Трое на двуспальной кровати. Второй финал

Ела, хотя хотелось не есть, а закидать чем-то дырку внутри себя. Даже вкуса не чувствовала, отправляла вилку за вилкой в рот, пережевывала и глотала. От воспоминаний о прикосновении к губам мужских пальцев внутри все сжалось. Продолжала автоматически доедать ужин. Сережа обошелся дорого. Остался пустотой и холодом. Но этого ведь не знаешь изначально. Сначала думала, что будет больно, а потом пройдет. Выболит и успокоится. Дудаков совсем не хотел выбаливать. Сначала ждала Америки. Заботы с детьми, новым тренером, переменой места жительства отчасти сглаживали сквозняк в душе. Первый раз сломалась у Килякова. Смотрела на его красивый бассейн, вспоминали прошлое. И накрыло. Рыдала, забывая дышать. Леша гладил по голове, утешал, убаюкивал. Потом спать уложил, накачав какими-то успокоительными. Через морок дремы слышала, как несколько раз приходил в ночи, проверял, все ли с ней нормально. Утром серьезно и без дураков посоветовал сходить к психологу. И вот тут надо оценить уровень безысходности и бессилия - она пошла. Проговорила два часа, толком не поняла, в чем польза от визита. Легче не стало, ну, разве что выговорилась. Больше не пошла. Вернулась в Россию. Работала, сколько хватало сил. Спасибо Дане, не бросал, помогал. Сам все отложил, ходил за ней, поддерживал во всем. Были бы силы снова влюбиться, в него бы влюбилась. Сил не было, поэтому спала с Эдиком. В конце концов, клин клином. Могло же помочь? А если и не поможет, то хуже не будет. Не помогло - не то слово. Становилось как раз хуже. В какой-то момент пришлось себе признаться, что происходящее - уже не секс, а изнасилование себя другим мужчиной. Тело вообще перестало отвечать и реагировать. Это понимала и она, и Эдуард. Расстались без объяснений, оставшись в хороших отношениях. Так и жила. День за днем. Боялась вечеров. Еще больше - ночей. Не спала нормально. Засыпала к трем утра, просыпалась в шесть. Если уладывалась в полночть, соскакивала не позже четырех. Имя Дудакова не могла слышать. Даже не так, чем больше проходило времени, тем труднее было адекватно реагировать. Если быстро отвернуться и уйти из беседы, еще ничего, а если продолжать настаивать, накатывала крупная дрожь, челюсти сводило, будто попадаешь под холодный ливень. Колотит, сбивается дыхание. Все мысли и силы уходят на то, чтобы не начать трястись у всех на глазах. Потом случилось непонятное: села в такси, поехала вроде домой. По дороге повело, поплыло перед глазами, дыхание пресеклось, накатила паника. - Остановите!- приказала водителю. - Вам плохо?- он бы и рад остановиться, но как, несясь в среднем ряду по скоростному шоссе? - Остановитесь!- это было уже истерически. Наверное, если бы он сразу встал, она выскочила из машины, все бы прошло, отпустило, но перестроение, поиск места, где можно запарковаться. Накрыло тьмой и полное просветление так и не наступило до приезда “скорой”. Ночь на больничной койке, выходной в пристальном внимании врачей душевного профиля. Депрессия, невроз. А почему закоротило? Это поняла уже потом - в машине пахло тем же освежителем воздуха, что и у Дуда. Как от такого спасешься?! Она и не спаслась. Первый курс был очень страшным. Месяц привыкания к препаратам - безостановочная перемена настроений и желаний. Одно хуже другого. Вот тут уже вполне серьезно предлагала врачам оставить ее в покое и отменить все. Ну, как можно работать, когда желание по горлу полоснуть, то себе, то коллеге, то, вообще, кому-нибудь из спортсменов? Мишель на целый месяц отдала семье брата. Просто не знала, будет ли кому однажды утром встать и накормить несчастное животное. А потом резко полегчало. Сразу. Будто смогла впервые за все время с начала февраля 2022 вздохнуть. И возблагодарила того таксиста, что вызвал “скорую”. Она стала почти нормальной. Почти собой. Только береглась больше. От того, приехав в Казань, не дошла до ледовой арены, не встретилась с Сережей. Услышала, что колотит внутри. И поняла - не может. Вернулась домой. Стала жить дальше. Вот и вся история. А сегодня он принес кучу карандашей для глаз. И на губах жжется прикосновение его пальцев. Вспомнила, как целовал в последнюю, ночь, как держал в объятиях, пока не уснул. Как потом собирала поспешно вещи в чемодан и сбегала. Как ехала в такси в аэропорт. Стояла над умывальником тяжело дыша, чтобы не отпустить слезы. Тянуло внутри все больнее, все противнее. Ева успела соскочить и добежать до туалета… Ужин так и не переварился в желудке. Сполоснула рот. Умылась. Глубоко вздохнула и вернулась в комнату. Собрала посуду на угол стола. Нашла толстовку, натянула. Внутри морозило. Залезла под одеяло. Наушники в уши. Слушала в таком состоянии только один трек. “Ты что там бушуешь, женщина? Портишь настроение твоим лучшим людям? Детям? Прекращай! Ты же совсем не такая. И такой быть не должна. От тебя на льду солнце светит. Артем все умеет и все может, когда хочешь кричать на него, звони мне, и кричи. Я буду даже рад. Нежно и крепко. Сережа.” Острота восприятия голоса давно уже стерлась. Острота боли по нему - тоже. А все равно слушала, когда было холодно и одиноко. А так было часто. Сережа говорил, утешал, шутил. Помнился таким, каким, может,и не был. Но всегда утихала его голосом, пусть слабенько, но согревалась. А сегодня не утешало. Зябкая дрожь так и продолжала бродить в теле. Хотелось настоящих объятий. Настоящий слов. Чтобы стоял, как совсем недавно, смотрел. Смущался. Слушала бы его, как слушает музыку. Обняла подушку, прижала к животу. Стала вспоминать. Как пальцами прижимал ее руку на блокноте. Как рассказывал про свою девочку-фигуристку. И ладони за спину закладывает, как раньше. Представила бы, как подошла сзади, обняла со спины поверх этих сложенных рук и ткнулась носом в поседевший затылок. А он бы, может быть, накрыл своими руками ее. Стояли бы, молчали. Хотелось молчать, чувствуя его руки на своих. Устроилась поудобнее щекой на зажатой коленями подушке, продолжила вспоминать: вот встал у стены, рядом с раздевалками и быстро проскакивал глазами по всем подряд. Ресницы все такие же длинные, солнечные, прячут синее небо взгляда. Будто лучики солнца сквозь тучки. Рядом с Сережей было спокойно, даже если сам он нервничал. Как в этой комнате. Он психовал, а ее накрывало покоем, хотя повода для успокоения не было. Хотелось в объятия. Чтобы ткань кофты чувствовалась щекой, а губы были в миллиметрах от шеи. И не сдержаться. Поцеловать. Без мыслей о продолжении. Продолжения не надо. Ей давно уже настоящий продолжений не надо. Только в фантазиях иногда примерещится. В фантазиях от продолжений хорошо. В жизни - больно. Так что - не надо.