По ту сторону сна

— Аякс? Аякс! — до боли знакомый голос вырывает юношу из небытия. — Очнулся? Милостивая Руккхадевата, ты напугал меня до смерти! — Кавех?.. — Аякс щурится и стонет, едва приподнявшись, вновь падает в объятия раскрытых простыней. — Что… Что ты делаешь у меня дома? Нет, не так: что он сам здесь делает? — Куда собрался? — Кавех на корню пресекает попытки друга встать с кровати. — Отдыхай, бестолочь! Нет, ты правда сумасшедший! Каким образом ты только смог дотащить эту громадину досюда? Тупая боль во всём теле; саднящая боль в стёртых об камни ладонях — путешествие Аякса в горы, очевидно, не было очередным сном. И главным аргументом, подтверждающим реальность, безусловно, был тот самый камень неизвестного вида, ныне преспокойно стоявший в дальнем углу — в его сымпровизированной мастерской. И как нечто настолько высокое и широкое вообще смогло пройти сквозь дверцу домика? — Я… Я дома? — Аякс с непониманием озирается по сторонам, своим невинным и глуповатым видом приводя Кавеха в настоящее бешенство: — Чтобы я ещё раз подсобил тебе, не поинтересовавшись на месте, что творится в твоей голове! — раздражённое состояние Кавеха объяснить можно было двумя словами: он волновался. — Чья кровь? — Кровь? — Чья кровь полосой тянется от леса до твоего порога, я спрашиваю? «Я ничего не понимаю», — в голове едва очнувшегося парня что-то тонко, противно пищало. Хотел бы он сам знать ответы на вопросы, что целым скопом свалились на него в одночасье. — Не моя, — Аякс не был уверен в правдивости своих слов. От пристального взгляда Кавеха не укрывается вынужденная дрожь, пробежавшая по его мокрому, грязному телу. Он до сих пор чувствовал сомкнутые клыки на своей залитой кровью глотке. Вернее, как раз никакой крови на нём не было. Аякс медленно поднимает подрагивающую руку, скептически рассматривая ладонь с обеих сторон. Замечает под ногтями грязь и что-то багровое — не может же то быть частичками алой травы? — Я… — стараясь не глядеть на Кавеха, чтобы не провоцировать острого на язык друга лишний раз, Аякс несмело касается пальцами своего горла. Скользит подушечками по абсолютно чистой коже — ни намёка на повреждения кожного покрова. И никакой крови. «Если всё было сном, то как объяснить материализовавшийся камень?» — до сих пор находясь под впечатлениями, Аякс спешит встать с кровати и поскорее подойти к необычной находке. Что-то внутри него изнемогало от желания коснуться гладкой, приятной на ощупь поверхности. Что-то… Или же кто-то. «Я могу понять, когда души неупокоенных людей стремятся завладеть чьим-то телом… Но зачем с моей душой хотела слиться какая-то лиса?» — смешок, неожиданно срывающийся с губ Аякса, не на шутку пугает до сих пор пристально наблюдающего за ним Кавеха. — Аякс, может, ты всё-таки объяснишь мне, в чём дело? Не оборачиваясь и не убирая израненных ладоней от приятно холодящей поверхности, Аякс нехотя вводит друга в курс произошедшего, упустив при этом преобладающее большинство важных деталей. — И как же ты один преодолел путь от Разлома с такой ношей? — на вопрос Кавеха юноша и сам был бы не прочь знать ответ. — Ну… — для того, чтобы звучать правдоподобно, приходится взвешивать каждое слово. — Мы ведь с тобой не просто так являемся носителями… Глаза Бога? Конечно же, даже такой романтик как Кавех принял слова Аякса на веру с большим сомнением. Выпытывать же более правдоподобную историю было бессмысленно: вернувшийся из гор «горе-путешественник» выглядел взъерошенным и странно возбуждённым. — Тогда карту я забираю обратно, — напоследок перед тем, как покинуть нерадивого друга, заключил Кавех. — И в следующий раз предупреди меня о подобной авантюре! — Может, я просто получил солнечный удар, когда сидел на лавке? — на ватных ногах Аякс, пошатываясь как после бутыли вина, кое-как доходит до кровати и снова ложится. Тело требовало отдыха. — А-а… Юноша рефлекторно принимает позу эмбриона и болезненно стонет. Дыхание становится частым и поверхностным, от очередной острой боли в левом подреберье появляется желание тоненько завыть. Но имея ещё с детства привычку терпеть, Аякс злобно щёлкает зубами и резким движением расстегивает рубашку, уже будучи готовым к виду кровоточащей раны или чего-другого похуже. Ничего. На левом его боку, как и на всём торсе в целом, не было никаких повреждений — разве что родимое пятно, доселе бледное, отчего-то набухло и потемнело, налившись цветом. Может, это дело рук какой-то внутренней, неизвестного происхождения болезни? Ведь болит, да так сильно, уже второй раз на дню. «Надо бы обратиться к доктору… Может, мне выпишут лекарства, от которых и камень вдруг внезапно исчезнет, как та лиса?» — после всех странностей, произошедших с ним, по ощущениям, в другой жизни, остаток дня Аякс так и пролеживает в кровати, восстанавливая силы. Не было возможности даже подойти к камню, что, окутанный ныне сумеречными тенями, манил к себе только сильнее. Оставаться на ночь наедине с этим казалось вещью ещё более безрассудной. Не двигаясь и только чувствуя, как с током крови внутри пульсирует некая новая, сверхъестественная сила, Аякс неотрывно смотрит на камень, будто бы желая прожечь в его ледяной глади настоящую дырку. — Ладно… — под вечер боль в области подреберья стала накатывать чаще, вызывая в его истощённом походом теле полное бессилие. А что уж говорить о рассудке? — Утром… Нас ждёт повторное знакомство, Господин Камень. Огромная глыба, притаившись в углу, полностью растворилась во мраке наступившей ночи. И юноша принимает решение не мучить себя. Как говорили в Академии: «Утро вечера мудренее». Завтра, завтра при свете солнца он сможет найти в себе силы разобраться с произошедшем. Как бы только заснуть, проигнорировав сгустившее воздух необоснованное ничем чувство тревоги.