Трое на двуспальной кровати. Второй финал

Этери пыталась вернуться в привычную жизнь. Ритм, продиктованный многими годами работы. Вечером приедет Дишка с мужем. На ночь привезет их домой, конечно,а утром они сбегут в ее перевалочный пункт. Поставила внутри зарубку, что стоит забрать халат: дочь к нему относилась без большой любви. Того и гляди под шумок сплавит в половые тряпки. Чем ребенку так уж не по душе Серегина покупка, не говорит, но Глеб как-то обмолвился, что с халата-то все и пошло: когда Этери в халате, Диша начинает бегать по потолку, боясь, что что-то не так и мать снова загрустит. Вот и не рассказываешь ничего лишнего девчонке, а та все равно все знает и все понимает. Так что не стоит лучше не показывать Диане зависимость. А зависимость, увы, буйно расцветала внутри. Сколько нет Дуда? Час? Пусть полтора. И все эти полтора часа нарастает пустота. Все время помнится, как долго целовал ее под порогом, даже губы заболели, а прерываться все равно не хотелось. Но при этом она постоянно повторяла: - Иди уже! Опоздаешь! И глупо, бессмысленно мечтала, чтобы и правда опоздал. Или рейс отменили, или просто раздумал окончательно. И вернулся. И остался. Можно навсегда, но хотя бы еще на день. Дишка прилетает вечером. И если бы действительно Сережа решил задержаться, все вышло бы неловко, очень глупо, совершенно неуместно. Пришлось бы как-то объясняться всем и со всеми. Но об этом знал разум. А сердце хотело только одного - быть рядом. Обнимать его, дурака, уткнуться носом в шею. Радоваться, что никуда не денется, и сам, и шея его теплая, от которой пахнет пеной для бритья. Холодный запах счастья. Мишель внимательно обнюхала кровать,ту половину, которая была занята посторонним мужчиной, зевнула и улеглась ровно посредине. - Ты его, наверное, совсем не помнишь?- спросила у собачки хозяйка. Блестящие карие глазки взглянули в женские глаза. Песик радостно перекатился на спинку, подставляя маленькое, беззащитное брюшко гладящей руке. - А ты ему всегда нравилась,- почесывала шубку Мишель Этери. Тяжело вздохнула. Ей так хотелось поговорить с кем-то о Сереже, просто рассказывать или слушать. И чтобы советов не давали, и не судили. Не было такого собеседника у Этери Тутберидзе. Данька и Эдик не только не поймут, а, пожалуй, еще и воспитательных нотаций начитают. Да и мужики они. Во всем мужчины - друзья хорошие, но в делах любви с ними бесполезно советы держать, да и по части поболтать о мужике - бесперспективные варианты, ничего не понимают. Можно к сестре, но та вряд ли будет поддерживать иллюзии младшенькой о райских кущах. Женатый мужик, из другого города, да еще и бывший коллега. Тем более бывший любовник. Брось ты эти глупости, малышка, брось! К слову говоря, никто из семьи, конечно, не знал, до чего докатились отношения Дуда и их сестры. Да и незачем, потому что никто не поймет. Этери, правду говоря, сама себя бы не поняла, спроси ее - на кой тебе это было надо?! Тем более - на кой оно тебе сейчас-то? Вздохнула, села на постель и непроизвольно погладила ладонью то место, где ночью был Дуд. Некому рассказать. В Америке было б кому. Вот ведь печаль! Можно набрать чей-нибудь номер, включить видео и поплакаться, но все же - не то! Да и объяснять придется слишком многое. Внезапно вспомнила, что не приняла лекарства. Обычно делала это сразу же, как шла в душ, а сегодня торопилась, потому что и за завтрак переживала, и просто не хотелось откладывать ни на миг возможность быть рядом. Улыбнулась, вспомнив, как неловко Дуд подсунул ей свою тарелку, а сам схватился за сырники, которые приготовил. Заметила и паленую сторону. Вот ведь шеф-повар нашелся! Воевать за жженый завтрак не стала, но половину из своих сырников перекидала в мужскую тарелку, повторяя: - Ешь, у тебя впереди долгая дорога! Интересно, если бы тогда не случилось всего того, что произошло, остались бы они с Сережей вместе, такой завтрак мог бы превратиться в обыденность, мало ли командировок у тренера? И всякий раз ворчала бы, чтобы лучше ел, и напоминала, что впереди долгий путь. Хорошая жизнь, хорошее ворчание. Как-то так и выглядит мечта о счастье, пожалуй. Зашла в ванную, вынула таблетки. Выпила по схеме, прописанной много лет назад и давно уже не менявшейся. По цокоту коготков поняла, что Мишель зашла проверить, что происходит. В пасти у собаки был маленький резиновый шарик. - У тебя, смотрю, настроение играть?- склонилась к кудряшке, забирая мячик. Мишель еще шалила, весело бегала за игрушками, чем всегда радовала хозяйку. Если животное играет, значит бодро, здорово и молодо. Что еще надо? Хотелось, чтобы собачка оставалась игривой и веселой так долго, как только это возможно, поэтому они обязательно играли. И в те дни, когда пуделек не проявлял должного азарта, настроение у Этери портилось, напряжение возрастало. Психолог советовала завести нового щенка, чтобы успокоить страх неизбежного и невротические реакции, но женщина упрямо отказывалась: только Мишель. Кроме нее, никого и не надо. Сама понимала, что это не здорово и нездорово, но было вот так. Играла с собакой, а думала все о том же, что у них с Сережей могла бы быть другая жизнь. Если бы тогда все получилось, то даже могли бы еще ребенка родить. Удивилась странной фантазии: не стала бы обременяться такой заботой как младенец. Даже идей подобных не было в той жизни, а сейчас вот думалось, что Оля его счастливая, у нее есть Сережа в Егоре. И Ксюха - тоже, у нее есть Сережа в Кате. А у Этери Сережа только в халате. А было бы не так, была бы у нее своя Катя или свой Егор, может, все стало бы легче. Пустоты было бы меньше, потому что Сережа навсегда остался бы частичкой слитой с ее частичкой. Никогда и ни о чем Этери не жалела, как минимум пыталась не жалеть. Прошлое не воротишь. А сейчас от всей души жалела, что та давняя задержка не превратилась в маленького человечка с чуть вздернутым отцовским носом и доброй улыбкой. Мишель крутилась у ног, предлагая продолжать игру, а женщина держала мячик совершенно не обращала внимания на собаченку. Сегодня этому несбывшемуся малышу было бы почти шесть. Он бы научился скользить по льду, пробовал прыгать. Может, даже прыгал бы уже. Здоровый и красивый ребенок. Мамина гордость. Обязательно бы замечала все черты, которыми малыш похож на своего отца. Радовалась бы, что похож. Мишель не выдержала и попыталась дотянуться до мячика, встав и уперевшись в ногу хозяйки передними лапками. Блондинка небрежно кинула игрушку и тот, подскочив пару раз, закатился под кресло. Собачий глаз добычу видел, а зуб не мог поймать. Полезли под кресло вместе, благодаря дотошного Дуда, убравшего квартиру тщательнее профессионального клининга. - Знаешь, Мишель,- выбралась из-под кресла Этери,- его стоит любить, хотя бы за то, как он нам пол помыл. Да ведь? Собачка довольно тявкнула. Для нее любить большого доброго человека труда не составляло, особенно, пока он не лезет на ее сторону кровати.