Трое на двуспальной кровати. Второй финал

Входя в зал разминки, услышала яркий, громкий женский смех, невольно перевела взгляд в сторону источника: Ксения что-то обсуждала со своими спортсменками, готовящимися выходить на лед. Сергей стоял за спиной девушек, знакомо опустив голову, будто надеялся под ногами найти золотой ключик, открывающий двери в счастье. То ли почувствовал ее взгляд, то ли по привычке просто вскинул глаза, как делал это всегда, быстро охватывая периметр и снова пряча синь мартовского неба под веками. Из-за этой дурацкой привычки на половине фотографий получался с закрытыми глазами. Этери, разглядывая очередные фотогалереи с их командой только и успевала ворчать,что из-за рук, глаз и вечно непонятного выражения лица Дуда, не найдешь даже нормальной фотографии на аватарки тимтутберидзевских аккаунтов. - Поставь свое фото. Ты всегда красивая,- отмахивался Сергей Викторович от необоснованных претензий и смотрел, будто она и правда всегда красивая. Вот и сейчас пересекся своим светлым взглядом с ее, словно душу в баню сводили. Разогрели до самой сердцевины. - Сереж, чего замер!- а так душу выставляют на мороз: чужим женским голосом, зовущим по имени, которое ты не готова даже про себя произносить. И он пошел следом за своими. За своей. А Этери осталась со своими. Ничьей. Она уже привыкла быть ничьей. Со временем и парой курсов хорошо подобранных медицинских препаратов начинаешь понимать, что это самое здоровое - осознавать,что ты ничья. Самое сохраняющее. Этери теперь бережется. Она прошла на волоске от невозвратного. И поняла, что, вообще-то, слабачка. Но если уж нет силы отпустить руки и сорваться в пропасть, наблюдай, как дни и ночи (белая и черная мышь жизни) обгырзают по периметру ту ветку, за которую ты цепляешься, вися над пустотой смерти. Она и смотрит. Иногда в шубках мышей есть своя красота. Если повезет, сегодня будет на тренировке, завтра, послезавтра, через три дня на прокатах. Ей есть на кого смотреть каждый день теперь. Без остановки. Все виды. Этери Георгиевна Тутберидзе построила свою империю фигурного катания. Так прочно воцарилась на вершине, что вниз уже и не глядит. Все равно не видно, кто там внизу. Ей видны только облака. А жизнь под ними - не очень. Сержа был красивой попыткой выскочить из небытия одиночества. Может, и некрасивой, но перспективной в моменте. А вышел дополнительным ударом цунами по и без того шатким строениям души. Она все это знала и понимала сразу, а все равно зацепилась и надеялась с ним и за ним как-то выплыть. А выплыть можно только на своих силах. Никто тебе не помощник, никто не опора из вне. Так в медленных размышлениях о том, о сем, о прошлом и настоящем, о правильном и неправильном Прошли через одну тренировку, другую, третью. Даня приносил обед. Пару раз выходила подышать свежим воздухом на зады ледовой арены. Даже уже и не уставала от такого ритма. До самого конца дня будет казаться, что не устаешь. А потом свалит. Заворчал сообщением телефон. На экране высветилось: “Мы приземлились”,- невольно улыбнулась. Будет проще и теплее. Диана приехала. Сегодня у дочери и зятя отсыпной вечер. Завтра будет обычный рабочий день. И наконец-то нормально поговорят, в обнимку. До конца тренировочного дня долетела на крыльях. И не выдержала, хотя обещала себе, что не будет детей тревожить. Дошла до номера. Постучала. Тишина. Значит спят. Вздохнула, отправилась к себе. Сон - самое главное. А все же отправила ребенку сообщение: “Проснешься до полуночи, приходи в гости. Соскучилась”. Даже поужинать захотела. Только не в ресторан. Закажет в номер. Будет тихо. Будет одна. Будет радоваться тому, что Диана дома. Так раньше всегда бывало. Приезжаешь с работы. Видишь обувь, стоящую под порогом, куртку, висящую на крючке, и успокаиваешься. Значит дома. Значит все хорошо. А то, что и не поговорить, спит ребенок - ну что же теперь? Вот такая их жизнь, цыганская, кочевая да неприкаянная. Слаще прижиматься друг к другу, когда появляется возможность быть близко. Открыла Мишель переноску, из которой собачка не особенно и рвалась на выход. Переоделась в домашнее. Сходила в душ. Стояла у зеркала в ванной и с несвойственным уже давно вниманием разглядывала лицо в отражении. Подумала, что для своих лет выглядит она в целом неплохо. Конечно, старше, но никто не помолодел. Вон, Ксюша тоже не стала моложе, если подумать. Дудаков - тем более. Придирчиво провела рукой по шее. Выдает, конечно, но что тут сделать? Следит, как может. И за шеей, и за руками. В дверь коротко постучали. Открыла. Официант вкатил тележку с блюдами. Расставил на столе. Откланялся и исчез. Бутылка вина была открыта, от ужина шел парок запахов, вызывающих слюнотечение. Еще стоя, зачерпнула вилкой рис и отправила в рот. Да. Было хорошо. И поесть было хорошо. Собралась присесть,чтобы в полной мере получить удовольствие от еды. Врачи говорили,что важно видеть радость в мелочах. Ежедневных ритуалах. И, вообще, есть - не лишнее, Этери Георгиевна. Отодвинула стул, уже, можно сказать, начала садиться, но снова застучали. Понадеялась, что Дишка быстро оклемалась. Обрадовалась. Вся засветилась изнутри, открывая двери. Уже даже шутку приготовила о том, что без матери не спится на новом месте. Распахнула дверь… замерла. Радость смылась, настроение, пожалуй, испортилось. Дудаков тоже стоял не слишком воодушевленный. Какой-то растерянный и сжавшийся. - Привет!- это было их третье приветствие за один день. - Привет,- а что еще она могла сказать?- Что-то случилось? Может, позвонили, а не получилось договориться? - Ну, да. Вроде бы,- замялся Дуд. - Заходи,- под порогом все-таки совсем глупо разговаривать. Замечать, как красивая рука Сергея закрывает двери, было лишним, но все равно заметила. Уйдет после беседы и будет этими руками обнимать Ксюшу. Так, как обнимать умел только Сережа, прятать в себя, укрывать собой. Все-таки было бы отлично, если бы Дишка проснулась и решила навестить мать. Зашли в комнату, Дудаков уставился на стол с ужином. - Я не вовремя? Махнула рукой, вроде - не имеет значения, сейчас быстренько поговорим, каждый займется своими делами. - Что случилось, Сереж?- ободралась о имя нежными местами на сердце. - Я хотел тебе отдать,- полез в карман курточки, которую не снял, вынул… карандаш для глаз.- Ты же испортила свой. Удивление - очень мягкий вариант чувства, которое испытала Этери, глядя на зажатый в пальцах предмет декоративной косметики. - Спасибо,- протянула руку, аккуратно беря за кончик, чтобы нечаянно не наткнуться пальцами на его пальцы. - Я только не знаю, он тебе подходит?- заволновался как мальчишка Дуд.- Но если не подходит… Полез в другой карман и вытащил еще с десяток, чем привел в полный шок. - Просто, мне в магазине сказали, что вот этот самый лучший… но вдруг у тебя другой вкус. Или, я там не знаю, как оно, цвет,- стоит и держит пучок карандашей и подводок, а глаза как незмаутненное небо в марте. - Ты весь косметический скупил что ли?- и не знаешь, брать или не брать, все настолько глупо! И до слез мило. - Хочешь вина?- как-то надо разрядить эту дурацкую ситуацию. - Да,- выдыхает Дудаков.- Или воды. Я психую. - Я заметила,- перевела взгляд на карандаши, зажатие в мужской руке.- Я тоже. Потянулась к бокалу и бутылке. Поняла, что второго фужера нет. Замерла на мгновение, но налила и подала мужчине. Взял подношение правой рукой, а в левой так и держал все, что принес ей. Нелепо и очень красиво. Счастливо до боли во всех шрамах.