои», и нет ли в них покойников.       — Очень любезны. — повторила за сестрой Лайа и пошла следом.       Признаться, и от Лео Влад ожидал услышать в третий раз про свою любезность, но рыжеволосый парень неуверенно улыбнулся, ставя на пол сумку-переноску.       — Не возражаете, мистер Барс? — в зеленых глазах читались насмешка и веселье, когда Влад скривил губы. Из сумки с опасливой оглядкой вышел Носферату и боязливо зашипел на хозяина замка.       — Бассар. — ленивым тоном поправил Влад. — Отлично, еще один презрительный взгляд. Чувствуйте себя как дома. Мне надо поработать. Если что нужно, обращайтесь к Антону. — с этими словами он исчез на втором этаже.       Лео проводил силуэт Влада с подозрительным прищуром и только потом последовал за девочками и Антоном.       Не смотря на огромные окна и их достаточное количество, в замке царил мрак и чувствовалась сырость, а из-за «пустой» обстановки эхо голосов отскакивало от стен. В средневековом готическом интерьере допускался минимум из современного мира, и то, что жизненно необходимо обывателю из 21 века; электричество и горячая вода. Убранство предоставленных комнат представляло собой широкую кровать, небольшой письменный стол в углу и пара шкафов. Украшением служили постеленный на полу ковролин с толстым ворсом и интересные лампы на стенах. Хотя, ковролин скорее должнн был служить для сохранения тепла в помещении и огородить от холодного пола. Комнаты Милли и Лайи соединялись общей ванной, Влад сдержал слово. Но Милли оценить свою комнату не позволила, халопнув дверь перед носом сестры; явное пресечение новых уговоров остаться в одной комнате вдвоем.       Лео, которого Антон хотел проводить в другую сторону коридора, остановился рядом с девушкой и коснулся ее плеча, тем самым разворачивая Лайю к себе.       — О, во всем этом бедламе я даже ее удосужилась узнать, какие у тебя планы и можешь ли остаться здесь… — торопливо начала она, но своей улыбкой Лео как бы говорил что нет никакой необходимости в подобном.       — Я всегда прислушиваюсь к сердцу. Оно говорит, что мое место с тобой.       Тыльная сторона его ладони коснулась розоватой щеки. Девушка смутилась, но была не в силах оторваться от зеленых глаз и собственного спектра эмоций, пока кашель позади не привлек их внимания. Антон деликатно напомнил о своем присутствии.       — Спасибо. — одними губами ответила Лайа, прежде чем Лео пошел за мажордомом.       Прибывшие раньше ее самой чемоданы разбирать девушка не собиралась; разобрать их, значит смириться с перспективой провести здесь 28 дней, что претило ей. Из сумки достались только инструменты и холст, которые Лайа разложила на чистый от пыли деревянный стол, который пришлось передвинуть ближе к окну. Незаконченная работа печалила и удручала, заставляя сомневаться в вероятности закончить все хотя бы в назначенный срок, не говоря уже о неделе или двух. Обморок или похожая на то чертовщина, настигающий каждый раз, нужно было брать под жесткий контроль. Например, предварительно принять прохладный душ и выпить крепкий кофе, обеспечить себе заряд бодрости.       Ванная комната была небольшой и квадратной: в углу туалет, раковина, биде, поражающие белоснежной чистотой, посередине широкая и вытянутая ванная на небольшом возвышении. Серовато-белый кафель на удивление был теплым и чуть шершавым, Лайа с удовольствием разулась и прошлась босиком, попутно сбрасывая с себя шорты и испачканную с утра блузку. Сложно было не гордиться собой, проносилось в её мыслях при взгляде на дверь, ведущую в комнату Милли, что получилось сдержать «мамский» порыв и не продолжить докучать сестре, пока девочка сама не созреет на контакт.       Поистине душ оказал хорошую услугу не только даруя бодрость, но и успокаивая ворох различных переживаний и тревог.       К чему заранее суетиться, если время для того все равно настанет. Это ведь ничего не решит, ты просто потратишь время и нервы на никому ненужную двойную порцию… И можешь упустить кое-что очень важное. — это любил повторять отец, видя как нервничала дочь из-за чего-то или накануне важных событий. Альберт советовал ей переключаться и ослаблять контроль, чтобы давать событиям более естественный ход, особенно, когда в твоих руках поводья на не запряжённую лошадь. Лайа старалась и внимала всем его советам, только на практике применять удавалось лишь малую их часть.       Мокрые волосы оставляли следы на белой хлопковой футболке, небрежно заправленной в свободные светлые джинсы. Было опрометчиво ходить так по замку, в котором температура, кажется, была ниже, чем на улице, но возможность простудиться волновала меньше всего.       Лайа вышла из комнаты и оглядела холл, освещенный лишь настенными лампами, делая атмосферу максимально таинственной и жуткой. Ни души, ни звука. Вспоминая дорогу, по которой их привел Антон, девушка побрела направо, разглядывая попутно голые каменные стены, местами покрытые паутиной. Ей было непонятно, отчего владелец такого имения не вкладывается в интерьер, щедро раскошеливаясь на картины, которые непременно испортятся здесь в первую же неделю, реши он повесить их на такой стене.       Найти кофе, если следовать логике, можно на кухне, а кухни обычно на первом этаже, только вот эти намерения легко рассеялись в голове, как только слух уловил прекрасную игру на фортепиано. Пытаясь отыскать источник неизвестной увертюры, Лайа побрела на третий этаж, осторожно ступая по каменным ступенькам, словно они способны издать скрип.       Третий этаж, как и первый, уводил в разные крылья замка, однако звуки повели Лайю прямо по коридору, до самого упора, где находился широкий аркообразный проём со стеклянными двустворчатыми дверьми, ведущими на широкую застекленную оранжерейную террасу, смотревшуюся в этом замке несуразно, совсем как другой мир, райский уголок.       Под высокими и пышными кустом жасмина и камелии, бело-розовых переплетённых между собой цветов, за черным блестящим фортепиано сидел хозяин замка спиной к ней, небрежно повесив пиджак на плечо. Он беспощадно терзал белые-черные клавиши, наполняя тишину нотами полными тоски и горечи.       Глаза Лайи были широко распахнуты, зрачки расширены, сердце отбивало чечетку; музыка без слов, только вот все равно каждая нотка стискивала грудную клетку до боли, саднило горло. Уж слишком красочно передавались чувства человека, склонившегося над инструментом. По её щеке непроизвольно скатилась слеза. Фортепиано тут же резко стихло.       Считая бестактностью, что стала свидетелем чего-то личного, Лайа тихо попятилась назад, пока господин Бассар не встал со своего места и не обнаружил незваного слушателя, но низкий бархатистый голос пригвоздил девушку к месту.       — Тронуло вас, мисс Бёрнелл?       Пораженная, что с такого приличного расстояния он узнал о присутствии постороннего и к тому же угадал, кто именно стоит за спиной, Лайа теперь осмелилась сделать пару шагов вперед.       — Очень проникновенно, мистер Бассар. — голос получился хрипловатым от слез. И когда она успела стать такой сентиментальной?       Влад обернулся на своем сидении с металлическими ножками и убрал со лба выбившуюся прядь. Лицо по-прежнему без тени эмоций, но голубые глаза, казалось, затянуты тучами; красив, полон тайн, точь в точь как и этот замок.       — Никогда не думал, что стану играть на музыкальном инструменте.       — Что же заставило вас…?       Темная бровь вопросительно изогнулась и губы тронула еле заметная усмешка; казалось он удивился таким вопросом.       — Когда кончились известные мне способы выражать чувства, пришлось искать и осваивать новые. — Влад поднялся с места и зашагал в сторону, где у самого окна стоял мольберт, мягкий стул и небольшая стойка с инструментами и вазой, в которой стояли чудесные лилии азиатского сорта Навона.       Лайа следила за ним, затаив дыхание и губы ее в изумлении приоткрылись; дело не только в подготовленном, судя по всему специально для нее, рабочем месте и собранным букетом из любимых цветов, но и в неожиданной откровенности малознакомого мужчины, показавшегося изначально холодной глыбой льда. Если бы перед девушкой стоял кто-то другой, она непременно шутливо поддела бы собеседника фразой в духе: «Да у скамьи под вашим седалищем чувств больше, чем у вас.»       — Я подумал, здесь больше света. Оранжерея в вашем распоряжении, мисс Бёрнелл.       Девушка судорожно перевела дыхание и постаралась расслабленно улыбнуться, откидывая чуть подсохшие волосы назад. Миндалевидные глаза намеренно оглядывали террасу долго и упорно, не решаясь встретиться с его взглядом, будто после этого ей откроется что-то такое, чего бы знать не хотелось. По крайней мере сейчас.       — Л-лайа. — произнесла девушка, шагая вдоль чайных роз. — Зовите меня просто Лайа, раз нам предстоит провести под одной крышей целый месяц.       Краем взгляда уловилось ловкое движение. Бассар вновь оказался в своем пиджаке.       — Тогда и вы зовите меня Владом. — впервые с момента их знакомства он, кажется, улыбнулся по-настоящему или Лайе показалось? Ведь девушка так и не осмелилась посмотреть ему в лицо. — Не против, если я понаблюдаю за процессом реставрации?       Девушка думала недолго; безусловно, присутствие постороннего, особенного кого-то вроде мистера Бассара, заполняющего собой все пространство, доставит определенный дискомфорт, но с другой — Лайа схватилась за это предложение, посчитав, что это будет лучшим стимулом справиться с потерей сознания, постараться держаться.       — Как раз планирую заняться этим. Если позволите-лишь…       Влад жестом пригласил Лайю к мольберту.       — Антон принесет холст и кофе, присаживайся.       Девушка подавила нервный смешок и устроилась на предложенное место.       — Что-то не так, Лайа? — напротив присел и Влад, с нескрываемым интересом разглядывая ее лицо. Странно, как взгляды этого мужчины менялись; то он смотрел так, будто знает её много лет и рад видеть опять, то так, словно никогда раньше и не встречал.       — Меня пугает ваша… твоя проницательность, Влад. — негромко ответила она, закалывая волосы деревянной рукояткой кисти, которая наверняка ей пригодится.       — Меня пугаться стоит меньше всего. — румынский мистер Рочестер протянул руку к ее лицу. Лайа не смогла отстраниться, хотя это было первым порывом, когда через чур прохладная рука коснулась ее шеи и резко усилился кровоток внизу живота. Длинные пальцы заправили вьющуюся прядь за ухо, пуская по телу девушки множество электрических разрядов.       Это все из-за отсутствия романов все это время… Только поэтому. — раздраженно зашипел внутренний голос. Ведь и невинные прикосновения Лео действовали почти так же. — Почти.       Антон уже второй раз разрядил обстановку своим присутствием, Лайа только за это готова была признаться невысокому дворецкому в любви. Он нёс поднос с двумя чашечками кофе и тубус под мышкой, улыбаясь молодым людям присчастливой улыбкой. Влад встретил дворецкого на полпути и освободив от ноши, с благодарностью отпустил.       Было что-то забавное в этом; наблюдать, как мужчина — владелец огромного замка в дорогом деловом костюме несет Лайе кофе. Не сдержавшись, девушка хихикнула.       — Вы очень любезны.       — Я это уже слышал. — голубые глаза улыбались в ответ на веселье, явно прочитав её мысли.       — Теперь прошу тишины. — отпив горячего напитка, Лайа приложила палец к губами и принялась выуживать нужный портрет, аккуратно расправлять его на мольберте с помощью специальных креплений и вооружаться маленькой лопаточкой и влажной кисточкой.       — Почему ты сама не рисуешь?       Неожиданный вопрос, отчего Лайа помедлила и поджала губы. Влад Бассар узнал о её способностях к рисование также, как и прознал про любимые цветы и желание выпить кофе? Или это просто вопрос, вызванный любопытством или предположением, что реставратор картин может иметь способности и к их созданию?       — Я… Рисовала. Даже мечтала стать иллюстратором детских книжек. Но после гибели родителей мне нужна была реальная работа со стабильным доходом, а не мечты.       — Ради Амелии?       Лайа попала в капкан проникающего в самую глубь сердца взгляда. Ее охватило непреодолимое желание поцеловать его. Девушка сделала несколько глубоких вдохов, отвлекая саму себя от неуместных желаний.       — Ради Амелии. — на выдохе ответила она.       Как же сёстры отвыкли слышать полное имя Милли. Девчонка пару лет не могла и не желала слышать его, потому что так к ней обращались мама и папа, когда звали к ужину или намеревались устроить серьезный разговор, или были переполнены гордостью за неё. Однако теперь, к счастью Лайи, Милли практически перестала так реагировать, что свидетельствовало об утихшей боли и смирении.       Следуя за водоворотом насущных проблем, пытаясь очищать в процессе работы и собственную голову от лишнего, Лайа погрузилась целиком в картину. При этом, девушка не забыла обрадоваться, что остается в сознании, только явно поспешила с этим. В какой-то момент, когда уже хорошо знакомое лицо показалось целиком, головокружение и падение в кромешную тьму настигли девушку.