Трое на двуспальной кровати. Второй финал

Ксюша проснулась от шума воды в душе. Поворочалась, надеясь улечься поудобнее и снова заснуть. Вроде уже и придремывать начала, как раздалось какое-то непонятно оханье и стон. Сон сдуло в момент: почему-то подумалось, что у мужа может прихватить сердце или еще какая напасть. Больше никаких посторонних шумов не услышала, а судя по меняющемуся звуку воды, Сергей просто мылся. Все же он жутко неуклюжий, а еще торопливый. От того и все проблемы, то ногой о косяк запнется, потом хромает, то неловко повернется чашка со стола улетит. Ну, и зрение - так себе, а это тоже не добавляет координации и гибкости. Вода утихла. По полу прошлепали босые ноги. Дуд сел на край кровати и начал рыться в чемодане. А еще муж шумный. И всегда не вовремя. Теперь и не уснешь. Мужчина явно одевался ко сну. Тоже, вот говорила же - вынь сразу, положи на подушку или под подушку. Не послушал, теперь будет топать и хлопать. Чемодан и правда закрылся с хлопком. Выучила обожаемого Рыжика женщина как облупленного. И ничего особенно интересного под тем облупом не было. Даже эту его привычку забираться под покрывало и заворачиваться в него, как младенец в пеленку - выучила. Каждый вечер окукливается, каждое утро надеешься, что будет бабочка. А на рассвете обнаруживаешь все того же гусеница, только заросшего за ночь. Вот Сашка вечерами брился. И утром был, конечно, тоже колючим, но приятным. Сережа берег кожу - чувствительная, не для того,чтобы набриваться дважды в сутки. Да и какая ей, вообще, разница, если спят они отдельно и по утрам он к ней с поцелуями не лезет. Разница, вообще-то, была - заросший и старый мужик топающий спросонья по квартире, меньше всего походил на любимого мужа и больше всего на какого-то бомжа из подворотни. Хотелось красоты. Все остальное, в общем, было. В Дудакове красоты не осталось в тот момент, когда из нечастых визитов он стал постоянной составляющей жизни. А когда-то, когда-то давно, да, она любовалась им. Смотрела на широкую спину и задыхалась от счастья, что можно подойти сзади, обнять за плечи. Прижаться. Будто к стене или стволу большого дерева. Если бы довелось Ксюше поговорить с кем-то умным, тот ей бы, может, и сказал, что невозможно восхищаться силой смирившегося медведя. Он выглядит всегда жалким и потерянным, когда привыкает к клетке, так что борьба была с заведомым проигрышем, если частью победы мыслилось еще и уважение к мужчине, с которым собираешься строить семью. И все же, какое-то время она искренне старалась поддерживать авторитет мужа в собственных глазах, в глазах окружающих. Да хотя бы в глазах дочери. Но Катьке требовалось внешней демонстрации, она отца любила взахлеб, уважать было некогда. Там уже не помещалось отдельно уважение, оно было впаяно в заботу и любовь. Вот кто ценил каждую минуту папы рядом, радовался, что больше тот не уходит и ежевечерне - с ней. В каникулы, если была возможность, Дуд всегда брал Катерину с собой на старты. Говорят, им там было хорошо вместе, хотя фигурным катанием дочь так и не заинтересовалась. Характер у Катюхи был папочкин, тихий, но упрямый, если что решила, с места не столкнешь. Мать пробовала, знает, что не работает это. Совсем малышку можно было хоть скрутить по рукам и ногам и донести до цели. А как подросла, так и с этим не выходило. Мало того, что девицу ростом метр тридцать, а то и метр сорок не больно на ручки возьмешь, если в самой метр шестьдесят, так ведь в ней и веса не десять килограммов. Катя была крепенькой, в папочку, похоже, тоже. А договориться?! С ними обоими, поди договорись! Помолчат, а потом сделают по-своему. Особенных претензий к отцу и дочери тоже не предъявишь, гибкие, гладкие, тихо улыбаются и воротят свое. Судя по выравнивающемуся дыханию, сейчас муж начнет похрапывать. Умом понимала, что правильно прижаться и обнять в ночи. Все же у них семья, а душой хотела лежать на другой стороне кровати и не слышать этого храпа. Не проснулась бы от звуков душа, не слышала бы. Спала. Невольно снова погрузилась в прежние мечты и планы. Она ведь хотела еще ребенка. Да в глубине души и сейчас хочет. Конечно, ей почти сорок четыре, не девочка уже, но если бы было с кем, решилась бы. Она даже с Сережей поначалу заговаривала на эту тему, но муж был резко против, до ругани. Дети, тем более маленькие, никак не совместимы с полноценной тренерской деятельностью. Она же хотела серьезной школы и серьезной работы? - Как-то же твоя Этери справлялась?- попробовала напомнить Сереже обо всех женщинах мира, всех тренерах мира, которые рожают, воспитывают, ничего страшного не происходит. - Ты не Этери,- отрезал Дуд. От этой жестокости стало обидно, будто нельзя было привести другие аргументы, да даже хоть бы и возраст! Нет же, она, оказывается, не Этери. Вот спасибо! Можно подумать, Ксюша не догадывалась, что она рылом не вышла для взыскательного ценителя прекрасных тренерш. Ну, а потом у них совсем умер секс, ну, или почти. Жить стали тоскливо. Практически - работой и Катей. Рожать было не от кого. Да и не горело так, как в первый раз, тогда все сроки подходили к концу. Ну, или так казалось. А теперь все было. Можно и пропустить этот вагон. Сережу она в те начальные времена очень любила. Ребенка от него хотела. Но, если честно, не вышло бы с Сергеем, она б ушла. Может, было и правильно. Жалко даже, что он оказался таким доверчиво-невнимательным и неосторожным. Вдруг бы на место, освобожденное неподатливым рыжим чудом пришел кто-то более подходящий и более готовый к однозначным решениям и однозначному отношению? Ну, да теперь уже поздно думать. Катя есть. Дуд вот тоже есть. И одиночество рядом с ним ничуть не меньше, чем без него. Выяснилось, что одиночество определяется не наличием человека в одной квартире, а тем, что он принес в себе и с собой в эту квартиру. Сергей - неотлюбленную Этери, грусть по ней, внутреннюю усталость и поражение. Так себе набор для начала успешной совместной жизни с другой женщиной. Ксюша и хотела его отогреть, но ему, кажется, нравилось быть замерзшим, остывшим, словно нарочно причиняющим боль другим. С таким набором устремлений делать нечего. Смириться и жить самой по себе, иначе не останется целого места на избитой душе. Занимаясь с детства спортом, понимаешь, что победа начинается с умения терпеть боль и абстрагироваться. А потом приложить на синяк что-нибудь холодное, выпить таблетку обезболивающего. И помнить о результате. У нее пока получается. В общем-то, теперь почти и не болит, когда знаешь, что где-то есть таблетки и ее можно принять при желании чуть ли не сразу. Да и синяки об Дудакова стала набивать реже, то ли он устал, то ли она научилась уклоняться от ударов.