Макс открывает глаза

      Макс открывает глаза с тяжелым вздохом.       Она немного устала от того, что каждый раз не знает, где очнется, что увидит перед собой, какие эмоции переживает. Непоследовательность утомляет.       К тому, что она видит перед собой невозможно подготовиться. Макс в тюрьме.       Серые бетонные стены, окошки прямо под потолком, шаткий столик в комнатке для свиданий. Люди склоняются друг к другу низко, охранники с дубинками подпирают стены — все как в кино.       — Мейфилд, пять минут!       Она вздрагивает и переводит взгляд со своих сцепленных рук на папино лицо.       — Малышка, ты же знаешь, что я здесь ненадолго. А деньги, что я откладывал тебе на колледж, я возмещу, правда.       — Мне не нужны твои деньги, — решительно говорит она, потому что это правда. На папу она давно не надеется.       Ничего удивительного, что он загремел в тюрьму — с его то бизнесом по подделке документов. Обычно таких мелких рыбешек не ловят, а он не похож на тех, кто будет лезть на рожон, ругаться с кем-то, что-то доказывать без причины, но, видимо, все равно умудрился поссориться не с теми людьми.       — Я благодарен твоей маме, что она разрешила тебе навестить меня. Передашь ей это?       — Сьюзен не знает, — говорит рядом знакомый женский голос. Джойс.       Макс ее и не замечает рядом с собой до этой секунды. Она смотрит на отца, которого не видела столько лет, отмечает, как странно, неравномерно он постарел, и приходит к странному выводу: он не настоящий. Это ее голова генерирует воспоминание, которого никогда не было, а она не может знать, как именно будет выглядеть папа в ее предполагаемые семнадцать.       Джойс совсем не изменилась с тех пор, как Макс видела ее в последний раз — в светлый октябрьский день прощания с Байерсами и Эл.       Не странно, что в тюрьме ее кто-то сопровождает, она же несовершеннолетняя. Странно, что это чужая мама, с которой они и парой слов не перекинулись за все время. С Эл они дружили до обидного недолго, с Уиллом и вовсе сосуществовали в одной компании, пусть и оба настроенные друг к другу доброжелательно.       В своем прощальном письме для него Макс выразила свое сожаление о том, что они не общались достаточно, чтобы по-настоящему сдружиться, и даже рассказала, что он напоминает ей Нейта. Ни с кому другому она не рассказывала о калифорнийских друзьях, даже Лукасу, а Уиллу в письме почему-то написала все-все. В подробностях. Не только про Нейта, но и про Билли. Интересно, ребята смогли как-то послать ее последние слова в Калифорнию?       Пока суровые охранники уводят папу обратно в камеру, Джойс не отпускает ее руки.       — Ты в порядке, милая? Хочешь, заедем поесть мороженого?       — Нет, спасибо.       Они едут молча под тихие звуки из магнитолы, которые едва ли не перекрывает звук старенького мотора.       Макс пытается украдкой рассмотреть себя в зеркале заднего вида или в боковом, но не может уловить всю себя целиком. Волосы короче, чем в день ее смерти, джинсовый комбинезон не похож на то, что она привыкла носить обычно, а салатовая футболка не то чтобы где-то жмет, но кажется чужой то ли из-за фасона, то ли из-за запаха — слишком сладкого, почти до приторности.       За окном не Индиана, они точно в Калифорнии. Этот ландшафт Макс узнает в любом состоянии в любое время суток и в любую погоду. Это уже давно не дом, на весь штат здесь только отец, да бабушка, с которой они совершенно не близки. И Эл. Первая, единственная и самая лучшая подруга.       И они сейчас едут в тот дом, где она теперь живет.       Едут долго. Кажется, это «воспоминание» самое длинное из всех, в которых Макс побывала, а еще она не может вспомнить, когда последний раз столько времени проводила в тишине и в своих мыслях. Просто. Без спешки. Разложить все по полочкам и понять.       Идеальное время для этого, правда?       Только голова, почему-то, занята другим.       Пусть это все и сфабриковано ее собственным сознанием, Макс не может не предвкушать. Она волнуется почти как перед экзаменом, словно Эл будет дотошно допрашивать ее о чем-то, на что никто не знает ответы.       Интересно, как она изменилась? Волосы, наверное отрасли, тело округлилось, как у всех девчонок, как и у самой Макс.       Джойс то и дело бросает на нее обеспокоенные взгляды — наверняка думает, что она переживает из-за папы. В этом нет никакого смысла, здесь все ненастоящее.       Только из-за Эл-то переживается.       Наверное, Макс гостит у Байерсов во время летних каникул. Как так вышло, что Джойс сопровождала ее на свидание с папой в тюрьме? Еще интересней — как Эл ее пригласила. Они не то чтобы очень много переписывались — всего три письма за почти шесть месяцев. Макс не любит письма, ей бы поболтать, но звонить нельзя не только из-за космических счетов, которые им с мамой не по карману, но и из-за прослушки — это им всем доходчиво объяснили, по телефону никаких упоминаний о Джейн Хоппер.       При всей нелюбви к письмам ей пришлось написать целых семь.       На пороге хорошенького дома с зеленой лужайкой их встречает симпатичный парень, на первый взгляд незнакомый. Макс успевает вспомнить Джонатана, потому что они неуловимо похожи, но она не знает старшего брата Уилла слишком хорошо, чтобы сходу что-то понять, но это точно не он.       Кто?       — Уилл, детка, а где Джейн?       — На свидании со своим парнем.       Что? Что тут происходит вообще?       Макс так и стоит посреди гостиной, хлопая глазами. Это Уилл? Тот мелкий паренек со стрижкой под горшок и тихим тонким голосом? Вот кому взросление пошло только в плюс, это точно.       Но что он говорит? Парень Джейн? Уж вряд ли он назвает так обезличено Майка, с которым они так сильно дружили. Когда-то.       То есть с Уилером Эл рассталась и успела обзавестись кем-то другим? Ничего странного, если вспомнить то, какая она — улыбчивая, очаровательно наивная и очень красивая.       Макс это понимает, а почему новость ее злит — нет.       Уилл за запястье тянет ее через гостиную и немного вниз, видимо, в свою комнату. Постеры с музыкальными группами, мольберт и, — к огромному удивлению Макс — гантели. Впрочем, тот Уилл, которого она успела узнать за год в Хоукинсе, угадывался тоже: по игрушечным динозаврам на комоде, по мягкому желтому цвету стен и по стопкам фэнтезийных книг то здесь, то там.       — Ты в порядке? — его голос такой непривычно низкий, что Макс вздрагивает.       — Я…       Она не в порядке. Она умерла, но как-то не совсем, поэтому ей приходится торчать в несуществующем воспоминании с парнем, с которым они никогда не говорили дольше пяти минут за раз.       Конечно, он спрашивает не об этом — для него она только что увиделась с отцом в тюрьме.       — Я не хочу говорить о папе, — бросает она в надежде, что он сам подберет тему для разговора.       — Понимаю. Я о своем тоже никогда не хочу, хотя все чаще его вспоминаю.       Макс мало знает о папе Уилла, Лукас как-то обмолвился, что он — тот еще мудак, расист и разгильдяй. Что в Хоукинсе его видели последний раз на тех лжепохоронах. Если он хоть немного похож на Нила, то почему Джонатан совсем-совсем не похож на Билли?       Потому что Джойс ни за что не оставила бы своих детей. Голову оторвала бы за них голыми руками.       — Наверное, тебе паршиво от того, что ты приехала к Джейн, — краткую паузу перед именем можно легко пропустить, он еще учится называть Эл так, — она с тобой почти не видится, да?       — Ты неплохая компания.       — В качестве альтернативы — может быть. Но ты-то хотела провести время с ней.       Бессмысленно отрицать. Удивительно то, как обо всем этом говорит Уилл — со знанием дела, словно на себе ни раз прочувствовал такое же пренебрежение. Его не обижает, что он запасной вариант, и не похоже, чтобы она своим нахождением в его комнате отвлекает его от чего-то очень важного.       За Уиллом интересно наблюдать. Он, кажется что-то рисует во время болтовни — не серьезно, за мольбертом, а просто чиркает по тетрадному листу. Никогда в Хоукинсе за раз он не произносил столько слов, никогда так живо не жестикулировал.       — А почему ты не ходишь на свиданки, как… Джейн?       Имя приходится из себя выдавливать — непривычное, инородное. Чужое.       Интересно, Эл привыкла к нему? Наверное, да, раз ее парень использует его.       Ее парень. Не Уилер. Кто-то, кто не знает ни о силах, что навсегда оставили ее, ни о реальных обстоятельствах смерти ее приемного отца, ни обо всем остальном.       За этими мыслями она упускает то, что ее вопрос так и остался без ответа.       Уилл хмурится.       — Мне никто не нравится, — отвечает он на грани с раздражением.       — Тебе, наверное, девчонки проходу не дают, — предполагает Макс, надеясь вызвать у него улыбку.       Не выходит.       Он лишь пожимает плечами.       Они молчат, но Макс быстро находит себе занятие. Чуть вытягивая руку, чтобы не сильно бросаться Уиллу в глаза, она пробует провернуть тот же фокус, что с легкостью получился у нее в воспоминаниях с Билли. Она концентрируется на дурацком синем динозавре.       Он не двигается с места.       Как и дверь. Как и один из карандашей Уилла. Как и ее собственный шнурок на кедах.       В этих странных вариациях будущего она ничего не может выстраивать сама?       В прошлом Макс была слишком пьяна, чтобы даже додуматься попробовать. В этом не вышло. Может быть, если она сконцентрируется, то быстрее окажется в следующем, чтобы попробовать и там? Вдруг именно эта сила поможет ей выбраться из мира, начинающегося с бескрайнего поля травы, в реальность? Воскреснуть?       Ничего не выходит и с этим.       То ли Макс недостаточно пытается, то ли ее отвлекает скрип шин на подъездной дорожке.       С Эл она сталкивается уже в гостиной. Разглядывает ее миниатюрную фигурку во все глаза, отмечает и подкрашенные чем-то розовым губы, и то, какой нелепой длины у нее юбка — недостаточно длинная, чтобы скрыть шрам, но и не достаточно короткая, чтобы продемонстрировать ноги во всей красе. Колени.       Почему ее губы накрашены? Она что, не целуется со своим парнем?       Узнать это почему-то важнее, чем столько всего другого.       — О, вы уже вернулись? — ее голос ничуть не изменился. — Как прошло?       — А как может пройти поездка в тюрьму?       — Интересно?       В этом вся Эл.       Весь вечер Макс ловит каждое ее движение и слово, впитывает в себя все-все, что доступно. Если она действительно мертва, то это ее последний шанс насмотреться.       Жалящей досадой приходит мысль, что от Лукаса-то она отворачивалась. От того, кто, надрываясь, до севшего голоса звал ее с того света.       По спине бегут мурашки — Макс вспоминает и голос Эл тоже. Не тут, в уютной комнатке на втором этаже дома Байерсов в Калифорнии, а там, где смерть кралась за Макс по пятам с вытянутой уродливой когтистой лапой.       Эл без привычных вьющихся волос в светлой одежде и снова с силами стояла перед ней посреди испорченного Векной воспоминания о Снежном бале. Она подтвердила, что настоящая.       Эл звала ее тоже. Долго. Громко. Часто.       Кажется, что где-то очень далеко-далеко ее голос все еще слышится. Словно сквозь вату. Или толстую стену.       Макс хочет пойти на голос, но вместо этого снова чувствует уже знакомое ощущение падения и заранее гадает, куда ее занесет в этот раз.