По ту сторону сна

— Почему ты вдруг так этим заинтересовался, Аякс? Кавех сидел на кровати друга, в то время как хозяин домика трудился, не покладая рук, над будущей скульптурой. На исходе был первый месяц из трёх, данных на подготовку к конкурсу. — Насколько мне известно, священными зверьми, что ступали по землям цветущих оазисов, действительно являлись лисы, — продолжает свой монолог Кавех, даже не глядя на трудящегося в поте лица друга. — Говорят, что шерсть их, рыже-золотистую подобно раскалённым пескам, украшали падисары. В тёплых как пустынное солнце светлых глазах отражалась мудрость Богини. Лисы сопровождали Пушпаватику, следовали за ней всюду и дополняли её священные танцы своими грациозными движениями. «Я всё это знаю», — заточенное до идеальной остроты долото было сжато ледяными пальцами. Аякс слушал рассказ Кавеха внимательнейшим образом. Только слушал, не отводил глаз от проступающих под его руками черт знакомого только ему мужского лица. С того момента, как камень этот появился в его доме, юноша начал проживать «две жизни». Днём он был обычным студентом, трудолюбивым и ответственным, а ночью… Предложение Императора разделить с ним постель заставляло душу Аякса трепетать. Несмотря на то, что в течение месяца Чайлда Тарталью так и не удалось сломать, сам Аякс был убеждён: когда-нибудь ритуал состоится. Сказка «Император-Дракон и Лис-чужестранец» содержала в себе описание церемонии бракосочетания. Наблюдать за Божеством и Священным зверем из своего сна, зная исход их сложных отношений, было крайне любопытно. Тем более, когда Лис этот имел лицо самого Аякса. «Начать испытывать чувства к приснившемуся человеку… Ох, я ведь давно хотел обратиться к лекарю», — даже думать о таком было, по мнению Аякса, стыдно и неправильно. Но отказываться от рождённого в глубине души было поздно: Прямо сейчас на будущего скульптора смотрело красивое и полное божественного величия мужское лицо. За месяц встреч во сне Аякс смог детально изучить внешность Демонического Бога Скал. Запомнить расстояние между глаз, форму носа и губ, его пышность тёмных бровей; каждый белёсый, давно заживший шрамы на щеках и лбу, каждый… Узор на его рогах, что венчали голову словно настоящая корона. За своим воинственным характером Чайлд Тарталья не мог видеть, как на самом деле относится к нему Дракон. Любое вежливое слово юный Командир воспринимал в штыки, в любой попытке сблизиться видел угрозу посягательства на своё достоинство. Дракон же выражал свои чувства… Своеобразно. Он позволил юноше выходить за пределы выделенной ему спальни. Дал доступ к роскошной библиотеке, ко всем просторным залам и даже ко внутреннему садику, усеянному Глазурными лилиями. По словам Моракса, служащие ему Милеллиты не смогли бы понять подобный жест милосердия. Чтобы получить хотя бы мнимую свободу, Лису пришлось пойти на уступки. Ныне шею Тартальи украшал тонкий и изящный ошейник — знак принадлежности Этому Богу. Созданный из белого золота, украшенный Янтарём и Полуночным нефритом. — Эти драгоценные камни подчёркивают колкость твоих глаз, — Моракс лично застегнул ошейник на парне, умудрившись не коснуться его кожи даже кончиками пальцев. — Воспринимай его как… Украшение. Как ожерелье, как… Подарок. «Я не твой муженёк, чтобы «дарить» мне такие «подарки», — близость мужчины вынуждала Тарталью задерживать дыхание. Замирать, чтобы случайно не наткнуться на так близко находящиеся к его лицу руки. На крупные, сильные ладони, испещрённые множеством янтарных, витиеватых узоров… Каждую ночь Аякс видел Лиса и Дракона вместе. Как бы ни был занят Император повседневными делами Правителя, он всегда находил время посетить своего то ли «гостя», то ли «пленника». Тарталья же был настоящим упрямцем. Характерным, знающим себе цену мальчишкой, что не признавал никаких «ухаживаний», о которых другие люди могли только мечтать. Но Моракс был существом мудрым. Иной раз, посещая покои своего пленника, он мог часами сидеть поодаль и молчать. Просто быть, быть рядом, но не навязывать себя, своё общение. Императору хотелось… Чтобы юноша привык хотя бы к простому нахождению рядом с собой постороннего «человека». Дракон выражал свои чувства… Своеобразно. Он учил Чайлда стрельбе из лука. — Напряги мышцы вот здесь, — Моракс нависает над перенапряжённым парнем и точечно давит ему между лопаток. — Ты заваливаешься. Используй хвост для нахождения баланса. — Не трогайте меня, — мышцы плеч Тартальи видимо проступают, его кожа влажная и блестит от пота. Он выпускает сотую по счёту стрелу, но и она спустя сто попыток так и не попадает в мишень на дальнем конце полигона. — Неужели одна только мысль о нашей близости для тебя недопустима? — Моракс подаёт Чайлду очередную стрелу, концом другой стрелы касается его локтей и плеч, помогая принять стойку. Он уважает просьбу своего гостя. — Ты снова не чувствуешь лук. Сделай так, чтобы стать с ним одним целым. — Из вас просто никудышный учитель, — юноша был способен воспринимать критику, но только… Но только не от этого человека. Он взмахивает хвостом, случайно задевая тело позади себя, и только сейчас понимает, насколько всё это время Бог был близок к нему. — Не способен воспринимать «пряник?» В ваших заледенелых гарнизонах руководствуются только «кнутами»? — острая боль пронзает лисье ухо, и Чайлд от неожиданности отпускает натянутую тетиву. Из легко прокушенной драконьими клыками ушной раковины несмело начинают течь первые струйки крови. «Это, это животное посмело меня!..» — Тарталья резко одёргивает голову и тут же оборачивается, грозно глядя вверх. Умиротворённости Императора, казалось, не было предела: на спокойном, благородном лице не просматривалось ни единой эмоции. Только по его подбородку стекало несколько капель чужой крови. — Может, ты действительно понимаешь только язык силы? — горячее драконье дыхание обжигает лисьи щёки. — Посмотри. Ещё какое-то время Тарталья одаривает Моракса гневливым взглядом, после чего оборачивается. Смотрит, и не верит своим глазам: выпущенная им стрела пронзила ровно центр мишени. После этой тренировки Император действительно более не позволял себе касаться юного Командира. И порою Тарталья думал о том, что ему следовало выразиться иначе. Вместо прикосновений, вместо простых поглаживаний Дракон начал пускать в ход свои зубы. Зубы и длинный, упругий язык, чей кончик раздваивался и так удачно мог пройтись по ранее укушенному уху. Нестерпимо жаркое дыхание так чувственно опаляло заднюю сторону украшенной ошейником шеи, что под конец тренировки вся лисья шерсть стояла дыбом. Моракс не трогал Чайлда руками, но мог позволить себе коснуться кончиком носа его сведённого судорогой плеча. Обширные, ветвящиеся рога из раза в раз задевали вихрящиеся рыжие волосы, «массажными» движениями легко проходились по коже юношеской головы… Подобные знаки внимания были… Можно сказать, приятными. Но та учтивость, та заботливость, что аурой окружали Правителя Ли Юэ, казались Тарталье искусственными и фальшивыми. Видя мужчину каждый день, он не мог забыть ту причину, по которой его держали вблизи Императора на самом деле. — Твоя скульптура… Чем, точнее, кем она будет в итоге? — из пучины воспоминаний своих же снов Аякса возвращает голос Кавеха. — Это… — от неожиданности Аякс не рассчитывает силу удара и едва не откалывает один из нескольких изогнутых рогов. — Кхм, — перед тем, как продолжить говорить и творить, ему приходится взять себя в руки. — Я очень боялся того, что мой сюжет совпадёт с чьим-либо. Помнишь, та женщина упоминала скульпторов из Фонтейна, что тоже будут принимать участие в конкурсе? — Разве люди — не одна из самых избитых тем? — Кавех смотрит через плечо Аякса, пока что не осознавая, чем являются длинные выросты на голове скульптуры. — Это не человек, — тяжело вздыхает Аякс, и перед его глазами пролетает каждая их встреча во снах. — Это Божество Ли Юэ. — Вот как? — ответ Аякса, признаться честно, смог удивить Кавеха. — Тебе настолько въелись в голову рассказы того профессора из Вахумана, что ты решил подарить человеческой стране… Целого Бога? На самом деле, это довольно интересная идея, — Кавех не мог знать о том, что на самом деле послужило вдохновением для этой скульптуры. — Думаю, она вызовет немало дискуссий. Споров между приверженцами устоявшегося строя и тех, кто не прочь был бы молиться высшему покровителю. — Твоё развитие мыслей довольно любопытно, Кавех. Спасибо. — За что ты меня благодаришь? Признаться честно, благодарить тебя должен я, — Кавех легко смеётся и открывает свою записную книжку, делая пару заметок. — Как архитектор для своей конкурсной работы я… Пожалуй, уделю архитектуре Ли Юэ чуть больше внимания. Ты — мой вдохновитель, Аякс. «Жаль, что я не могу поделиться с тобой большим», — удручающие мысли никак не способствовали приливу сил. Но время требовало продолжать: как никак, в запасе у Аякса оставалось всего два месяца. «Почему мне снятся эти сны?» — когда Кавех, попрощавшись, отправился по своим делам, на оставшегося одним юношу нахлынула волна вопросов. — «Каким же образом ты, камень, всё же попал ко мне домой… И была ли та призрак-лиса в реальности? Может, тогда я тоже видел сновидения?» — Аякс невольно трогает себя под нижней челюстью, вспоминая её острые, впившиеся сюда зубы. «Кем была написана та сказка? Если я никогда не читал её ранее, почему мои сны следуют ей глава за главой?» «Правда ли, что Ли Юэ никогда не правил Демонический Бог? Почему же тогда мора называется «морой»?» «Почему «взгляд Небес» против так называемых «запретных знаний»? И разве не странно, что у Чайлда Тартальи — парня с его лицом — тоже имеются сумерские корни?» — Да ещё и какие… Корни, — то, что юный Командир был не просто лисом, а потомком служительницы самой Пушпаватики, не могло не завораживать. — Интересно, как скоро придёт письмо от мамы? Работа над головой Демонического Бога Скал была практически закончена. — Я ведь не Чайлд Тарталья, — усмехаясь себе под нос, обращается Аякс к скульптуре, выточенной не то из Янтаря, не то из Кор Ляписа. — Так почему… Почему вы снитесь мне, а не ему? Ответа от камня, конечно, ждать не приходилось. Ответ ни на один из мучающих рыжую голову вопросов не могли дать неживые, смотрящие привычно строго янтарные глаза. Лицо Императора, даже созданное из камня, вышло спокойным и величественным — именно таким чаще всего видел Аякс мужчину во сне. — Я, быть может, совсем сошёл с ума… Под взглядом неодушевлённых, сделанных им же глаз щёки юноши отчего-то наливаются цветом. Аякс оборачивается, убеждаясь, что в доме более не осталось гостей. Подходит к окну и зашторивает его, чтобы случайные прохожие не смогли уличить его в неподобающем студенту Академии поведении. — Простите ли вы мне мою… Мою дерзость, Император? — Аякс кладёт свои руки на неотёсанные, лишь только слегка намеченные плечи мужчины. Переносит вес своего тела на руки и полностью облокачивается на будущий торс. «Из-за этих снов я точно тронулся головой», — что-то в груди Аякса крутилось и вертелось, желая вырваться наружу и прильнуть к скульптуре всем своим существом. Могло ли то быть желанием… Той призрачной лисицы? Привстав на носки, он подносит своё лицо к лицу неживому и холодному. С несколько секунд неотрывно смотрит на гладкие, похожие на карамель губы. Во сне видеть их так плотно сомкнутыми не представлялось возможности — Моракс говорил, говорил и говорил много, особенно теперь, когда отношения между Правителем и «гостем» стали немного менее напряжёнными, чем прежде. Аякс прикрывает глаза, предупреждая попадание в них пыльной крошки, и льнёт губами к камню. Бессовестно проводит языком между губ чужих, оставляя на обработанной поверхности мокрый, блестящий след. Эта глыба, глыба неизвестного происхождения хорошо поддавалась долоту, которым работали его руки. Сейчас, облизанные по несколько раз, эти увлажнённые слюной губы казались Аяксу по-настоящему живыми.