По ту сторону сна

В глубинах Разлома шахтёрская деятельность была дозволена не везде. Обуславливался запрет по-разному: в первую очередь во избежание травматизма, да и силы нужны были для разработки более богатых месторождений. То были, конечно же, фикции. В кромешной темноте, среди влажности и светящихся грибов Дракон и Лис стояли на пороге печати. На пороге пути, за которым были сокрыты тайны мироздания, первоначальные в своём виде запретные знания. — Я буду рядом, — тихо шепчет Тарталья и подаёт мужу пробирку со своими же слезами. От витающего в воздухе напряжения на их лбах выступает пот, тяжесть многотонных камней на головами давит на плечи физически. — А это… Юный Командир обнажает сокрытые в ножнах кинжал и, не думая, рассекает ладонь, окропляя землю перед печатью свежей кровью Священного зверя. Где-то под ними, там, на немыслимой глубине приходят в движения каменные плиты. Сила, рождённая внутри их союза, ломает печать за долю секунды. Идти против высших Богов, что обращают на тебя свой взор с самих Небес, изначально была идеей глупой, полной огромных амбиций и желания узнать правду. Моракс успевает сделать шаг, успевает вытянуть руку и прикоснуться к запретному. По осколкам осквернённой печати ступает, не отрывая глаз от нарушителей, некая Неизвестная Богиня. Аура солнца окружает её неприкасаемое тело, но только Тарталья вынужден отступить, щуря глаза от нестерпимой боли. Демонический Бог Скал остаётся на месте. Его лицо благородно и спокойно, не выражает ни единой эмоции, и только в янтарных глазах можно было прочесть невысказанный ужас. Он успел узнать всю правду о небе, он успел узнать правду о самой Селестии. Такое наглое, идущее против Небес создание подвергало угрозе весь миропорядок. Ирминсуль содержал в себе всю информацию о живых и живших существах, и память Моракса, осквернённая запретным, уже сочилась по артериям древа, оскверняя его непорочные, чистые ветви. Но такова цена правды, не так ли? О, кто ещё во всём Тейвате посмел бы нацелить лук на Богиню, что по щелчку пальца была способна убить, не притронувшись? В одном сантиметре от себя Она останавливает стрелу силой мысли, одаривая распушившегося лисьего воина презрительным взглядом. Судьба Дракона и Лиса была предрешена изначально. Они сами стремились ей навстречу, зная о невзгодах, ждущих их на пути в глубины Разлома. — Нет… Нет, но как же… — зарево жжёт глаза, и Богиня исчезает так же внезапно как и возникла. Волна света и звука отбрасывает Тарталью назад, но он поднимается, стирая колени и ладони в кровь. — Моракс? Император остаётся стоять, не откликаясь на зов супруга. Демонический Бог Скал заслужил стать частью так горячо любимой им страны. Обездвиженный, обезличенный Бог на глазах своего возлюбленного покрывался некой каменной породой, ярко-оранжевой и прочной, как тот же Кор Ляпис или Янтарь. Такова была плата за прикосновение к запретному. — Вот же… — Тарталья шагает к проходу позади себя и, в конце концов, останавливается. Ничего не чувствует, глядя на заваленный камнями выход. Как верный супруг, он обязан разделить эту могилу со своим мужем. Тупая решимость, забурлившая в груди Лиса, побуждает его поскорее вернуться к Мораксу. Тело Бога было не видать, то буквально срослось, растворилось среди неизвестной, схожей с янтарём породой. Чайлд Тарталья опускается на колени и, поджав хвост, упирается щекой в гладкую каменную поверхность. Ещё тёплую. Он знал, что не умрёт так бесславно: воину, авангарду Демонической Богини Севера и потомку Священного зверя не может быть предписана такая судьба. Его душа связана контрактом, а тело… Тело вторично. К его счастью, откуда-то сбоку ощущался сквозняк — значит, есть где-то путь туда, наружу. На поверхность к солнцу. Без доступа к воде и пище, окружённый тьмой одинокий, юный и храбрый воин смог продержаться в теле порядка одиннадцати суток. Тело обязано переродиться, тело получит свободу, а что же касается души… Душа предана душе, заточённой в камень. Лишённый человеческого облика, призрачный Лис каждый день тёрся о камень, смахивая с него каменную пыль и крошки. Он спал, свернувшись калачиком на его верхушке, гонял грязных крыс и тявкал по ночам, разговаривая с заточённым и будто слыша что-то в ответ. Сотни лет понадобилось призраку, чтобы прогрызть, пробить когтями и упрямой головой путь наружу, расширив узкую трещину. Преданность своей семье была основой лисьей души, что поддерживала возможность его призрачного существования. Моракс был его мужем, а значит неотделимой частью его большой, растущей из года в год семьи. Лис был привязан к месту своей смерти, не мог и не желал покинуть похороненного под горами Бога. Сидя на поверхности среди багряно-красной травы, призраку было позволено лишь вытягивать морду, ловить ледяные потоки ветра носом да слушать крики недосягаемых соколов. Настанет его час, придёт свобода. Только бы дождаться тела, дождаться… Перерождения.