Трое на двуспальной кровати. Второй финал

Заснул Сергей, действительно, махом, кажется, даже не помнил, что отвечал Ксюше на ее последние слова и отвечал ли хоть что-то. Он вымотался душевно и утомился, хоть и приятно, физически. Честно говоря, не ждал, что все будет так быстро и отчасти даже просто. Он, признаться, ничего не ждал вовсе, потому что не понимал, можно ли хоть чего-то ждать. Этери была далеко, далека, совсем другой, совершенно непонятной. Удивился ее робости, если не холодности, то ли она не хотела его, но сдалась из каких-то своих побуждений, может, и от отсутствия сил на борьбу; то ли, как и он, не ожидала, что все вернется столь быстро и однозначно в единственно верную для самого Дудакова плоскость. Проснулся через пару часов от мысли, что ведь больше может и не повториться. Вдруг ей совсем не понравилось? Он знал, что не успела к финалу. В другой ситуации помог бы ей дойти, но она, кажется, предпочла ограничиться исключительно его удовольствием. Спряталась в одежде, и даже лаская, стала несколько чужой, будто вела добрую беседу в светском обществе. И дело было не в словах. И ладошки ее ласково гладили по лицу. Но интонации, в них слышлось напряжение светской дамы на приеме. Вроде, и легко, вроде, и о погоде, а чувствуется, что внутри мысли о другом, о том, что нельзя рассказать этим людям в этом месте. Этери болтала о его морщинах, а думала о том, что не готова была сказать Дуду. Все про светские умолчания Сергей понял не только в круизах, а еще на первых шоу. Кажется, все собираются, общность, братство, а когда до дела доходит, выясняешь, что половина друг друга терпеть не могут, но куда деваться - контракт, да и не бросишь доходное дело. Люди из разных стран, с разным менталитетом: французы, едва выносящие англичан, азиаты, косо смотрящие на европейцев. Как раз к Дудакову относились все довольно хорошо. Тогда было принято любить русских за смену курса, но общее впечатление осталось сложное. Домой вернулся - выдохнул. Иногда пользовался наработанными приемами и подсмотренными моделями в общении уже в своей тусовке. Так договаривался с упрямыми родителями, так решал вопросы административного плана на стартах. Мог бы при желании и в высокие кабинеты заходить по делу и за делом, но это была та же схема постоянных умолчаний, где все играли в то же, во что и Дуд. В своей постели он точно такой игры не хотел. А Этери хотел. Даже сегодня такая встревоженная и, показалось, чуть испуганная, она была невозможно хороша. И робость эта, новая краска характера, на удивление понравилась. Сережа любил женщин с опытом, потому что с ними интереснее, ярче, можно позволить себе больше, да и сами они хотят больше. При всем желании, а диапазон девственницы и с девственницей, ну, много уже, чем с умеющей себя подать и его принять женщиной. С Этери было хорошо и так. Ну, и потом он тоже не был сегодня на высоте, хорошо, что вообще не посыпался начисто от восхищения и радости, и страха. Все же был уже в том мужском возрасте, когда вино сбраживало в уксус, а не вызревало в новые оттенки вкуса. И не зная, как и с кем проводила свои ночи Этери, стоило опасаться, что сравнения не выдержит. Может, к слову, и не выдержал. Она оставалась все такой же худенькой, где-то в глубине его сердца это отзывалось почти сожалением. С возрастом должна бы прийти женская гладкость, а Этери вся выгорала от душевных бурь и метаний. Венка на правой руке, тянущаяся из запястья в сгиб локтя теперь виднелась ярче. Может, забылось, но казалось, что соски на груди стали еще темнее. В следующий раз не только рассмотрит, но и проверит руками и губами, подробно, не пропуская ни миллиметра. Надо убедиться. А вот бедра, которыми его обнимала были такими же сильными, упругими, как и попка, легшая в ладонь одним полушарием, когда удобнее пристраивался ко входу. Несколько корил себя, что не смог подарить ее телу радость, которую испытал сам, да и ее корил, что отстранилась сразу после. Неправильно, когда женщина неудовлетворена. Пусть сам секс получился не выдающимся, наверное, она ждала по старой памяти чего-то более яркого, но надо было не дать ей забалтывать время, а вернуть вполне заслуженный его пиком собственный оргазм. Иного выхода, кажется, не было, придется повторять и, желательно, быстро. А то тут осталось всего два дня. Жаль, что у нее теперь совсем нет выходных. И на катке она с утра до ночи будет. Нахватала работы, как дамка блох. Еще и ему предлагает в такое же погрузиться. В принципе, идея совсем неплохая, если найти достаточно льда. А с этим, очевидно, проблемы будут. И все же, работа работой, на как спасти от работы человека, который так хочет работать? Вот ведь в чем вопрос. Вчера ее выгнала с катка Дишка своей потерей сознания. Так себе повод, но Этери не стала досиживать до конца тренировок танцоров, а то могла вполне с Артюховым помериться графиками. Если что-то выгадывать, то только завтра, когда у танцоров и парней короткие. Хоть сколько-то график похожий на человеческий. Когда пойдут произвольные, ей будет не до Дудакова. Там у человека, привезшего спортсменов на 4 вида просто не будет времени вздохнуть, мечась между тренировочной и основной аренами. Перевернулся на другой бок, оставив в покое планирование бодрого секса. А уж во второй раз он у них точно будет ощутимо бодрее, чем сегодня, и погрузился снова в приятные воспоминания вечера. Думал уже не о постели, а о том, как держалась в приемном покое за его руку. Сначала по привычке, как на катке, со спортсменами, ухватилась за предплечье. Не любит чужих рук и когда ее держат ладонью в ладонь. Не доверяет что ли. Да и контролировать ситуацию всегда и везде хочет. Сам держишь, всегда можешь сам отпустить. А когда держат тебя, сложнее. Вот так же схватилась за его рукав. Сережа такого не любил. Отнял женскую руку, вложил себе в ладонь и переплелся пальцами с тонкими длинными пальчиками. Она, конечно, как хочет, но ему не нравится, когда его держат в одностороннем порядке. Зато понравилось, что не стала сопротивляться и разрешила себе быть удерживаемой. Его маленькая слабость - держать ее за руку. Держал во время оформления карты Дианы, держал при беседе с врачом, держал, когда их выгоняли, повторяя, что муж тут, остальным делать нечего. И, вообще, идите спать мамаша. Лишь для того, чтобы развернуть и увести, отпустил ладошку и обнял за талию, было удобнее. Сразу понял, что дальше правильно только завести так же за талию в номер и снять все, что снимется. С нее, с себя. Знал это по дороге в “Айсберг”, знал, идя к лифту с переноской. Знал, заходя к ней в номер. Не знал только, сколько в ней желания его допустить до себя. Пока казалось - немного, но ему, вроде, не привыкать. У них так всегда начинается. Закрыл глаза, вспоминал, как дышала ему в ухо, пристально глядя на выезжающего со льда Глеба с дочерью на руках. Коротко, тревожно. Как гладил по спине, по ткани синего пальто, хотел коротких вздохов в ухо. Других. Этих не хотел, они были от страха. Его были от радости и ожидания еще большей радости. Ему очень нужны такие вздохи. И побыстрее.