По ту сторону сна

— А-ах! — Аякс резко просыпается и тут же садится, упираясь позади себя дрожащими в локтях руками. Он ложился спать, будучи только в нижнем белье: его кожа блестит от покрывающего всё тело пота. Крупные капли стекают со лба, под ладонями простыни не просто влажные — их можно хоть выжимать. Острый слух не улавливал привычное пение птиц, но всё пространство комнаты, как ни странно, было освещено — ни единой тени. — Я… Я проспал? — одними губами шепчет Аякс, ощущая сухость в горле. — Я… Увиденное, услышанное во сне проносится прямо перед глазами. Император-Дракон, Лис-чужестранец… Контракт. Аякс хрипит, загнанным, неверящим взглядом впивается в каменное лицо почти готовой скульптуры. Этот мужчина, этот Бог, что был почти что освобождён из своего «заточения»… — Я… Я — воплощение Чайлда Тартальи? — Аякс прижимает ладони к своей обнажённой груди, чувствуя, как сердце с минуты на минуту готово пробить его грудную клетку. Нестерпимой болью заныло, затянуло «родимое пятно» — настоящий шрам от наконечника стрелы, полученный им же в какой-то давней, очень давней жизни. — Я… Потомок Священного зверя? К горлу подступает тошнота, множественные липкие мурашки проходятся по его мокрому телу. Та лисица, что привела его к этому проклятому камню, что впилась в него зубами и не отпускала до самого конца… Могла ли она также быть неким отголоском давнего прошлого? Во сне своём Аяксу предстояло увидеть ритуальный танец, быть свидетелем ритуального совокупления, но… — Книга… Книга оканчивается свадьбой… — перед глазами Аякса — голубыми глазами — плывут тёмные причудливые пятна. — Выходит, что Император… Тот факт, что Ли Юэ «всегда» управляли люди; тот факт, что происхождение слова «мора» так и остаётся неизвестным…. Всё указывало на одно: за влечение, за прикосновение к сокрытым в Разломе запретным знаниям в прошлом Демонический Бог Скал был жестоко наказан самой Селестией. Упоминания о его существовании были стёрты из самого Ирминсуля. «А я… Выходит, контракт, заключённый Руккхадевата знает сколько лет назад… Он до сих пор действует?» — Что? — ослепительное солнце палит Аяксу прямо в лицо, уничтожая даже самую маломальскую тень в его домике. Он обращает свой взор к окну и тут же распахивает слезящиеся от света глаза: За окном его не просматривался привычный городской пейзаж. Исчезли трава, деревья и дорожки. Осталось только ослепительно голубое, буквально мёртвое небо. — Ч-что? — едва дыша, Аякс подходит к окну, не понимая, где он и что происходит. Открывает ставни — лицо обдувает ледяной, сжигающий своим холодом воздух. Он был один, один в своём доме среди бескрайнего неба — не видно было ни облаков, ни земли. — Это же… Селестия… — огромный небесный город накрыл домик Аякса своей тенью. Величественный и недосягаемый, он располагался прямо над убежищем юноши — протяни руку, и можно коснуться парящего в воздухе грунта. Дальнейшие события мелькают так стремительно, что на какое-то мгновение заставляют Аякса усомниться в реальности происходящего. Некая Неизвестная Богиня возникает перед его ошеломлённым лицом и, бросив взгляд на находящуюся в глубине дома статую, презрительно щурит глаза. Один взмах ладонью — на крохотный, парящий в небесах домик лёгкой рукой направляется некий шип. Массивная и остроконечная, используемая для уничтожения целых народов Небесная колонна. И когда сброшенная на его домик колонна соприкасается с бедным телом Аякса, ему приходится отбросить сомнения — боль ощущается более, чем реальной. Под массивностью белоснежного гранита ломаются кости, лопаются сосуды и рвутся мышцы — стон, что успевает издать умирающий юноша, был несомненно слышен в каждом уголке подконтрольного Селестии неба. Но Аяксу не было жаль себя. Свои нереализованные амбиции, планы на жизнь, нет… Перед глазами в последний раз мелькают лица родных. Отец, мать, братья и сёстры… Моракс. «Я не смог… Я не смог выполнить свою часть контракта…» — ранее практически готовая скульптура ныне была раскрошена в крошки от удара всё той же колонны. — «Я вернусь в этот мир… Снова, я… Я выполню свой долг, я выполню…» — Аякс? Аякс! — хлёсткие пощёчины нежных рук Кавеха наконец-то умудряются вырвать Аякса из цепких лап коварного сна. — Милостивая Руккхадевата, да выполнишь ты эту скульптуру, свой долг и так далее! Богиня, ты когда в последний раз отдыхал? Во сне уже разговариваешь! Едва соображающий хозяин домика одаривает неизвестно откуда возникшего друга бешеным, полным смятения взглядом. «Но я ведь… Умер?» — звуки жизни тотчас наполняют комнату: переливчатое пение птиц, шум с торговых площадей… Он определённо не умер. Но как же? «Это, что, был сон внутри… Сна?» — после открытия ошеломляющей правды о своём истинном происхождении Аякс до сих пор сомневается в том, что находится не во сне. — «И та Неизвестная Богиня, та боль… Была такой реалистичной. Что же это было?» Ответ возникает перед глазами в то же мгновение. Не нужно было оканчивать Академию, чтобы догадаться: То было предупреждением. Демонстрацией того, что ждёт его в будущем, если он не откажется от глупой идеи… Вернуть к жизни понёсшего наказание Демонического Бога Скал. — Да что с тобой? — Кавех истерически усмехается, видя, как из уголка губ его полусонного друга начинает течь слюна. — Вид у тебя, конечно, потрёпанный… Тебе что-то снилось? «Снилось?!» — Аякс грубо вытирает свой рот и трясёт головой, чувствуя, как всё те же капли пота с его лба разбрызгиваются в разные стороны. — «Я — потомок Священного зверя, что служил самой Богине Цветов и танцевал рядом с ней! Я был настоящим воином, как и хотел мой отец, я… Я был супругом самого Бога!» Рассказать о чём-либо из увиденного во сне было невозможно. Не то, что Кавех совсем его не поймёт, но… — Как ты… Попал ко мне домой? — первое, что спрашивает Аякс, стоит ему только смочить пересохшее горло. — Так ты ведь сам недавно говорил, что хранишь запасной ключ под камнем в клумбе напротив дома, — Кавех кладёт найденный им ключ на стол, возвращая тем самым его настоящему хозяину. — Я проходил мимо и удивился: уже полдень, а из твоей комнаты не слышно привычного стука долота. Ты не отзывался на мой зов, и я подумал… «Милостивая Руккхадевата, неужели Аякс затрудился досмерти?!» — «Затрудился» — сам только что такое слово придумал? — Аякс встаёт и подходит к раковине, спеша как можно скорее привести свой внешний вид в порядок. — В любом случае… Спасибо за заботу, Кавех. Напомни, сколько ещё осталось до начала конкурса? — Времени? Чуть меньше месяца, — Кавех, в свою очередь, смотрит на практически законченную скульптуру. — Ничего себе, — он подходит ближе, с любопытством разглядывая единственную детализированную деталь работы — лицо. — Ты работал с натуры? Знаешь этого человека, или же сам придумал? — Сам… Придумал, — и хотя большая часть работы была выполнена, впереди Аякса ожидала едва ли не самая сложная — детализация. О-о, сколько тысяч чешуек предстоит выполнить ему на этом длинном, драконьем хвосте? — Как я мог забыть! — Кавех, желавший ещё немного полюбоваться на работу своего талантливого друга, неожиданно начинает копошиться в своих карманах. — Ты снова потерял ключ от дома Хайтама? — подшучивает Аякс над слабым местом Кавеха и тут же замолкает, когда тот, в свою очередь, достаёт некое письмо. — Это твоё, — ещё не распечатывая конверт, Аякс знал: то было долгожданным письмом от его матери. — Заходил с утра на почту, заодно и на твоё имя смог получить. Не нужно благодарностей. Лишь стоило Кавеху переступить порог домика Аякса, как юноша тут же хватается за нож, подцепляя плотно запечатанную бумагу. Его снова мутило: страх, волнение, предвкушение — он страшился и желал всем сердцем узнать, каким же был ответ на его давний странный вопрос. — «Наши корни, Аякс, и правда необычны и глубоки», — принимается читать Аякс письмо от матери, чувствуя биение своего сердца где-то в глотке. — «…И хотя наш род давным-давно укоренился в Снежной… Поговаривают, что мои — наши — дальние предки были родом из Сумеру». Аякс прекращает читать. Закрывает глаза и сильно жмурится, после чего принимается часто моргать. Мать Чайлда Тартальи из его сна была Священным зверем и служила непосредственно Богине Цветов. Но его мама была лишена этих лисьих черт, что уж — даже сам Аякс никак не унаследовал ни янтарных глаз, ни лисьих повадок. Сон и реальность — где же найти точку их пересечения? — «Наши с тобой дальние родственники были родом с западных земель…» — продолжает читать письмо Аякс. — «Я даже слышала, мол, легенду о том, что прапрабабушка моей бабушки танцевала вместе с Богиней Цветов, когда сама она была ещё жива и могла разделять трапезу с Руккхадеватой и аль-Ахмаром. Как жаль, что моя бабушка уже не унаследовала знаний о танце, посвящённой самой Пушпаватике…» — Это… Просто невероятно… — сюжеты из снов накладываются на реальность, невольно заставляя путаться во всём происходящем. Как давно, получается, жил на свете Император? Сколько же десятков, если не сотен лет прошло с момента заключения контракта? «И сколько раз я уже рождался с этим лицом?» — Аякс смотрит в стоящее рядом со скульптурой зеркало, трогает себя за щёки и нос — вроде бы, всё настоящее. Он не помнил ничего о прошлом, до сих пор не понимал, откуда в этом более-менее складывающемся воедино паззле взялась вдруг призрачная лиса… Встряхнувшись и глубоко вздохнув, Аякс подходит к будущему Императору и берёт в руки инструменты. Ему предстоят часы работы, за которыми он может осмыслить свалившееся на его плечи. Времени до конкурса оставалось не так уж и много. «И последнее, что я хотел тебе сказать, Аякс», — перед тем, как покинуть дом друга, Кавех задержался на пороге. — «Я недавно услышал, что мудрецы предрекают солнечное затмение прямо в день конкурса! Был ли ты когда-нибудь свидетелем такого события?» — Солнечное… Затмение, значит, — вытирая пот со лба и смахивая липнущую ко влажной коже каменную крошку, Аякс выглядывает в окно. Устремляет взор в закатное, в ненастоящее, фальшивое небо, где спокойно и привычно парил как и прежде недосягаемый, полный величия божественный город. Копошащаяся в душе, не находящая себе места при виде Селестии лисица подсказывает Аяксу: грядёт буря.