тонкая душевная организация

Выпустив вздох весом в код для суперкомпьютера, Феликс смотрит на Хёнджина в детских нарукавниках. — Они тебя даже не выдержат, Хёнджин. Где ты их достал вообще? — Купил, — ну, справедливости ради, Феликс мог бы и сам догадаться. — Не смотри на меня так! Покачав головой, Феликс улыбается. Он всё ещё недоразумение, но его и очень любимое. Да и эти нарукавники со Спанч Бобом на Хёнджине выглядят очень мило. Но они вообще-то решили, что на этот раз Хёнджин точно научится плавать. Не время умиляться. — Ты ведь доверяешь мне? — ласково спрашивает Феликс, подходя к Хёнджину. Он поджимает губы и кивает, вызывая у Феликса гордость за него. — Снимай их. Тут не глубоко, а я всегда буду рядом и не дам тебе утонуть. — Ты нагло пользуешься моей любовью к тебе, цыпа, это жестоко, — бурчит Хёнджин, но всё же снимает нарукавники. Это, если верить составленной Феликсом таблице в numbers, ровно тридцать четвёртый раз, когда он учит Хёнджина плавать. Пытается научить — сквозь слёзы, боль и смех — Хёнджина плавать, если быть точнее. И чудо, к его великому сожалению, вновь не случается — Феликсу бы вообще перестать верить в чудеса, но одно сейчас забавно барахтается в воде и верещит, так что они всё же существуют. — Хёнджин, сейчас вот обязательно получится! Мы верим в тебя! — выкрикивает отец Феликса и хохочет. — Так держать! — Он меня ненавидит, — обречённо произносит Хёнджин, расслабляясь на выставленных руках Феликса. Он пользуется возможностью и, стараясь действовать медленно, аккуратно и незаметно, отпускает его. — Пиздец, а не жизнь. Вся семья моего будущего мужа меня ненавидит. Цыпа, за что нам такие страдания?.. Ты чё так лыбишься? Пиздец красиво, но немного жутковато. Прищурившись, Феликс поднимает руки над водой и шевелит пальцами. — Ты держишься на воде, Хёнджин! До Хёнджина доходит не сразу, но всё же доходит. — Я держусь на воде! — радостно восклицает Хёнджин, но в следующую же секунду его красивое лицо искажает ужас. — Блять! Я держусь на воде! Тону! Спасите! Шлёпнув себя по лбу, Феликс отмечает в голове тридцать четвёртую неудачу. Хёнджин отличается феноменальным упорством в тренировках, любой игре на скорость, спорах, но не в учёбе и попытках научиться плавать. Так что все следующие полчаса Феликсу приходится катать Хёнджина на спине и слушать его рассказы о том, какой его сонбэ по имени Минхо зверь, но крутой. Хотя приходится — не то слово. Ему это очень нравится. Вообще всё, что связано с Хёнджином, ему нравится: начиная идиотским юмором и заканчивая его тонкой душевной организацией. — Знаешь, что, цыпа? — Что? — удобнее перехватив Хёнджина под коленями, интересуется Феликс. — Я люблю тебя, — Феликс слышит эти слова из уст Хёнджина не в первый раз и даже не первый год, а сердце всё ещё исполняет акробатические элементы. — Даже больше, чем твои брауни. — Ого, это мощно, — усмехается Феликс и, оглядевшись, отпускает Хёнджина. — Я тоже поделюсь секретом, — шепчет Феликс, повернувшись лицом к Хёнджину, и отплывает к дальнему краю бассейна спиной, держа его за руки. Он даже не упирается и неловко гребёт за ним. Такой милый. — Каким? — Хёнджин склоняет голову набок и обхватывает торс Феликса ногами, когда он прижимает его к стене. — Я тоже люблю тебя, — кладёт руки на упругие бока и бодает нос Хёнджина своим. — Даже больше, чем мой проект по разработке видеоигр. — Какие громкие слова, цыпа! После этого ты точно должен взять ответственность и жениться на мне. Рассмеявшись, Феликс приближается к лицу Хёнджина и аккуратно касается его невозможных губ своими. Они у него пухлые, мягкие, сейчас немного отдают хлоркой. Идеальные, в общем. Феликс шумно выдыхает и впускает в свой рот язык Хёнджина, облизывает своим и аккуратно посасывает. Внизу живота становится тяжелее, особенно когда Хёнджин тихо мычит и кладёт свои большие ладони на его плечи, прижимаясь теснее. Они слишком рискуют — их семьи в доме, могут выйти в любую секунду, но им плевать. Феликс допускает мысль, что неосмотрительность, излишняя смелость и безрассудность могут передаваться половым путём. Да и ладно. Сейчас бы срочно вернуться в их съёмную квартиру и… — Что за стыд и срам посреди бела дня? За секунду отплыв от Хёнджина к противоположному борту бассейна, Феликс хватается за сердце и громко, от всей души, с чувством орёт: — Лив, блин! Я чуть коньки не отбросил, — отдышавшись, Феликс хмуро смотрит на ухохатывающихся Оливию и Хёнджина. — Предатель ты, Хёнджин. — Ты слишком милый, цыпа, ничего не могу с собой поделать, — от вида слишком широкой и красивой улыбки Хёнджина хочется ослепнуть. Или утащить его в свою старую комнату и зацеловать. Второе, наверное, больше. Они встречаются уже три года, а он всё так же сильно раздражает. Наверное, это залог их совместного счастья. — Вообще вам бы реально быть осторожнее, родители же могут увидеть, — серьёзнее говорит Оливия, опуская ноги в воду. — Каминг-аут — это круто и давно пора, но, думаю, лучше их сначала подготовить. — Они же в доме, — отмахивается Хёнджин и, хватаясь за борт, жалобно смотрит на Феликса. — Любовь всей моей жизни, умоляю, забери меня отсюда, я же утону. — Тебе там примерно по подбородок, — закатывает глаза Феликс, но всё же подплывает к Хёнджину и обнимает его за талию. Этот несносный, невозможный, наглый сгусток всего самого прекрасного в мире тут же обвивает Феликса всеми своими длинными конечностями и довольно улыбается. — Я тебя сейчас сам утоплю. — Как тебе не стыдно так грязно флиртовать перед родной сестрой? — охает Хёнджин, заслужив этим лёгкий укус в кончик носа. Несносный и наглый. Нужно срочно утащить к себе в комнату. Оливия, всё это время наблюдавшая за ними, окатывает их брызгами и во второй раз за минуту доводит Феликса до микроинфаркта: — Вы милые, но тупые. Они на кухне, а окна оттуда выходят сюда. Я вас так и увидела, гении. Видимо, неосмотрительность, излишняя смелость и безрассудность всё-таки передаются половым путём. Хотя они почти всегда предохраняются… Семейный ужин Феликс проводит как на иголках, то и дело поглядывая на родителей в попытках понять, видели ли они что-нибудь. Для них они с Хёнджином — лучшие школьные друзья, решившие съехаться для удобства, экономии денег и веселья. В какой-то степени всё так и есть, но вот только с одной важной поправочкой: они два гея, безумно любящие друг друга и регулярно занимающиеся сексом. Феликс знает, что их семьи обладают весьма открытыми взглядами и никого не осуждают, однако… это другое. Не каждый день узнаёшь, что твой сын на протяжении трёх лет встречается с другим парнем прямо под твоим носом. Волнительно это всё и немного страшно. Хотя рассказать рано или поздно придётся — у Феликса всё-таки серьёзные намерения провести всю жизнь со своим хулиганом, головной болью и главным кошмаром на протяжении последних одиннадцати лет. Джисон даже планирует, как назовёт детей Феликса и Хёнджина. — А Феликс кого-нибудь встретил? — внезапный вопрос госпожи Хван заставляет Феликса подавиться жареным кальмаром. — Порядок? — обеспокоенно спрашивает Хёнджин, осторожно постукивая его по спине. — Мгм, — Феликс спешит запить всё — шок, неловкость и вставшего поперёк горла кальмара — вишнёвым сидром и смотрит на опешивших родителей. — У меня… никого нет. Краем глаза замечает поникший вид Хёнджина и берёт его руку в свою под столом. Ему, как после долгих размышлений понимает Феликс, его страх раскрыть их отношения даётся тяжело и неприятно, но он всё равно поддерживает его и даже не поднимает этот вопрос. Становится стыдно. Снова. — Наш Феликс слишком сухарь для отношений, — хмыкает Оливия, осуждающе глядя на Феликса. Ауч. По приезде домой Феликс спешит утащить Хёнджина в кровать и дарит ему все свои нежность, любовь и обожание. Целует каждый квадратный сантиметр его идеально сложенного тела, шепчет комплименты и плавно двигается в нём, доводя до оргазма. Каждый раз погибает от яркости ощущений и снова возрождается, чтобы продолжать стараться делать Хёнджина счастливым. — Давай завтра никуда не выйдем? — предлагает Хёнджин, положив голову на тяжело вздымающуюся грудь Феликса. — Хочу весь день ебланить, смотреть дорамы, пить пиво и есть гадости… и целоваться. Много целоваться. — Давай, — легко соглашается Феликс. Вот Хёнджин отлично умеет делать Феликса счастливым. Следит, чтобы он хотя бы как-то высыпался и не забывал про еду, не перенапрягался. Радует классными идеями для свиданий, часто делает какие-то сюрпризы и романтические жесты. Поддерживает, веселит и оберегает. Он самый лучший, прекрасный и любимый, если коротко. Вздохнув, Феликс убирает с лица тихо похрапывающего Хёнджина прядь сейчас персиковых волос и мысленно клянётся, что станет лучше для него. Ему всё-таки уже не семнадцать, чтобы так безбожно тупить. И он не сухарь! Начинает малым: с радостью проводит ленивый день с Хёнджином, почти не поднимая задницы с дивана и поглощая невероятное для себя количество дорам, гадостей и пива. И целуется, очень много целуется. Всё, как Хёнджин и просил! Феликс и сам этим искренне наслаждается. — Почему ты программист и жрёшь всякую дрянь, но твой пресс лучше моего? — недоумевает Хёнджин, похлопывая себя по слегка вздувшемуся после рамёна животу. — Потому что у тебя аллергия на любые физические нагрузки, кроме танцев, — усмехается Феликс, чмокнув его в макушку. — А я твой… секси? Программист. Хёнджин удовлетворённо хохочет. — Ты так хорошо меня знаешь, цыпа, — мечтательно вздыхает Хёнджин. — Ничего, главное, что тебе всё нравится… нравится же? — повернувшись к нему, щурится Хёнджин. — Очень, — улыбается Феликс. Несмотря на долгожданные летние каникулы, им редко удаётся проводить вместе вот такие размеренные дни вдвоём. То Феликс с головой погружён в разработку их с Сынмином и Субином видеоигры, то Хёнджин убегает на тренировки или выступления, то они ездят к родителям, то друзья заваливаются к ним, то ещё какой-нибудь форс-мажор. Но оттого такие моменты и более ценные, что ли. Феликс блаженно улыбается заслуженному ничегонеделанию и, обнимая всхлипывающего над сотым пересмотром ‘Собачьей жизни’ Хёнджина, подаёт ему салфетки. Если бы чуть больше трёх лет назад кто-нибудь сказал Феликсу, что он не просто втрескается в Хван Хёнджина, а будет с ним встречаться и жить с ним, Феликс бы помер со смеху. И отправил этого безумца в психбольницу прямо со своего облачка на небе. Ну или из ада. Без разницы, Феликс вообще в это всё не верит. Главное то, что сейчас всё так и есть. Ещё стоит улучшить! Феликс верен своему слову и думает, как можно порадовать Хёнджина. Не всё же ему одному тащить романтику на своих широких плечах. — Ты? Хочешь сделать романтический сюрприз? — Джисон начинает так громко и гадко ржать, что стукается лбом об стол. Феликсу его совсем не жаль. Так ему и надо. — Ай блять… — Это карма, — фыркает Феликс, складывая руки на груди. — Хуярма, — кривится Джисон, потирая ушибленный лоб. — Прости, но ты самый неромантичный человек из всех, кого я знаю. Даже в камне романтики больше. В камне, который лежит на дне Марианской впадины. — Закончил? — И вокруг которого нет ни одного другого камня. Теперь закончил, — ухмыляется Джисон и пытается похлопать насупившегося Феликса по плечу, но он отпихивает от себя его руку, угрожающе нахмурив брови. — А ещё ты грубый и без чувства юмора. Вообще без понятия, как Джин тебя столько терпит. Я бы уже давно сбежал, но тебе повезло, что ты мой лучший бро. Нет, Феликсу определённо нужен новый лучший друг. Этот с заводским багом. — Ладно, не ссы, бро, я тебя в беде не брошу. Устроим вам самый зашибенный романти́к. Ну или не нужен… Идея до невозможности банальная и простая, если подумать, но даже такую Феликс не смог бы реализовать сам. Да и додумался бы до неё без чужой помощи вряд ли. Так что, хоть и обидно, но Джисон всё-таки был частично прав о его романтичности. Но, слава его генам и воспитанию, Феликс хороший ученик, так что всё обязательно должно пройти отлично! Ради Хёнджина точно стоит постараться. Дождавшись ухода Хёнджина, Феликс спешит украсить их квартиру и всё подготовить — у него что-то около четырёх часов, так что должен успеть. Тщательно всё убрав — мысленно ругает и себя, и Хёнджина за разбросанные вещи, пыль на всех полках и огромный склад посуды на рабочем столе — приготовив свои фирменные брауни и преобразив гостиную, Феликс хвалит себя. Остаётся только подготовиться самому, заказать еду из любимого ресторана Хёнджина и дождаться его — Джисон ещё что-то говорил о верхушке Эйфелевой башни, но это Феликс оставит на будущее, когда станет нелепо богатым благодаря своим успешным видеоиграм. — Цыпа-а, — услышав голос Хёнджина, Феликс широко улыбается и спешит к нему навстречу, — ты приготовил брауни? — увидев восторженный блеск в безумно красивых глазах, Феликс кивает и подходит ближе. — Пиздец, ты зачем так со мной? Куда ещё больше влюбляться? Ужас! — Прости, — смеётся Феликс и тянется за поцелуем — Хёнджин сразу перенимает инициативу на себя и, положив руки на его бока, притягивает ближе к себе. — Как всё прошло? — Прохожие заебали, мешали снимать, но нормально. А сейчас мне вообще прекрасно, — не выпуская Феликса из объятий, Хёнджин пытается стянуть с себя обувь, пару раз почти роняет их обоих, но вовремя находит равновесие — Феликс мысленно восторгается его умением владеть собственным телом — а затем тянет Феликса вместе с собой в ванную. — Сегодня ты принимаешь душ вместе со мной, цыпа. Феликс честно пытается выпутаться из длинных сильных рук, но выходит почему-то не очень хорошо. Ну… не особо-то и хотелось. — Я вообще-то сюрприз приготовил, — уворачиваясь от поцелуев, с наигранным недовольством протестует Феликс. — Я ещё из прихожей заметил, цыпа. Люблю тебя пиздец! — довольно улыбнувшись, Хёнджин всё-таки слюняво целует Феликса в губы и, подхватив его на руки, шлёпает по ягодице — шустрый настолько, что даже пикнуть в протест не удаётся, да и не особо-то хочется… Тихо застонав, Феликс сдаётся и закусывает губу. Хёнджин застывает на подходе к ванной комнате и ещё раз проводит рукой между ягодицами Феликса. Кажется, один из сюрпризов раскрывается раньше, чем планировалось. Упс? — Это то, о чём я думаю? — сглотнув, спрашивает Хёнджин. — А о чём ты думаешь, извращенец? — фыркает Феликс, пытаясь уйти от дразнящих прикосновений. — Цыпа-а! — не забавно, не нежно, не с ноткой нытья, как обычно, а с жадным придыханием тянет Хёнджин, припечатывая Феликса к стене. Сколько бы раз Хёнджин так ни делал, колени Феликса всегда начинают трястись. — Это что такое, м? Хочет ответить, но пальцы Хёнджина пробираются ему под ткань боксеров и давят на пробку — под самым нужным углом. Феликс, задрожав, громко выдыхает и крепче хватается за плечи Хёнджина. — Какой ты у меня всё-таки шалун, цыпа, — ухмыляется Хёнджин, припадая к шее Феликса. Если бы Хёнджин хотя бы половину таких стараний и усилий, которые тратит на Феликса и заучивание его слабых мест, уделял учёбе, то стал бы самым первым в рейтинге. Но зачем? Феликс может ворчать, бубнить как старый дед и пинать Хёнджина в сторону учебников, но это так, привычка. Ему нравится то, какой Хёнджин сам по себе — а ему по какой-то необъяснимой причине нравятся ворчание, бубнёж и пинки в сторону учебников. И им обоим нравится подолгу мучить друг друга прелюдиями. Феликс рвано выдыхает, зарываясь пальцами в волосы Хёнджина, и подставляется под мокрые поцелуи и лёгкие укусы. — Слушай, а ты, надеюсь, использовал вишнёвую смазку? Ванильная приторная пиздец, — вдруг выдаёт Хёнджин, посмотрев в лицо часто моргающего Феликса. Неисправимый, несносный и до ужаса бесячий! — Хван Хёнджин, блять, ты издеваешься? — закатывает глаза Феликс и пытается оттолкнуть его от себя, но Хёнджин снова давит на пробку. — Бесишь, — сквозь стон скулит Феликс. Многое в их жизнях, если подумать, так и не изменилось. И в этом нет ничего плохого — есть в их перепалках, спорах, идиотском юморе Хёнджина что-то родное, без чего и жизнь будет уже не мила. Хотя без многого Феликс бы с радостью обошёлся. Как, например, злого рока, родового проклятия, деградирующего Плутона или как там это называется. — Мальчики, при… Феликс очень любит их квартиру. Она у них просторная, есть кухня, хорошая ванна, гостиная и даже спальня. А ещё очень широкая, пятиугольная прихожая — заходишь и сразу видишь все двери. Ему это кажется чем-то очень интересным и красивым. Но точно не в тот момент, когда родители Хёнджина входят в их дом — Феликс проклинает тот день, когда они поделились кодом от двери со своими семьями — и видят чудесную картину: их сын вылизывает шею Феликса, одной рукой играет с плагом в его заднице, а сам он поглаживает член Хёнджина через тренировочные штаны. В голове всплывает нелепая, но немного утешающая мысль: они ещё не успели раздеться. — Блять, — хором выдыхают Феликс и Хёнджин, быстро отстраняясь друг от друга, пытаясь привести себя в порядок и, наверное, погибая внутри. Феликс вот точно погибает. Насчёт Хёнджина не уверен — у него чувство стыда почти на нуле. — Привет, мам, пап, — пищит Хёнджин, приглаживая взлохмаченные волосы. — А вы чего тут? Ударив себя по лицу, Феликс сползает на пол и хочет от души, по-мужски, с чувством расплакаться. Он совсем не так представлял себе момент раскрытия их отношений. Эти одиннадцать с лишним лет Феликс был уверен, что его самым неловким моментом был тот, когда Хёнджин опозорил его на глазах у всех одноклассников. Ну или когда он перепутал c++ и c# в одном из тестов. Ну или когда Хёнджин увидел его коллекцию с мерчем Пак Чимина. Но всё это — детский лепет. Самый неловкий момент происходит сейчас, когда они с Хёнджином сидят на диване, сложив руки на коленях, посреди шариков, лепестков роз и светильников-свечек, перед переосмысляющими свою жизнь родителями Хёнджина. — Так вы… кхм… ну… — мнётся отец Хёнджина, сверля взглядом коробочки с едой на журнальном столике. Феликс мысленно гладит себя по голове за то, что успел убрать с него смазку за секунду до того, как господин и госпожа Хван вошли в гостиную. — Погоди, — Хёнджин с громким — они все одновременно подскакивают — хлопком откупоривает шампанское и разливает его по двум бокалам. Сам пьёт из горла и передаёт бутылку Феликсу. — Теперь можно. Скосив взгляд на Хёнджина, Феликс качает головой, но всё же делает большой глоток. Господин и госпожа Хван следуют их примеру. — Вы… встречаетесь? — с неловкой улыбкой спрашивает госпожа Хван. — Да, — кивает Хёнджин, беря руку Феликса в свою, и ободряюще ему улыбается. — Уже три года. — То есть, — господин Хван хмурится, явно пытаясь подсчитать примерные даты. Что ж, самое время и Феликсу сказать хоть что-то, а не сидеть скукожившимся от страха цыплёнком. Он крепче сжимает пальцы Хёнджина в своих и делает глубокий вдох для храбрости. — С того отпуска на Чеджу. — Ого, — выдыхают родители Хёнджина и синхронно допивают шампанское. — А твои родители знают? — спрашивает госпожа Хван у напрягшегося Феликса. Сил в нём хватает только на отрицательное мотание головой. — Понятно… Вот и поговорили. Выпроводив всё ещё пребывающих в глубоком шоке господина и госпожу Хван и взяв с них обещание ничего не говорить родителям Феликса, они устало валятся на ковёр в гостиной и долго молчат. Пусть Хёнджин более смелый и открытый, но для него это наверняка тоже было стрессом. Феликс тяжело вздыхает, обнимая его поперёк живота. Целует в скулу. Ластится, пытаясь действиями дать понять, что он рядом и всё у них будет хорошо. — Ну… прошло ведь не так плохо? — напряжённо усмехается Хёнджин, поглаживая Феликса по плечу. — Даже стрёмных вопросов не задавали. — Не так плохо… Свидание… просрано, мягко говоря. Что будет дальше — непонятно. Но хуже точно уже не станет, так ведь? Родители Хёнджина ничего против не сказали, отвращения не показали, да и в целом были похвально спокойны — если не считать их неспособность смотреть им в глаза, но и Хёнджин с Феликсом не лучше. Плюс сами обстоятельства… Так что можно сказать, что всё и правда хорошо. Могло бы быть в миллиарды раз хуже. — Ты же, кстати, пробку так и не вынул, да? — неожиданно уточняет Хёнджин. — Да я как-то забыл о ней даже… Когда Феликс видит хитрую, возмутительно довольную улыбку Хёнджина, произошедший инцидент отходит на задний план. Жаль только, что на следующей же встрече с семьями осознание заново бьёт по голове. Феликс ругает себя за то, что успел выдохнуть раньше времени. Им всё ещё не говорят ничего против, а родители Феликса, кажется, по-прежнему ничего не знают, но неловкость между ними почти осязаема — от этого хочется лезть на стенку и выть. Хёнджин пытается убедить его, что всё в порядке, им просто нужно привыкнуть, и Феликс изо всех сил старается перенять его душевное равновесие. А ведь так долго жил себе тихо-мирно! С гордостью заявлял, что познал в этой жизни дзен. А сейчас что? Краснеет перед ухохатывающимися друзьями и боится даже мысли о том, чтобы снова встретиться с родителями Хёнджина. — Ебать, ну вы и лохи, — гогочет Джисон, давясь кусочком пиццы, пока гадко хихикающий Ёнджун хлопает его по спине. Феликс проклинает и тот день, когда они с Хёнджином познакомили их лучших друзей. Спелись ему на голову. — Ты хоть одет был, Ликс? — хрюкает Ёнджун, наваливаясь на недовольного Хёнджина. — Ой, бля, не могу! — Достали, — ворчит Феликс, демонстративно отворачиваясь от них. — Цыпа был одет, — Хёнджин показывает им язык и захватывает сопротивляющегося Феликса в свои крепкие объятия. — Но моя рука была на его очаровательной маленькой попке. — Хёнджин, мать твою! Возмущённый Феликс валится на пол под взрыв ещё более противного, громкого, раздражающего хохота. Кажется, это никогда не закончится — такие истории не забываются. Так и родители Хёнджина вряд ли об этом когда-либо забудут — вероятность даже не нулевая, а отрицательная. И, наверное, не нужно, чтобы забывали, это всё-таки должно было рано или поздно раскрыться. И своим Феликсу тоже было бы неплохо рассказать — Хёнджин всё чаще начинает активно ему на это намекать. Вот только как?.. Жить в постоянных напряжении и сомнениях крайне отстойно. Феликс даже перед поступлением столько не стрессовал, а все экзамены — ничто в сравнении с тем, как его мозг кипит, пытаясь придумать наилучший способ каминг-аута перед своими родителями. Вселенная снова играет с ним злую шутку. У неё чувство юмора даже хуже, чем у Хёнджина — оно у него хотя бы не жестокое. — Ладно, мам, я пойду, — улыбается Феликс в камеру макбука. — Люблю вас! — И мы тебя, милый! Ждём вас с Хёнджином на следующих выходных! У него прекрасные и понимающие родители — ему нечего бояться. Феликс обязательно возьмёт себя в руки и всё им расскажет. Всё-таки он любит Хёнджина и счастлив, что они вместе! Этим нужно гордиться и вопить на каждом углу. Ну или хотя бы просто рассказать родне. Помахав маме на прощание, Феликс встаёт из-за письменного стола и хочет сходить за чаем, но в проходе сталкивается с вышедшим из душа Хёнджином. — Привет. Один тут? — хитро ухмыляется Хёнджин, прижимая опешившего Феликса к себе. — Сейчас будет двое. — Хёнджин, блин, — закатывает глаза Феликс, — пусти, я чай хочу. — Зачем тебе чай, когда у тебя есть ещё более горячий я, цыпа? — шевеля бровями, продолжает заигрывания Хёнджин и проталкивает его вглубь спальни. — Ты такой секси в футболке с Аппой. Ничего не могу с собой поделать. — Придурок, — фыркает Феликс и, задержав дыхание, падает спиной на кровать. — Эй! Совсем охренел? — От твоей красоты, цыпа, — облизнувшись, Хёнджин валится прямо на него и, сжав бока хихикающего Феликса, начинает целовать все участки его тела, до которых может дотянуться. — Такой вкусный, ща сожру тебя, и мы всегда будем вместе! — Ты меня переваришь, дебил! Несмотря на громкий смех, загребущие руки и губы Хёнджина, пинки, копошения и переругивания, Феликс слышит ту секунду, когда он летит в пропасть. Ту секунду, когда из ноутбука слышится звук завершения звонка. Повисает гробовое молчание, и Феликс застывает в ужасе. — Что это было? — сглотнув, спрашивает Хёнджин. — Блять, нет… — придя в себя, Феликс спихивает с себя Хёнджина и подбегает к макбуку. Звонок с мамой завершён только несколько секунд назад. Видеозвонок. — Нет… нет-нет-нет! Блять, ну нет! Хватаясь за волосы, Феликс плюхается задницей на пол и тихо воет. — Ты с мамой говорил, да? — задаёт самый глупый сейчас вопрос Хёнджин, садясь рядом с ним. Феликс скулит и валится на его колени, сворачиваясь в позу эмбриона. — Вот блять… Лучше и не скажешь. Когда Хёнджину удаётся успокоить мини-истерику Феликса и уложить его в постель, он уже мысленно себя хоронит. Страх быть непринятым абсолютно беспочвенен, но он есть и от него никуда не деться. Вся хвалёная собранность Феликса машет платочком и драматично прыгает со скалы в море безысходности под музыку рвущихся нервов. Феликс бы сейчас не отказался действительно превратиться в камушек на дне Марианской впадины. Там точно никаких потрясений. — Это пиздец, Хёнджин, — бормочет Феликс, пялясь в потолок. — Мы три года успешно скрывались, а тут за две недели два раза. Да ещё и как… — Тише, цыпа, всякое ведь бывает, — ласково шепчет Хёнджин, уткнувшись лицом ему в шею. — Уверен, они ничего такого не увидели и отключились сразу, как только обратили внимание на видео… Да и мои предки повидали явно больше дерьма, но они ж в порядке! — Всё ещё пиздец, — жмурится Феликс, массируя виски. Хёнджин прав, и его родители действительно переносят всё вполне хорошо, но… — Деградирующий Плутон какой-то… — Цып… ты имеешь в виду ретроградный Меркурий? — Да хоть Юпитер в прогрессии! Хёнджин не сдерживается, громко фыркает, хрюкает и наконец смеётся своим самым дурацким смехом. Под эти странные, нелепые звуки на душе становится как-то легче. Сразу ощущение, что ему вообще всё на этом свете по плечу, пока его несносный парень вот так хохочет рядом. Расслабившись, Феликс тоже смеётся и даёт себе слово наконец запомнить это идиотское словосочетание. — Люблю тебя, цыпа, — успокоившись, выдыхает Хёнджин и целует Феликса в горящую от веселья щёку. — И я тебя люблю, Хёнджин. На следующие выходные они всё-таки приезжают в дом родителей Феликса и, взявшись за руки, переступают порог. Все эти дни Феликс ни разу не позвонил и не написал родителям, но очень много говорил с Хёнджином, чтобы принять решение. Хёнджин честно рассказал, что давно устал скрываться перед родными и даже рад, что всё происходит именно так — ну, почти, без таких выходок на глазах родителей было бы лучше — а Феликс честно пообещал, что они нормально обо всём с ними поговорят и всё расскажут. Да и… Феликс не верит ни в одного из богов, отрицает великое провидение, фыркает на все упоминания потустороннего, однако события последних недель громко и явно намекают ему, что уже пора бы прекратить прятаться от своей семьи. Была ни была! — Всем привет, — войдя на кухню, Феликс машет всем присутствующим и криво улыбается. Все взгляды тут же обращаются к ним, припечатывая Феликса к месту. — Чё как оно? — поддерживает Хёнджин. Кажется, с Хёнджином Феликс скоро заработает себе сотрясение мозга — нельзя настолько часто хлопать себя по лбу. Но ради любви можно и мозгами рисковать. Наверное. После самого неловкого в истории человечества приветствия они садятся за стол. И молчат. Феликс тихо отсчитывает про себя тиканье часов в виде цыплёнка — подарок Хёнджина для матери Феликса — и мечтает оказаться сейчас где-нибудь на морском дне. У берегов родной Австралии было бы самое то. Из размышлений про подводные течения, песочек, рыбок и водоросли его вытаскивает голос Хёнджина: — Ну короче… — Мы с Хёнджином встречаемся… как вы все уже могли понять, — выпаливает Феликс. Даже под дулом пистолета он не смог бы сказать точно: он решил взять слово из желания всё гордо и прямо рассказать, чтобы порадовать Хёнджина, или чтобы не дать ему возможности выдать какую-нибудь смущающую глупость. — А ещё мы геи, что тоже понятно, думаю… короче, мы вместе, счастливы и любим друг друга. Как-то вот так… Вывалив свою небольшую тираду на одном дыхании, Феликс опускает взгляд на грустный на вид салат и выпускает из груди весь набранный воздух, сдуваясь. Это именно так же страшно и волнующе, как он себе представлял. Будь он один, точно было бы хуже, но Хёнджин рядом и аккуратно гладит его костяшки большим пальцем, и это придаёт Феликсу сил посмотреть на лица их семей. Чтобы увидеть едва сдерживающую смех мать. — Ты должен мне сто тысяч вон, — хихикает она, обращаясь к отцу Феликса. — Чего? — хмурится Феликс, наблюдая за тем, как отец с тяжёлым вздохом берёт в руки телефон. — Милый, мы с твоим папой уже давно знаем, что вы вместе, — Феликс переводит ошалелый взгляд с такого же шокированного, как и он, Хёнджина, затем на его родителей и своих сестёр, что отрицательно качают головами. — Никто нам ничего не говорил, сынок, и я ещё с ними отдельно поговорю об этом, — мать Хёнджина прячет лицо за бокалом вина, а отец издаёт смешок; Хёнджин всё-таки очень похож на своих родителей. Кажется, Феликс упускает что-то важное. И ему это очень не нравится. — Тогда как? — осторожно спрашивает Феликс у матери. — Я твоя мама, я всё знаю, — хмыкает она. — А ещё Джисон случайно проговорился об этом год назад, когда гостил у нас. — Вот су… Хёнджин предотвращает непоправимое и затыкает рот Феликса куском булочки. Феликс послушно, но очень недовольно жуёт и сверлит родителей тяжёлым взглядом. То есть они обо всём знают и так долго молчали? Ещё и Джисон… Феликс положит на это всю свою жизнь и жизни своих потомков, но отомстит ему за это. Страшно, со всей своей сдерживаемой жестокостью… Можно попробовать снести его профиль в ps plus. Или в стиме. Или везде. — И вы… вы все нормально к этому относитесь? — задаёт главный вопрос Хёнджин, продолжая гладить руку Феликса под столом. — Я-то в курсе, что да, но цыпа даже меня своими нервами достал. Вы бы знали, как тяжело он умеет вздыхать! — Это, конечно, было неожиданно, но, — отец Хёнджина переглядывается со своей женой и жмёт плечами, — мы вас любим и желаем вам только счастья. Раз так вышло, то хорошо. Вы ведь не думали, что мы от вас из-за этого откажемся? Подавившись, Феликс поднимает взгляд к потолку. У них всегда были такие интересные люстры? — Не думали, — приходит на помощь Хёнджин. Феликс благодарен, что в нужные моменты он умеет держать язык за зубами. — Спасибо, пап, мам! Будущие тесть и тёща! Мы вас тоже очень любим. — Только, пожалуйста, проверяйте, когда завершаете видеозвонок. Я ничего не успела увидеть, но это было… обескураживающе, — хохочет мама. Феликс обречённо вздыхает и давит из себя усталую улыбку. Выходит, все его переживания были напрасны. У них ведь замечательные семьи — чего-то другого ожидать и не стоило. — В смысле неожиданно? — встревает Оливия. — Феликс со дня дебюта bts мечтал жениться на Чимине, а Хёнджин бегал за Феликсом весь выпускной класс. — Лив! — В смысле за Чимина? Я твой запасной план? Цыпа, за что ты так со мной? — Дети! Тишина. — А в смысле ‘будущие тесть и тёща’? Разве не ‘свекровь и свёкор’? — добивает отец Феликса. Проглотив отчаянный крик, Феликс со стуком опускает лоб на столешницу и снова мечтает о морском дне где-то у побережья родной Австралии. Вот там точно тихо, спокойно, без доставучих младших сестёр и неловких семейных ужинов. Не обязательно на всю жизнь, просто чтобы восстановить душевное равновесие и заново познать дзен. Но никто его на морское дно не пустит. Ему, в общем-то, и не нужно. В бассейне на заднем дворе, пока готовится барбекю, сёстры болтают о проблеме толерантности в Корее, а Хёнджин лежит на надувном единороге с коктейлем в руках, Феликсу отлично. По-родному тепло и уютно. Как и надо. Подплыв к Хёнджину, Феликс осторожно кладёт руки на край единорога рядом с ногами своего парня и неспешно гребёт до противоположного борта. — Ты назвал моих родителей будущими тестем и тёщей, — смеётся Феликс. — Просто обозначил свои намерения заранее, чтобы не пришлось потом тратить время на получение благословения. Я играю на опережение, цыпа, — приподняв солнечные очки, Хёнджин подмигивает ему и снова присасывается к трубочке. Феликс изо всех сил старается, чтобы не допускать неприличные мысли о губах Хёнджина, пока их родители в нескольких метрах от них. — И я получил его, так что жди. — А ты моего согласия ещё не получил, — усмехается Феликс, несильно брызнув Хёнджину на закрытый тонким лонгсливом торс. — Ты бы ещё в худи сюда залез. — Будет холоднее, обязательно залезу, цыпа, — хмыкает Хёнджин и убирает очки на макушку, сощурившись. — И ты хочешь сказать, что не согласен? Чимина ждёшь, да? — Во-первых, — закатывает глаза Феликс, — я уже три года как люблю тебя, а не Чимина. Во-вторых, в Корее ещё запрещены браки для лгбт-пар, если ты не забыл. — А мы в Австралию переедем. Там как раз теплее в тысячу раз! Кайф, — мечтательно вздыхает Хёнджин, прикрыв глаза. Закусив обе губы, Феликс толкает единорога чуть дальше от себя — туда, где немного поглубже, и готовится к небольшой пакости. Давно он так не развлекался. — А ещё там много всякой нечисти. Пауки, сколопендры, змеи… огромные бабочки, — перечисляет Феликс, наслаждаясь видом всё больше и больше кривящегося в ужасе Хёнджина, и добавляет: — Прям как та, которая сейчас тебе на голову села. — Чего?! Завизжав так, что позавидует любая сирена, Хёнджин начинает барахтаться на единороге до тех пор, пока не падает в воду, подняв кучу брызг вокруг себя. Феликс, согнувшись пополам от смеха, задыхается, похрюкивает, почти плачет и ни о чём не жалеет. — Цыпа, блять! — вопит Хёнджин, вынырнув из воды. — А ну сюда иди! Вскрикнув, Феликс спешно отплывает как можно дальше и, схватившись за край бассейна, продолжает хохотать до слёз и боли в животе. — Я тебя сейчас! — неожиданно появившийся рядом с ним Хёнджин хватает его вокруг туловища и ныряет вместе с ним под воду. — Кто так делает, блять? Совсем сдурел? Я же чуть не умер! — Погоди! — выплёвывая хлорированную воду, Феликс кряхтит и несильно хлопает раскрасневшегося Хёнджина по щекам. — Погоди, дыши, — они вместе делают несколько глубоких вдохов-выдохов, пока полностью не успокаиваются. — Как ты здесь оказался? Застыв, Хёнджин оборачивается на грустно покачивающегося единорога в дальнем конце бассейна и приоткрывает рот. Феликс готов поклясться, что слышит активно ворочающиеся в голове Хёнджина шестерёнки. — Я… доплыл? — хлопая глазами, вопросительно произносит Хёнджин. Феликс смотрит на него, расплываясь во всё более широкой улыбке и ровно в тысяче первый раз радуется тому, что такой несносный, порой невыносимый и нелепый парень — его парень. Самый лучший и любимый. — Ты доплыл, Хёнджин! — победно восклицает Феликс, в прыжке обнимая всё ещё осмысляющего произошедшее Хёнджина. — Он доплыл! Вы видели? Кто-нибудь это успел заснять? — Ахуеть, я доплыл, — шёпот Хёнджина тонет в поздравлениях и рукоплесканиях, но Феликс его слышит и обнимает крепче, щурясь от радости. Тридцать пятая попытка научить Хёнджина плавать знаменуется торжественной зелёной галочкой.