Трое на двуспальной кровати. Второй финал

Дудаков теперь все время ждет скандалов, когда грешит, хоть грешить и не перестает. Да и не перестанет. Ему, вероятно, всего лишь хочется, чтобы Ксения дала повод не остаться единственным крайним в окончании семьи, в собственном уходе. Это ведь так просто - сказать, глядя в глаза любимой, обнимая: уйду. А уйти… Сергей не ищет поводов остаться. Ни в коем случае! Признает, что семью ломает сам. С полным пониманием. Но хочется, чтобы хоть один кирпичик из фундамента вытащил не он. Тогда будет легче. Да хоть бы смотреть в глаза Кате. И вот ведь штука, чем больше он ждет такого скандала, тем меньше Ксения готова ругаться. Даже утром, за завтраком, когда все готовились разойтись по делам: взрослые на работу, Катерина в школу, от Ксюши не прозвучало ни слова упрека за спонтанный полет в Москву, хотя право дуться на него у женщины было. Катя и вовсе была веселой, нежной папиной дочкой. Идеальная семья, черт возьми! Из таких не уходят, тем более в возрасте Сергея Викторовича! А ему безнадежно и невозможно хочется уйти туда, где точно не будет проще. Силился всю ночь и утро понять, как ему была вчерашняя встреча? Слышал только тихое, неумолкающее, болезненное…и все же счастье. Возможность прижать к себе спящую - счастье. Видеть уставшей - счастье. Кормить собаку, готовить кофе в квартире, где никого не бывает, если Этери в отъезде. Горькое счастье упущенного и горькое счастье желаемого. Как от такого отказываться? Катя убежала из дома первой, остались вдвоем. Снова ждал разборок, а вышло, наверное, даже хуже - ультиматум. - В эти выходные я уезжаю,- сказала Ксюша. - Куда?- удивился Дуд. - В Москву. Ты остаешься с Катей,- даже голоса не повысила, просто сообщала как информацию. И нет ничего опаснее таких спокойных уведомлений, потому что их нельзя корректно отменить. - Я не могу,- замотал головой Дудаков.- У меня планы. - Придется отменить,- равнодушно заметила Ксения. - О таком надо предупреждать заранее!- возмутился, хотя никакого права не имел. - Я и предупреждаю сегодня, а не из аэропорта с билетом на руках,- удар по слабому месту вышел очень точным. Конечно, сам подставился своим желанием, которое не пресек, теперь у Ксюши есть право на ответный жест. Все верно. Все по делу, но не может Сережа оставаться в этот выходной с Катей! Совсем! У него Этери! Этери будет ждать! Переживать. Вдруг ей станет плохо из-за того, что не сдержит слова? Ксюше, без сомнения до страданий Этери нет дела, но так тоже нельзя! - Я обещал,- слова бессильны, совсем не оправдание и неподходящий аргумент, все понимает. - Рыжик, я, конечно, понимаю: у тебя там самое важное, туда ты обещаешь и выполняешь. С нами - как придется. Но Катя - твоя дочь. Ты - ее отец. Выходной - ваш день. Она тоже ждет. В отличие от той, кому ты наобещал, твоя дочка - еще ребенок. И она важнее! - Давай на следующей неделе!- в собственном голосе послышалось противное заискивание. - Я уже договорилась с друзьями. В отличие от ребенка, взрослая женщина как раз может одни выходные пропустить без твоего участия в ее жизни!- развернулась и пошла собираться. Что теперь делать, совершенно непонятно, но делать что-то надо. Слышал, как шумит подготовкой к началу рабочего дня Ксения. Не мог собраться и решить, как быть. Хотелось все бросить, включая Катю, мешающую выполнять обещание данное Этери. Он вообще не хотел этого ребенка! Поток внутреннего монолога становился все более мерзким. Надо было себя остановить, перестать сетовать. Просто заняться делами. Еще есть время что-нибудь придумать. Он найдет решение. Никого винить не надо. И себя не надо. Сложная ситуация. Так бывает. В жизни столько раз сталкивался с трудностями, всегда вывозил. Сейчас тоже что-нибудь придумает. Хотелось сбежать от выросшей проблемы хоть куда: хоть на работу, хоть в собственные воспоминания. Даже непростые, как их первая ночь после долгого перерыва. Закрытость Этери, ее отстраненность. Беззащитные руки, не знающие, куда себя пристроить. Как у невинной девушки. И столько было счастья, нельзя его сломать об одну мелкую, пусть и кажущуюся сложной, задачу. Что-нибудь придумает, как-нибудь решит. В конце концов, до выходного еще все может поменяться. ксюша может передумать. Последнее было очень сомнительно. Чтобы Ксения передумала, должна была случиться беда близкая к катастрофе. Женщина совершенно точно собиралась просто отплатить за отъезд без предупреждения. Маленькая женская месть. И вообще-то, иногда Дуд нравилось такое. В конце концов, у него могло и не быть Этери, если бы не это, чисто женское желание наказать обижающего или неценящего мужчину. Дуд был прилично нетрезв в тот глупый вечер спонтанной групповухи, но отлично помнил, как женский взгляд искал мужской, не Дудакова. Не нашел и безнадежно уставился в открытую дверь взгляда Сергея. Она долго принимала решение. Для Сережи - безумно долго. И не отрывалась глазами от его глаз. Примерялась, годен ли он для орудия мести? Самая благодарная мстительница в его жизни, если уж на то пошло. Сразу была благодарной. Ничего непонимающей, но отдающей себя полностью, не обделившей его тело ни в чем. До сих пор помнил, как держа одну женскую ногу на весу, двигался. слыша рядом чужое мужское дыхание. Ликовал, что он первый внутри, первый расплещет свою тяжесть в желанное тело, сколько бы туда ни хотел попасть и второй член, то и дело касающийся на выходе ходящего внутри напряженным поршнем вожделения Сергея. И руки Дани, сминающие женскую грудь, и губы, обхватывающие в поцелуе губы отдающейся не ему. Сергей помнил, как ее пальцы замерли на его сосках и в такт возвратно-поступательной силе страсти терли их, увеличивая жар в паху многократно. Даже нетрезвая, обиженная, ничего толком не соображающая, Этери продолжала оставаться собой - благодарной и возвращающей собственное удовольствие. Гордиться в той пьяной оргии Сергею, конечно, было нечем, втравил несчастную, рассерженную мстительницу в непотребство, но вспомнить было о чем. И воспоминания говорили - нельзя сдаваться, надо искать выход. Надо найти возможность и ему быть благодарным за то, что они есть, не отдельно - Дудаков и Этери, а вместе: в общем танце, в том числе и плоти, хотя давно уже не она главное. Спрятал невольно улыбку, кому врет старый дурак: он до смерти сожалел, что было мало времени вчера. Не смог затащить в постель повторно, уже не для сна. О чем тут еще можно говорить? В свои почти шестьдесят Дуд ждет встречи, чтобы оставлять засосы на тонкой коже и покорять лоно, открытое его воле и жажде. И пусть весь мир восстанет против, но в ближайший выходной у Дудакова будет и женщина, принимающая его, и плотские радости, и все, чего так хочется! Довольно прищурился, представляя, как ведет ладонями по ее рукам от кистей до подмышек. Медленно, не отрывая взгляда от возбуждающихся сосков голой груди. остановится в подмышечных впадинках, чтобы облизать каждую из торчащих вверх вершинок. Почувствует, как выгибается тело, будто бедра ищут проникновения между ними. А потом будет долго потирать, пощипывать, покручивать горошины темной плоти в пальцах и видеть, как волнуется внутри страсть. Волны эти текут по телу, приподнимая и опуская на простыни. А внутри нее будет горячо, скользко, плотно до остановки дыхания. У него запланирована измена. Всем. Всему. Кроме собственной любви и собственного желания. Если не удастся уйти добром, просто сбежит. Некрасиво. Аморально. Но какая там уж мораль может быть? То, что с ним происходит в его возрасте - в принципе аморально. И пусть.