По ту сторону сна

Сон, снизошедший на воспалённый разум Аякса, мог показаться божественным благословлением. Во сне руки свои безнаказанно распускало подсознание, во сне… Человек мог оказаться в любой точке мира. В настоящем, будущем ли… Или же прошлом. Не имея возможности говорить, будучи лишённым физической оболочки, во сне Аякс видел всё будто бы от третьего лица. С высоты соколиного полёта ему открывался вид, вынуждающий трепетать от благоговения перед могущественным всеобразием природы. По левое «крыло» — дикие, непроходимые джунгли, где плоды переплетающихся корнями деревьев изнывали от собственной тяжести. Так было не везде: торжество жизни постепенно стихало с продвижением к границе. Прямиком на восток. Любой мог подметить то, как изумрудная влажная трава постепенно теряла свои соки. Иссушалась, делалась соломенно-жёлтой и ломкой. И, в конце концов, совершенно терялась за грудами, глыбами и скалами. Словом, за всем тем, что составляло основу разверзнувшей свою пасть глубокой шахты. Но жизнь умела брать своё, пускай и не в первоначальном виде. Редкая багряная травка робко пробивалась сквозь камни, уже смелее росла между новейшими рельсами и около столбов, от которых брали свои начала протянутые над бездной недавно построенные висячие мосты. В глубине Разлома кипела жизнь, пускай и не так вызывающе и открыто, как в том же Лесу Авидья. Мёртвым казался камень только на первый взгляд. Меж глубоких трещин крались люди. Хорошо вооружённые и облачённые в иностранные одежды, они ступали молча, сливаясь с естественными тенями нависающих каменных глыб. Шли нога в ногу, напряжённо прислушиваясь к свисту ветра, холодом обжигающего лёгкие. Они страшились упустить приказ своего командира. Отряд продолжал движение. Отряд из взрослых, крепких мужчин, что вёл за собой долговязый, на вид совсем молоденький паренёк. Лучше всего у юного Командира получалось ползти вверх по скалам — давала о себе знать природная грация. Ещё до того, как ступить на каменные породы, его острый слух позволял заранее услышать звуки их крошения. — Командир?.. — отряд мгновенно останавливается, когда парень неожиданно замирает и приоткрывает рот, глубоко вдыхая в себя запахи встречного ветра. Мокро облизывает губы и нос, делая себя ещё более чувствительным ко всему постороннему. Насытившись, он молча взмахивает хвостом, давая негласный сигнал продолжать продвижение. И хотя звериные предки юноши никогда не селились среди горных вершин, он всё равно понимал, как можно пользоваться своими особенностями в этой местности. В холодных краях, откуда родом был каждый член их отряда, лисам приписывали различные качества: ум, хитрость… Коварство. А сколько силы было в, казалось, небольшом, но таком мускулистом тельце. В конце концов, юный Командир был рождён настоящим хищником. Может, потому что это был сон самого Аякса, но внешность у этого «Командира» была один в один как у хозяина сна. То же телосложение и рост, те же рыжие, ничем ни укладывающиеся волосы. Явные отличия бросались в глаза: большие лисьи уши с чёрными кисточками на концах; не менее пушистый хвост и… И странного вида маска, закрывающая большую часть левой стороны его лица. От прямого взгляда небесно-голубого, пускай всего одного только глаза, на душе следовавших мужчин физически ощущается тяжесть. Парень останавливается и недобро щурится, кладя ладони на рукоять своего остроконечного одноручного меча. Из-под полуперчаток и ниже, вдоль его запястий ползли уродливые, мясисто-розовые выпуклые шрамы. Этот Командир принимал участие не в одном сражении: с поля битвы во имя своей Демонической Богини он всегда выходил победителем, вынося из сражений шрамы и право на жизнь. Души погибших от его рук шлейфом волочились позади его гордо расправленных плеч. Настоящий, прирождённый Воин, уверенный в себе и в силе за ним следующих. Может, именно таким видел себя спящий Аякс, поступи он годами ранее в военное училище? Сон не подчиняется законам мироздания. Сон мог позволить себе непоследовательность, чем охотно и пользовался. Мгновение — и картина Разлома меняется: среди раскинувшихся от края до края горных возвышенностей, среди жёсткой и короткой багряной травы ничком лежали трупы. — К-командир! — мужчина, залитый кровью, но не только своей, падает на землю около ног парня, жадно переводящего дыхание между скал. — Засада… Они заранее знали… Что придём… Он закашливается и хватается руками за живот, чувствуя, как те сиюсекундно мокреют от свежей крови. — Среди нас… Предатели… — от прерывистой речи своего подчинённого голубая гладь в единственном глазу Командира покрывает тонкой коркой льда. Гнев и отвращение к самому себе душат его глотку — если бы он только усомнился в силе и верности ему вверенных… — Были, — мужчина тяжело оседает на землю, не переставая лающе кашлять. — Сорвались в шахту, когда, трусливо поджав хвосты, послушно поплелись за ними. — Предатель однажды — предатель везде. Навсегда, — несмотря на холодный тон голоса, юноша легко присаживается на корточки и мягко, вложив всю нежность в свой жест, прикрывает глаза только что погибшему. Последнему человеку из вверенному ему отряда. — Как бы то ни было… Он задирает голову и устремляет взгляд в безоблачное небесное полотно. Перестаёт дышать и прислушивается к тяжёлой поступи хорошо вооружённых, опытных, твёрдо знающих свои обязанности людей. И улыбается. Ну, конечно же: служащие ему Миллелиты просто не могут быть никакими другими. Как же иначе? И прежде, чем скрестить свой меч с их копьями, юный Командир нарочно отступает. Отступает в клубящиеся среди трещин тени, становясь похожим на своих дальних предков в разгар охоты. Нанести удар — дело не хитрое. Хитрое — выждать нужный момент. И когда в кристально чистом глазу отражаются спины ищущих его мужчин, он позволяет им найти себя. Найти, и тут же пасть от его руки — юный Командир никогда не жалел размаха для своих… Для врагов своей Холодной и Любящей Богини. Где-то там, далеко на границе подсознания он понимал — ему не выстоять против целого отряда Миллелитов. Но жадная до сражений натура никогда не отказывалась от возможности насытиться кровью. Среди метких и юрких копейщиков лисица кружилась в танце не на жизнь. Насмерть. Звенел металл. Стук кирок с глубин шахт сливался с металлическими отзвуками скрещивающихся оружий. И хотя исхоженный вдоль и поперёк рельеф играл Миллелитам на руку, юноша оставался неуловимым. Неприкосновенным, он не мог дать себя ранить — не позволяла гордость. — Животное… — презрительно шипит мужчина, целясь парню в лицо в намерении сбить маску. Сбить наглое, самодовольное выражение лица… Это было последнее его слово. Всегда ли трава в Разломе была алого цвета? Может, когда-то давным-давно она напиталась кровью павших в бою точно так же, как пропитывается ею в данную минуту? Подобрав с земли испачканное, скользкое от крови копьё, юный Командир поудобнее перехватывает его своим хвостом. За период службы своей Богине он овладел многими видами оружия. Кроме одного, одного самого… — Н-нечестно… — за секунду до того, как бок пронзает острая боль, лисий слух улавливает звук натянутой тетивы. Он скалится и глухо рычит, быстро опускает голову: точно под рёбрами торчала глубоко впившаяся в плоть позолоченная стрела. Откуда, спрашивается, у Миллелитов — исконных копейщиков, ревностно чтящих традиции, — взялись луки?! Нечестное, нечестное и гадкое оружие, позволяющее ранить врага на далёком расстоянии. Ранить трусливо и исподтишка. — Что, неужели не хватает смелости подойти ближе? — юный Командир шатается, ощущая, как наконечник необычной формы ввинчивается в плоть глубже. — Что, неужели ближний бой так страшен для таких знаменитейших воинов Тейвата? — Умолкни, — опьянённый болью парень не сразу замечает, как вокруг него формируется кольцо из вооружённых копьями мужчин. Копьями, что были, конечно же, направлены все на него. Если бы не лук, всё сложилось бы иначе! Сама стрельба из этого оружия всегда давалась лису тяжелее всего. Потому-то он и отдавал предпочтение всему другому. Одноручный меч, копья… Даже двуручный меч смог бы по-особенному заплясать в его кажущихся слабыми руках. Природная стройность всегда приуменьшала его опасность в чужих глазах. Убийственная сила заключалась в его сухом, состоящим из связок и мышц теле. Упругих, податливых мышц, в мгновение ока напрягающихся будто пружина для очередного смертоносного удара. «Больно», — и хотя болевой порог этого Воина был нечеловечески высок, даже его всегда слушающиеся команд ноги принимаются предательски подкашиваться. Стрела, безусловно, была смазана чем-то ядовитым. Чем-то гадким, что с каждой секундой с пульсацией крови разносилось по слабеющему организму прямо на глазах его врагов. — Не подходите близко, — и хотя лис был загнан в смертельную ловушку, эти Миллелиты умели уважать своего врага. Знали, на что способен дикий зверь на грани жизни и смерти. Попади юноша в капкан, он бы, не задумываясь, отгрыз себе ногу. «Надо научиться… Надо научиться стрелять», — отчего-то парень был уверен, что жизнь ещё предоставит ему возможность попрактиковаться с неподчиняющимся его рукам оружием. — «Только бы… Только бы перетерпеть эту боль». — А-а… — в области левого подреберья внутренние органы, по ощущениям, превращаются в пульсирующую кашицу. Форма наконечника способствовала проникновению вглубь тела при каждом движении. Гадство… Сплошное гадство! — Гр… Р-р… Осев на землю, но не давая себе права унизительно пасть лицом к ногам врагов, юный Командир рычит и скалится, плотно прижимая уши к голове. Широко, до боли в висках открывает своей единственный глаз и всеми силами пытается оставаться в сознании. — Вяжите его. Уже можно, — решив, что вражеский командир более не предоставляет угрозы, Миллелиты приступают к основной части своего задания. — Ну-ну, зачем? — нити тонкие, золотые, сотканные будто из шёлка оплетают окровавленные руки парня, фиксируя их за его спиной. — Характер у тебя и правда северный, — главнокомандующий Миллелитов усмехается, ногой отталкивая меч юноши далеко в сторону. — Радикальный, я бы сказал. Для исполнения задуманного юному Командиру не хватило пары секунд: остриё его меча уже было нацелено на его горло. Для него, великого воина, тщеславного и жадного до крови, оказаться в плену было куда страшнее смерти. Но умереть ему, конечно же, никто бы не позволил — не нужно было обладать лисьим умом, чтобы осознать эту бросающуюся в глаза истину. Пленяющее тело вервие не причиняло дополнительной боли, и даже узелки были стянуты аккуратно, без случайного захвата и защемлений кожи. «Подстроено…» — глухое, низкое рычание сопровождало каждое действие копошащихся вокруг него людей. Юноша не испытывал страха, нет. Только разъедающее душу, раздражающее чувство собственной беспомощности. — «Верёвок хватило даже на уши и хвост». То, с какой тщательностью был обездвижен пленник, говорило о каком-никаком уважении. Миллелиты не догадывались, знали: звериная кровь сказывалась не столько на внешнем виде врага, сколько на его дрянном характере. — Держите его за волосы, — приказ Главнокомандующего подчиняющиеся Миллелиты выполняют не сразу. Чувство самосохранения подсказывало: уже до кости ранее прокушенные пленником ладони ещё можно уберечь от повторных ранений. В тот момент, когда некий шприц мелькает в чужих ладонях, юный Командир убеждается окончательно: у него, у его отряда изначально не было шанса на победу. Предатели были среди них ещё до прихода в Разлом. То, с какой аккуратностью и едва ли не материнской заботливостью обращались с ним Миллелиты; имеющиеся вервия и этот шприц — всё было спланировано заранее. Никто из его врагов не предпринимал попытки вытянуть стрелу и позволить истечь кровью, словно между ними изначально была некая договорённость. — Не бойся, — голову юноши грубо хватают за волосы и отводят вверх, открывая доступ к каменно-напряжённой шее. — По словам Лекаря, это поможет тебе расслабиться. Главнокомандующий Миллелитов не обладал навыками врачевания, потому лишь механически следовал инструкции. Горло юного Командира начинает мелко вибрировать от издаваемого им низкого, полного отвращения рычания. Чужие пальцы крепко сжимают проступающие под кожей вены, тончайшая игла легко протыкает кожу в верхней трети шеи — ни сантиметром ниже или выше. С каждой каплей вводимого раствора тело пленника обмякало на глазах. Связанный и обездвиженный, теперь юный Командир не предоставлял никакой угрозы. На какое-то время. Миллелитам необходимо было ускориться: сопротивление лиса не предполагалось таким бурным, а потому их уже заждались. Один лишь был недостаток: парень находился в сознании. Тяжело пыхтел, похрипывая, но не от боли — глотку душило заставляющее краснеть щёки унижение. Тайные тропы Разлома не были предназначены для лисьего взора. На глаза пленного прямиком по маске была наложена плотная и тугая, не пропускающая свет повязка. Послышался скрип деревянных колёс и лошадиное ржание. Но какими «тайными тропами» везли юного Командира меж скал Разлома Аякс так никогда и не узнает. Потому что сон его неожиданно решает принять новую форму: В следующее мгновение связанный пленник оказывается в неком зале. Видимо, с момента пленения прошло достаточно большое количество времени: юноша твёрдо стоял на собственных, уже не связанных ничем ногах, разве что руки до сих пор были стянуты за спиной в целях безопасности окружающих. Несмотря на то, что действие обездвиживающего препарата прошло, от юного Командира сильно пахло лекарственными травами: стрела была извлечена, и под верхним одеянием видимо топорщились окровавленные, недавно наложенные целебные повязки. Торжественное убранство огромного пространства подразумевало, что зал этот был предназначен для приёмов и проведения определённых мероприятий. Светлый высокий потолок, поддерживаемый украшенными золотом колоннами; тёмно-жёлтые стены, создающие ощущение головокружительной масштабности; и, конечно же, покрытая расписными коврами лестница, берущая начало от центра помещения. Лестница, что вела под самый потолок, можно сказать, в само Поднебесье. Туда, где располагался трон, на котором смиренно восседал тот, кто в душе с такой жадностью предвкушал эту встречу. Когда огромная тень Императора упала на лестницу, юноша приложил все усилия, чтобы удержать себя на одном месте. Как бы ни желанна была эта встреча, спускающийся с высоты мужчина выдерживал размеренность шага. Позади его божественной фигуры тащилось то, что в какой-то степени сродняло пленителя и пленника. Хвост спускающегося мужчины во много раз превосходил лисий что в длину, что в толщину, и был лишён абсолютно какого-либо шерстяного покрова. Не по-человечески высокая, широкоплечая фигура казалась камнем, что оторвался от горы и теперь неумолимо сходил с вершины, намереваясь раздавить всё на своём пути. Юный Командир поднял глаз на стоящего на последней ступени Императора. Но как бы ни старался Аякс, рассмотреть лицо мужчины так и не смог: покрытое тенью, оно напоминало сильно потревоженную речную рябь. Видимо, облик этого Императора так навсегда и останется тайной для спящего. Переливчатая птичья трель оповещает резко проснувшегося парня о начале нового дня.