13. Спрашивай и отвечай
13 декабря 2023 г. в 08:00
Смириться с жизнью в этом здесь не получается, хотя Макс старается изо всех сил. Мама не пьет, работает и часто улыбается, Дастин старается не оставаться с ней наедине, но в компании ничем не выказывает обиду на их разрыв.
Эл становится ее самой крепкой опорой. Фундаментом жизни без Лукаса.
Они часто ночуют друг у друга, как тем летом 1985 года — в одной постели, перед сном поболтав про мальчишек или почитав комиксы вслух.
Эл — Джейн — никогда не спрашивает о том, что у них с Дастином случилось, а Макс никак не уточняет о том, что у подруги с Майком сейчас.
Макс хочется все рассказать. Она и так не до конца понимает, почему молчит о своих приключениях в собственной памяти и том, что до сих пор не имеет однозначного названия — будущих воспоминаниях. Ей ведь не обязательно рассказывать о том, что у нее случилось с Майком, хотя поделиться тем, в котором у Эл есть новый парень совершенно безобидно. Но все равно не хочется.
Секреты никогда не ведут ни к чему хорошему. Это давнее правило, и Макс осознает его не только головой — ей пришлось познакомиться с последствиями на собственной шкуре.
Врачи говорят, что она может вернуться в школу. Это кажется диким — за парту после смерти, но друзья ее подбадривают, а Уилл тихо делится своим таким же опытом — не самым приятным из-за дурацких обзывательств и издевательств задир, но все равно вполне успешным.
У Макс хотя бы не было похорон, она просто лежала в коме.
Дни сменяются, время летит, утекает сквозь пальцы. Наверное, через пару лет будет проще не вспоминать серьезный взгляд, протянутые руки, идиотскую улыбку, первый поцелуй, все последующие поцелуи.
Истошный крик, булькающий от рыданий, ощущение крепкой хватки — последнее, что фиксирует ее ускользающее сознание на фоне разрывающей все нервные окончания боли.
Это все часто снится ей. Собственный крик — вместо будильника, когда Эл не спит рядом, перепуганная мама, которая никогда не вставала на ее кошмары после смерти Билли, потому что забывалась алкогольным сном.
Макс не хочет становиться на эту дорожку.
Когда хруст костей, крики, ядовитый запах собственной крови, гнилых полов и залежалой пыли сменяется знакомой рябью травяного океана, ничто не указывает на то, что это не сон.
Чувство, с которым Макс проваливалась из одного воспоминания в другое почти забывается, а в повседневной жизни ей некуда было падать, кроме собственного отчаяния от потери, которую никто рядом не может разделить.
Макс закрывает глаза, в надежде проснуться.
Макс открывает глаза и снова видит спокойный пейзаж, в котором оказалась… сколько времени прошло? Она очнулась в больнице около полутора месяцев назад, провалялась в коме — по словам друзей — полгода.
Здесь все изменилось. Небо пасмурное, вдалеке шумит гроза и виднеется разрывающая пространство вспышка молнии. Запах ирисов такой густой, что, кажется, впитывается в кожу, въедается в волосы и одежду. Шум ветра и гром заглушают какие-то другие звуки, смешавшиеся в назойливую какофонию, от которой хочется отмахнуться, как от мухи.
Для полного комплекта не хватает только Крисси.
Словно в ответ на эту саркастическую мысль-шутку фигура, ставшая знакомой за необычное путешествие в нигде, предстает перед ней со своей извечной улыбкой.
— Зачем ты здесь? — спрашивает Макс громко, потому что ветер заглушает звуки. От него еще и холодно так, как в сне не должно быть.
— Ты меня позвала.
И правда.
— Это типа осознанных сновидений? Дастин, кажется, трепался о чем-то таком.
— С чего ты вообще взяла, что это сон? — тон этого вопроса отличается от обычно мягкой манеры Крисси, а слова обдают холодом, отличным от ветра. Исходящим изнутри.
Макс пытается проснуться. Она не знает, как это делается, но пытается все равно — как тогда, в самый первый раз. Из кошмаров она выныривает обычно сама по себе, часто разбуженная собственным криком, но здесь не происходит ничего ужасного, лишь топит неясная тревога.
— Почему ты всегда только путаешь меня? — зло бросает Макс. — Каждый раз ты толком не отвечаешь на вопросы, а несешь какую-то бесполезную чушь.
— Мы же с тобой выяснили, что я — это не я. Тебе нужен был проводник, тебе проще рассуждать в формате диалога, поэтому ты сама себе облегчила жизнь. Подобрала образ слушателя.
— Но почему именно ты?
— Может, потому что я первая жертва?
— До тебя из-за Изнанки уже погибали люди, — бурчит она так, словно Крисси-не-Крисси только что оскорбила ее лично, забыв обо всех, кто был до нее.
Слишком хорошо помнится то, как в последней день перед смертью Крисси Макс видела ее выходящей из кабинета психолога. Она слышала и подозрительные звуки из туалетной кабинки и точно ее голос, просящий оставить в покое. Неужели это - новый виток удушающей вины за то, что не заметила раньше, не смогла что-то сделать?
Как с Билли.
— Ну, Билли просто не стал бы тебя слушать, ты же знаешь. Здесь тоже. В любом месте, даже в твоей голове.
Макс хочется уйти. Проснуться.
В том мире, где ее постель стоит под скошенной крышей мансарды, просыпаться хочется не со всей силы — даже за проведенное там время не получается смириться с огромной зияющей дырой где-то посередине пространства.
— Что такого в этом парне? — спрашивает Крисси снова тем самым мягким, воздушным тоном, за который все так ее любили и звали милой, когда она была жива.
Ком встает в горле. Невозможно объяснить такое. Как обличить в слова свою вину, большое доверие и обволакивающие тепло в темных глазах. Крик, словно это ему выдавливают глаза и ломают кости.
— У тебя есть все ответы.
Это шепчет то ли ветер, то ли Крисси, то ли сама Макс.
У нее есть все ответы, но какие вопросы она задавала? Какие волнуют ее сейчас?
— Что за воспоминания я видела? Почему именно их? Почему меня встречаешь ты? Если ты не настоящая, если я придумала тебя, чтобы мне было с кем поболтать, то почему именно ты? Что это были за воспоминания без будущего? Почему парадокс коснулся только Лукаса? Что реально, а что нет?
Вопросы сыпятся из нее неконтролируемым потоком, вызывая странную и неприятную ассоциацию с рвотой.
Если Крисси лишь ее фантазия, то как она сможет ответить хоть на один.
— Если ты не настоящая, то откуда я знаю, что все, что я видела — настоящее. Если я уверена, что не спала с Майком, то как я могу быть уверена, что ехала в машине с Нилом или что ходила в Аркаду перед Рождеством?
— Ты уже чуть ближе, — радуется Крисси.
— Мы что, в «горячо-холодно» играем?
— Хочешь подсказку? — она вторгается в личное пространство, подходит близко, оказываясь не сильно выше. — Как ты поняла, что я — ненастоящая?
— Ты выдавала только ту информацию, которую я уже знаю.
— А еще целовалась с тобой.
Макс от неожиданности краснеет, да так, как умеют только рыжие — ярко, полыхает, так, что перестает чувствовать холодные порывы ветра. Очнувшись там, где Лукаса нет, такие мелочи совсем стерлись за ненадобностью, но здесь и сейчас снова разбужены.
— И давно тебе хочется целовать девочек?
Отвечать не хочется, тем более кому — несуществующей Крисси Каннингем? Вот только против воли вспоминается — без провала, без эффекта собственного присутствия, а как нормальное воспоминание — скромно потупленные глаза Эл, которая признается, что ни с кем кроме Майка не целовалась, и то, как все вокруг размывается и теряет четкость, пока Макс беззастенчиво и даже нагло пялится на ее губы.
Кажется, она видит отражение собственных широко раскрытых глаз в светлой радужке Крисси.
— Ты хочешь сказать, что меня встречаешь здесь ты, типа, потому что я считаю тебя красивой? — ее голос пропитан насмешкой, за которой прячется та уязвленная часть, которая была уверена, что никто не узнает. Что не узнает даже сама Макс.
— Нет, — мягко возражает не-Крисси. — Какая разница, как я выгляжу, если ты думаешь только об этом парне? Твоя симпатичная подружка была рядом с тобой два месяца, но ты все равно думала только о нем, хотя его там даже не существовало.
— Зато они победили Векну там, — напоминает Макс.
— А ты помнишь, как они это сделали?
Она помнит долгие рассказы друзей. Тяжелый взгляд Уилла, размахивающий руками Уилер, сосредоточенная, серьезная Эл, не отпускающая ее руки, Нэнси, отвечающая на вопросы четко и без утайки, Стив, то и дело оглядывающийся на Робин, чтобы встретиться с ней взглядом и получить подтверждение, что такое можно рассказывать той, которая только вышла из комы.
И ни одного факта.
Даже маленькой крупицы информации нет: ни дат, ни потерь, ни способов, ничего.
Потому что Макс не знает, когда, где и как. Сердце разрывает грудную клетку догадкой, словно соображает раньше мозга.
— Лукас, — уносит ее выдох вездесущий ветер.
То, что тот мир выглядел, как реальность и вел себя, как реальность, не делало его реальным.
— А парадокс? Откуда я знаю про парадокс? — спрашивает она больше у себя.
— Восьмой класс, — подсказывает Крисси, кажется, впервые отвечая на прямой вопрос.
Неужели, в ее голове так хорошо отложилось то, что рассказывал мистер Кларк? Лучше бы она помнила что-то менее запутывающее.
Весь ее путь так или иначе вел ее к мысли о Лукасе. Сколько раз она пожалела о своем решении отдалиться? Сейчас, буквально пожив в мире без него недели, ей больше всего на свете хотелось увидеть его улыбку.
Он появляется рядом с Крисси.
Улыбается тепло-тепло, точно такой же, каким она видела его в последние часы своей жизни, такой, с каким они болтали на заднем сидении угнанного дома на колесах.
Макс тянет к нему руку, но его сдувает словно ветром. Из груди вырывается разочарованное рычание.
Вместе с ним по венам разливается надежда — ей не придется жить в том мире, но это возвращает Макс к другому важному вопросу: а придется ли ей жить вообще?
— Так я умирала или нет?
— Твое сердце остановилось. Момент смерти был.
Ветер внезапно стихает, и Макс слышит то, что он заглушал все это время: голоса, зовущие ее. Отдаленно, срываясь, но достаточно четко, чтобы она ощутило знакомое «падение».