***
Отсутствие Лизбет не сделалось более очевидным с наступлением утра. Оно было — никакой не разрыв, горящий отсутствием цвета, темнотой за пределом зрения. Скорее, смазанное пятно на краю. Вроде начальной стадии катаракты. Но поле зрения Шиалы занимало столько вещей, что от этого легко было отрешиться. Первые утренние часы после пробуждения Шиала провела в медитации — отдавая дань памяти и тренировкам коммандос. Границы очертились чётче, прояснились цвета. Временный эффект изменения метаболизма. Глубинный контроль, потребный для слияния-с-размножением, асари за тысячи лет научились перенаправлять — но за это, как и за любые нарушения потока вселенной, требовалось платить. Впрочем, плата — это потом. До нее еще требовалось дожить. После того, как возвратились разведчики — той ночью не было постоянного патруля, целой смены, чтобы не создать слабое звено, — Ян опять предложил Шиале испытать его способности по "прослушке" Жнецов. Колонистам требовались насколько можно точные данные о концентрации сил врага, чтобы удостовериться: они уничтожат каждого хаска, которого пощадил взрыв. И большинство тех, кто клюнет на приманку. Шиала всё-таки вошла с Яном в короткое слияние — сейчас это далось проще, — чтобы убедиться. Шутка про радиоперехват оказалась почти не шуткой. Сигналы, эхом раздававшиеся в его мозгу, позволяли и вправду составить нечто вроде грубой карты. Еще одной. Восприятие Яна, наложенное на память Лизбет с вкраплениями снов Шиалы — возможно, с этим получится поработать. Если у них всё получится с отступлением. ...Выбирались — по одному, унося с собой каждый по частице укрытия. Потом его придется пересобрать заново, как уже делали не раз. Те, чьей задачей стал взрыв, отделились сразу. Ничего нельзя было готовить заранее, так что им — в сжатый срок — полагалось выполнить весь цикл операций. Для такой задачи можно было выделить только двоих: Мэй с Ахмедом. Следующими шли те, кто должен был заманить рыщущих Жнецов к зоне взрыва. Им предстояло дать заметить себя, отойти на блок назад, связать хасков боем и ждать сигнала от “взрывников”, по которому — совершить отступление. (К этой группе отнесла себя Маша. Она так ни о чем и не попросила Шиалу; возможно, в этом был фатализм.) Последняя, наибольшая, группа оставалась у коридоров. Кто-то из порождений Жнецов обязательно просочится дальше: они давным-давно не обманывались неуклюжестью деформированных противников. В сердцевине центрального отряда Шиала разминала кулаки, перекатывая в ладонях короткие жалящие импульсы, пока тянулись мучительные минуты ожидания. Ян, пользуясь чутьем, разыгрывал приманку в миниатюре; но вот он крикнул без крика, перекатываясь, уходя от преследования, и человеческая волна подхватила эхо, перестраиваясь в ответ машинному вою. Первые силуэты, блестящие металлом и мертвой синью, показались из-за угла. Кто-то уже был в секунде от прыжка к спасению Яна; кто-то целился — привычкой и чужими глазами, сразу десятком, чтобы наверняка. Шиала разжала пальцы, словно отпуская лавину. И они бросились в бой. Молча. Как и всегда.***
Среди хасков с недавних пор появились новые — со щупальцами на головах и затменно-черными глазами, двигавшиеся с изломанным, смертельным изяществом. Именно их, этих "ведьм" (оброненное Калантой, редко даже на фоне остальных размыкавшей рот, слово прижилось среди остальных) Шиала выбирала в качестве первых целей. Не только потому, что они — единственные из войск Жнецов на Феросе — сами владели биотикой. Шиала запрещала себе думать о том, что значит их появление. (Циона — мир-крепость, с сильными дружинами охотниц, с находчивыми матриархами, вернувшимися назад из сотни боев, отбившими сотню штурмов. Циона — слишком далеко от Фероса, чтобы такое было возможно.) Шиала прыгнула, еще в прыжке выставляя руки перед собой — беззвучный "крик" твари столкнулся с биотической полусферой, не задев Дэвина. Он, перекатившись на другую сторону коридора, перезаряжал винтовку — собранный, как и раньше. Тварь ощерилась вновь, выставляя когти. Зрение помутилось — перед Шиалой на долю секунды встала кукла с ее лицом и пустотой во взгляде; клон, движимый ее генами и чуждой волей. Шиала стиснула руку, ударила в отражение всплеском синих искр — и крови. Тварь пошатнулась, но устояла — немыслимо, даже со сломанной челюстью продолжая ухмыляться. Язык вывалился почти непристойно-призывно. Багровое до черноты, блестящее мясо покачивалось медленно, точно маятник — и зрачки Шиалы невольно последовали в такт, крадя драгоценные секунды. "Ведьма" бросилась снова. Когти взлетели под шею Шиалы; сомкнулись, царапая кожу над самым краем броне-воротника (шлема у нее не было, и взять его, подходящий под гребни, было неоткуда). Не прорывая, будто ласково даже, вынуждая запрокинуть голову и смотреть. Хэл и Кими уже меняли направление, чтобы выручить ее — исподволь, как течением, доносилось их намерение, острое, резко-светящееся почти видимым на краю зрения голубым. Останавливать — было бы бесполезно, все равно что класть преграду условному рефлексу; единственное, что успевала Шиала — растянуть свой барьер, прикрыть их хотя бы краем; но пронзительный чернильный взгляд "ведьмы" замораживал время, и биотический импульс не успевал, как свет, тщетно бегущий прочь от черной дыры. Шиала чувствовала, как они падают — как гаснут огни их жизней: как если бы от нее изнутри рвали куски плоти — щипцами, с кровью. С клонами она точно так же кричала без слов и звука, вздрагивая, извиваясь в дурманных тисках лиан, когда ощущения из нервной системы Торианина добирались до нее. Но здесь речь шла не просто об оторванной части генетического материала, взращенной на протеанских биомощностях. И всё же — ячеистая нервная система, о Всеединство, эволюционное благословение! — Шиала не позволила боли отвлечь себя. Подпрыгнула, резко оттолкнувшись обеими ногами — пользуясь тем, что "ведьма" сама обеспечила ей опору из своих крепких клешней. В следующую минуту ее ноги — заряженные биотикой до ослепительного свечения, лазурно-изумрудного, — врезались в грудную клетку хаска, пробивая насквозь. Вслед за потерявшей равновесие “ведьмой” Шиала рухнула тоже, ударяясь о металл и провода в ее грудной клетке, и посылая — снова — импульс за импульсом — пока под ней не затихло всякое, даже конвульсивное шевеление. Воющее подобие было мертво. Но оставались другие — рассыпавшиеся без водительства перерожденной особи, но еще сильные. Шиала заставила себя встать. Заставила отодвинуть в сторону боль в поврежденном запястье; перелом — даже со смещением — не мешал проводить биотику, если сконцентрироваться на чем-то еще. И бросилась в бой, подхваченная безмолвными голосами: как упругими голубыми травами ционских лугов. (Вот трава, и вот корни — ломающие, сокрушающие железо: к худу или добру.)