Приманка

.

«Наша цивилизация несётся к гибели. Отойдите, чтобы вас не задело колесом.» Рей Брэдбери «451 по Фаренгейту»

Лето затекало в город неспешно и лениво. Погода всё ещё оставляла желать лучшего, небо день ото дня заслоняли тяжёлые дождевые тучи, а порывы холодного ветра забирались под одежду, сковывали тело и просачивались к самому сердцу. Порой, конечно, выдавались тёплые и солнечные деньки, но их обыкновенно омрачали безрадостные известия, тяжёлая работа и мысли о предстоящей ночи; ночь всегда была пропитана глухим отчаянием. Сегодня лето, однако, решило разгуляться. Было почти жарко, на небосводе резвились мягкие облачка, а солнечные лучи щекотали лицо. В такой день даже ранний подъём не вызывает желания накрыться одеялом с головой, уснуть и больше не просыпаться. Катя, щурясь от бьющего в глаза солнца, шла встречать отсидевших свои пятнадцать суток преступниц, чтобы разъяснить им дальнейшие планы и ещё немного поиграться на их нервах. Впервые за долгое время настроение было на высоте, а мрачные размышления не заполняли собой сознание. Когда Шаманка зашла в здание, дежурный как раз выпускал из заточения двух хмурых девушек. Катя поздоровалась с приятелем, забрала у него документы и телефоны освобождённых, заодно захватив «под свою ответственность» отобранные вещи Мишель, чтобы вернуть их вечером, и вместе с подругами вышла на улицу. Огороженную территорию нарушительницы правопорядка пересекали как миленькие, не подавая голоса и даже не вертя головами. Однако, едва попав за её пределы, девушки тут же обернулись на улыбающуюся Катю, синхронно складывая руки на груди и сверля свою надзирательницу ненавистными взглядами. – Ой, ничего не хочу слышать, – Шаманка закатила глаза, открывая один из паспортов и быстро осматривая первую страницу. – Ну и в сотый раз наши удостоверения инспектировать зачем? – поинтересовалась одна из преступниц; с длинными чёрными волосами, собранными в неопрятный хвост. – Кредит надо на кого-то оформить, – пожала плечами Катя, вручая паспорт и телефон собеседнице и так же просматривая и отдавая второй комплект конфискованных вещей. Следом она повторила жест карманниц, не менее вызывающе скрещивая руки и с усмешкой глядя на парочку. – Что-то ещё? – вновь вступила та, что постарше. – Что ж... – протянула Катя. – Таня Бурая и Юля Чикина. Не надо смотреть так, будто вы намереваетесь зарезать меня в подворотне. Вы очень легко отделались, так что улыбнитесь и возвращайтесь к подружкам. – Сама попробовала бы в ИВС две недели просидеть, послушала бы я тебя, – проворчала Таня. – Не думаю, что мне когда-нибудь доведётся это попробовать, – хмыкнула Шаманка. – Надеюсь, при таких обстоятельствах мы с вами больше не встретимся. Потому что, если вас снова поймают за руку, мы не будем во второй раз убеждать пострадавшего не писать заявление и отмазывать вас перед судом. Даже не будем закрывать глаза на ваш возраст, – выразительный взгляд на Юлю. – Воспитательная колония всегда готова предоставить свободную койку. И, поверьте, даже если мы Мишель заберём в пожизненное рабство, это не искупит ваших грехов. – Про Мишель вспомнили, – усмехнулась Юля. – Она жива там вообще с вашими экспериментами? – Жива, жива, – отмахнулась Шаманка. – В отличие от нашей нервной системы. Кстати, насчёт этого... Девушка склонила голову вбок и окинула Таню оценивающим взглядом. Та заметно напряглась. – Возможно, нам понадобится дополнительная помощь, – завершила Катя. – Если что, подменишь подругу? – Не, ну вы вообще охренели, что ли? – у Тани от возмущения аж волосы на голове зашевелились, а руки непроизвольно сжались в кулаки. – Одного подопытного мало? Или вам просто нравится унижать наше женское достоинство? – Ты подумай хорошенько, – посоветовала Катя, насмешливо улыбаясь и следом заботливо похлопывая девушек по плечам. – А то у нас ведь рычаги влияния всегда найдутся. Насколько я помню, вы в операции впятером участвовали, а наказание отсидели двое. Нечестно же получается. – Это что, шантаж? – Таня сделала шаг навстречу и с вызовом посмотрела в глаза напротив. – Да, – Катя вновь улыбнулась, обошла собеседницу стороной и снисходительно помахала девушкам рукой. – Не прощаюсь. Таня и Юля проводили удаляющуюся Шаманку унылыми взглядами. – Что делать будешь? – поинтересовалась Чикина, когда их надзирательница скрылась за углом старого гаража. – А что делать? Будем с Мишель перед следаками задницей светить, – Таня раздражённо выдохнула и обняла подругу за плечо. – В нашей стране такие вопросы по-другому не решаются. – Уверена, им понравится, – хмыкнула Юля. – Завоюешь сердце этой белой овечки. – Этого мне только не хватало. Пойдём, девчонки там небось померли без нашей заботы, – Таня, продолжая что-то ворчать себе под нос, потащила её в сторону перекрёстка. Когда девушки добрались до дома, они с удивлением обнаружили на лавочке перед своим подъездом знакомый силуэт в до боли родной сиреневой футболке. Мишель, кажется, задремала, одной ногой машинально катая туда-сюда свой скейт. Подруги переглянулись и не смогли сдержать умилëнных улыбок. Они поступили так, как всегда поступали в подобных ситуациях: подкрались к девушке со спины, резко хватая её за плечи и хорошенько встряхивая. Мишель аж вздрогнула, подскочила и обернулась с предусмотрительно сжатыми кулаками, чтобы отомстить нарушителям своего покоя, но, секунду спустя признав любимых девчонок, она лишь счастливо рассмеялась и одним ловким прыжком перемахнула через скамейку, чтобы заобнимать их до смерти. – Мишель... – Юля с лучистой улыбкой повисла на её шее. – Мы думали, тебя уже убили нахрен. – Да это они скорее от общения со мной удавятся, чем я какого-то потрошителя приманю, – Мишель иронически хмыкнула, таща облепивших её подруг к скамейке. Когда девушки расселись и восполнили лимит нежности, они наконец смогли немного посерьёзнеть и приступить к разбору полётов. – За вами пришёл кто-то из этих? – спросила Мишель. – Или просто отпустили? – Пришла та, что допрашивала в первый день, – отозвалась Таня. – Белая. – А, ну считайте, вам повезло, – усмехнулась Мишель. – Она из них самая адекватная. Что-то хотела? – Да. Короче, я, похоже, твоей сменщицей буду, – Бурая закатила глаза. – Слушай, тебе сегодня отдадут документы... Ну, должны по крайней мере. Мы можем как-нибудь скрыться? – Думаю, не стоит рисковать, – с сомнением протянула Мишель. – Они, конечно, по большей части выпендриваются, но ведь правда могут достать нас и закрыть всех пятерых. Мы зажаты в угол, надо признать это и постараться поскорее отделаться. – Просто безумие какое-то, – вздохнула Юля. – Её, кстати, пригрозили отправить в колонию для несовершеннолетних, – с горькой ухмылкой вспомнила Таня. – О нет, тогда точно не стоит рисковать, – Мишель потрепала Чикину по голове. – Она со своими заскоками в колонии и дня не протянет. – С тебя учусь, вообще-то, – проворчала Юля. – Без шуток, я за вас переживаю. – Нет времени переживать, надо надрать им зад, – воинственно заявила Таня. – Что предпринимаем? – Креативный продюсер у нас ты, – хмыкнула Мишель. – Придумывай. – Напейся и приди в парк убитая, – тут же предложила Таня. – Может, ей сразу обдолбаться перед ними? – с иронией дополнила Юля. – Не, а что, – Мишель заинтересованно глянула на подругу. – Хорошая идея. Напиваться я, конечно, не буду... Мало ли, на меня все-таки нападут, надо немного в сознании быть... Но вы же меня знаете, я могу так отыграть, что у них от одного моего созерцания похмелье начнётся. – Не переусердствуй, звезда, – Таня похлопала её по плечу. – Бурая, ты гений, – Мишель выбралась из объятий подруг, вставая на доску и медленно отъезжая от скамейки спиной вперёд. – Я полетела. А вы идите отмывайтесь, уголовницы, от вас тюрягой до Сахалина прëт. – Знаешь что, – возмутилась Таня. – Если бы не твоё очаровательное табло и место несколько ниже, ты бы сейчас благоухала вместе с нами. – Как выяснилось, не только на моё место несколько ниже они засматривались, – ухмыльнулась Мишель. – Увидимся на ночной смене, Танюш. Таня цыкнула и закатила глаза, а Юля вяло помахала подруге рукой. Мишель ловко развернулась, с грохотом соскочила с низкого бордюра и, стремительно набирая скорость, рванула в сторону улицы. Жаркий летний день обещал закончиться тёплой и приятной ночью. – Признай, твой план провалился. Дежурящие сегодня девушки с одной сигаретой на двоих расположились на лавке рядом со входом в парк. Лиза лежала на бедре Кати и сосредоточенно клевала ей мозг. Полицейские, пряча по потайным карманам оружие, расходились на свои позиции. Все уже привыкли к полуночным операциям и давно перестали жаловаться. – Не признаю, – Шаманка выдохнула подруге в лицо облако сигаретного дыма. Лиза закашлялась и, прикрывая глаза ладонью, приняла сидячее положение. – По всем законам логики на неё уже должны были напасть, – прохрипела девушка. – А тебя по всем законам справедливости должны были отчислить на втором курсе за мутки с дочкой декана. И ничего. Доучилась, – Катя рассмеялась, откидывая голову. – Мир нелогичен и несправедлив, дай им немного времени. – Как ты мне надоела. – Не ворчи. Сегодня я встречалась с освобождёнными красавицами, выдвинула второй принцессе наши условия. Возможно, мы немного изменим стратегию, но будем всё так же выпускать девчонок. По очереди. Это должно сработать, точно тебе говорю. – Ты заметила, что в последнее время ничего не происходит?.. Вот прямо буквально ничего. Это странно, – Лиза наморщилась и вырвала из Катиных рук сигарету. – Затишье перед бурей? – Ну как сказать, – хмыкнула Катя. – Ничего нового не происходит, а вот старое, по-моему, только набирает обороты... Не успела она договорить, как вдалеке послышалось знакомое шуршание колёсиков по неровному асфальту. Девушки обернулись. Мишель несколько дней назад заявила, что ей надоело выворачиваться наизнанку при переодевании в салоне машины и забрала свою рабочую одежду домой. Джинсы и кофту она всё же чаще всего захватывала с собой, чтобы хотя бы на обратном пути защититься от холода и комаров, но на смену имиджа таким образом всё равно уходило значительно меньше времени. Сейчас Мишель приближалась к месту сбора в привычной открытой майке и короткой юбке, зажав свёрнутую в рулон сменную одежду под мышкой. Откровенная униформа, однако, никак не сковывала её движений, а лишь добавляла какой-то притягательной лёгкости и непосредственности. Девушка неспешно ехала на своём любимом скейте, плавно виляя из стороны в сторону, порой покачиваясь, но ни на секунду не теряя равновесия. Когда Мишель затормозила неподалёку от своих надзирателей, подруги заметили, что, помимо джинсов, в руке она держит уже наполовину опустошённую бутылку какого-то дешёвого алкоголя. Да и в целом, вдруг поймали несколько расфокусированный взгляд холодных и чужих, почему-то, бледных, серо-голубых глаз, тут же потерявших свою искру. – Дай мне сил, – прошептала Катя, вскакивая со скамейки и подходя к подъехавшей карманнице. – Мишель, а ну-ка дыхни. – Не думаю, что ты будешь в восторге, – протянула Мишель, расплываясь в довольной улыбке. – Ладно... – Катя вырвала у неё из рук бутылку, с сомнением бросая взгляд на этикетку. – Погуляешь на свежем воздухе – протрезвеешь... Ли-из, ты где? – Иду, – Лиза потушила о скамейку и выбросила в урну выкуренную сигарету, после чего не слишком уверенно присоединилась к Кате. – Давай жучок и пусть идёт пропитывается кислородом, – проворчала Катя. – Из какого магазина эликсир бессмертия спёрла? – поинтересовалась Лиза, привычными движениями закрепляя на чужой юбке устройство для прослушки. – Знаешь, я, может, и не миллионер с Рублёвки, но двухста рублей на эту дрянь мне не жалко, – лениво отозвалась Мишель. – Двухсот. – Что? – Мишель аж икнула, потерянно глядя на собеседницу. – Говори грамотно, не коверкай родной язык, – Лиза вручила ей наушник, скрещивая руки на груди. – Давай, вперёд и с песней. – Понятно, – фыркнула Мишель, протягивая руку и одним ловким движением спуская бандану девушки, обвязанную вокруг головы, ей на глаза. После чего развернулась на пятках и неспешно зашагала по привычному маршруту. – Можно я оставлю это так? – спросила Лиза, не предпринимая попыток вернуть вещицу на её законное место. – Чтобы меня не видеть? – Катя устало рассмеялась, беря подругу за локоть и ведя в сторону стоящей у входа машины. – Нет, подожди, она что, правда пьяная? – Лиза всё же поправила бандану, натягивая её на лоб. – На ногах держится, значит, всё нормально, – Катя махнула рукой. – И вообще, по-моему, симулирует. – Это нормально, что я начинаю привыкать к ней? – Лиза облокотилась о капот знакомого автомобиля, вертя в руках рацию. – Нет, – фыркнула Катя. – Она же издевается над нами... И в этом её обворожительность и... – Не продолжай, – оборвала её Лиза, делая страшные глаза. Катя сдавленно рассмеялась, устремляя взгляд в непроглядную тьму холодного парка. Эта ночь отчего-то не была такой напряжённой, как предыдущие. Весёленькая Мишель послушно бродила по дорожкам, в назначенное время приходила отсиживать перерыв в машине, ложилась на заднем сиденье и несла такую ахинею, что Катя порой не могла сдержаться от смеха, да и Лизе с трудом удавалось нести маску невозмутимости. С Мишель никогда непонятно, прикидывается она или действует исключительно на искренности. Непонятно, по-настоящему она пьяна или решила в очередной раз помотать нервы своих надзирателей, правдивые истории она рассказывает или плетёт на ходу небылицы; непонятно, исполняет ли она рядом со следователями отрепетированную роль или это её обыкновенное состояние... Непонятно, для чего она надела эти дурацкие линзы, которые ей совершенно не идут: для очередного обмана – окружающих и себя самой – или для дополнения своего настоящего, честного образа. Что бы там ни было, дурость Мишель – подлинная или поддельная – сегодня не раздражала, а отогревала ледяное свечение звёзд и заполняла лесной мрак чем-то тёплым и живым. Прохожих было много. Компании друзей либо околачивались возле парка, либо устраивались на скамейках, либо просто проходили по аллеям к своим домам. В жаркие ночи молодёжи не спалось. Ждать нападения преступников в такое время было бессмысленно, поэтому уже в начале первого ребята порешили расходиться. Мишель резво сменила юбку на джинсы, накинула на плечи кофту, забрала конфискованную бутылку и, нахмуренная и серьёзная, встала перед подругами. – Вы мне моё имущество отдадите или нет? – поинтересовалась она, выразительно выгибая бровь. – Маньяка поймаешь – отдадим, – усмехнулась Катя, скрещивая руки на груди. Мишель без тени улыбки глядела на неё в упор, не моргая и словно намереваясь испепелить девушку силой своего негодования. От холодного взгляда её пустых глаз стало как-то неуютно. Затягивать шутку не захотелось. Шаманка, сдаваясь, вынула из кармана чужие паспорт и телефон, покорно возвращая хозяйке. – Какова вероятность, что мы тебя ещё увидим? – на всякий случай уточнила Лиза. – Куда я денусь? – Мишель махнула рукой и отошла к своему скейту, по дороге делая большой глоток прямо с горла. Лиза с Катей вышли на дорожку парка, чтобы расстаться до утра. – Может, лучше пойдёшь улицами? – с лёгким волнением спросила Лиза. – Боюсь я тебя туда одну отпускать. – Меня вон ребята обещали проводить, – Катя вяло указала рукой в сторону негромко переговаривающихся между собой полицейских. – Кто-то из них тоже в той стороне живёт. Ну, за тебя не волнуюсь. У тебя телохранитель что надо. – Заткни-ись, – Лиза натянула на лицо слабую улыбку, обняла подругу на прощание и с лёгким сердцем передала её в руки приятелей. Вся группа мало-помалу разлетелась кто куда. Лиза же обессиленно опустилась на лавку, рассматривая асфальт под своими ногами. Тишина держалась ожидаемо недолго. Буквально полминуты спустя она была прервана шуршанием маленьких колёсиков. Лиза в своём положении смогла рассмотреть лишь сам скейт, два старых кроссовка да полы неизменных чёрных джинсов. Рассматривать всё остальное у неё желания не возникло. – Ты ещё здесь? – на всякий случай поинтересовалась она, не поднимая головы. – Ну кто-то же должен тебя защитить, – хмыкнул знакомый голос. Кроссовки изящно спрыгнули с доски, а их обладательница опустилась рядом. Лиза нехотя разогнулась, переводя взгляд вправо. Мишель, кажется, решила растянуться на скамейке в полный рост, закидывая ноги на чужие колени и укладываясь на спину. – Совсем обалдела? – Лиза столкнула её с себя. Мишель невозмутимо прокрутилась на пятой точке на сто восемьдесят градусов и рухнула на то же самое место, но уже своим чугунным затылком, умудряясь при этом не расплескать содержимое открытой бутылки. – Так лучше? – уточнила она, бросая мало что выражающий взгляд снизу вверх. Лиза подавила в себе желание стукнуть её по голове чем-нибудь тяжёлым и отвернулась, машинально доставая из кармана пачку. Какое-то время стояла тёплая, летняя тишина. Мишель лежала на чужом колене и смотрела в подсвеченное редкими огнями маленького города небо. Лиза же щёлкнула зажигалкой, подпаливая кончик никотиновой палочки и расслабленно затягиваясь. – Одна сигарета, кстати, отнимает семь минут жизни, – донеслось нравоучение от Мишель. – Если ты сейчас не замолчишь, это отнимет у меня ещё лет пятнадцать, – пообещала Лиза, выдыхая облако горького дыма. – Что-то у меня глаза устали. Не дёргайся, – Мишель вдруг отставила бутылку на край лавки и, придерживая веки пальцами одной руки, другой полезла себе в глаз, чтобы вынуть линзу. – Господи, какой ужас... – у Лизы аж судорога по спине прошла. Она от греха подальше решила отвернуться и замереть. – Довольно мерзкий ритуал, – согласилась Мишель. Быстрыми, отточенными движениями она извлекла из своих глаз тусклые стекляшки и спрятала их в маленькую коробочку, лежащую у неё в кармане. Несколько секунд девушка медленно моргала, а потом наконец распахнула вечно искрящиеся, наполненные всеми красками палитры эмоций глаза. Лёгкое напряжение, царившее между ними до сих пор, постепенно рассеялось. – Чего домой не идёшь? – спросила Мишель своим привычно-насмешливым тоном. Не дожидаясь ответа, она перехватила отставленную на край бутылку, поднося горлышко к губам и, даже не поморщившись, отпила несколько больших глотков. – Так, хватит, – Лиза отобрала у неё увеселительный напиток, ставя сбоку от себя. – Ну так что? – продолжила допрос Мишель слегка развязно. Блеск в её глазах опасно усилился. – Спать неохота, – проворчала Лиза. – Вот как... – Мишель провела рукой по лбу, откидывая надоедливую челку. Немного помолчала. А потом неожиданно выдала слегка заплетающимся языком: – А я в детстве, кстати, хотела полицейским или кем-то таким стать... Думала, это круто – преступников ловить... – Я тоже думала, что это круто, – Лиза невесело хмыкнула. – Пока работать не начала. – Что самое сложное? – вяло, но с живым интересом спросила Мишель. – Ну там... убитых рассматривать или улики искать? – Это детский сад, – Лиза вздохнула, понимая, что у них намечается серьёзный разговор. Девушка решила быть откровенной. – Самое сложное, – протянула она, – преступников допрашивать. В плане... особо опасных и жестоких преступников... – И что сложного? Колоться не хотят? – Не в этом дело. – Часто у вас такие допросы? – На нашем опыте только два раза. И то, первый – ещё на практике в универе, – Лиза нахмурилась, изо всех сил стараясь мысленно не возвращаться в тот день. Ещё раз затянулась, но тут же потушила и выбросила недокуренную сигарету в урну. Воспоминания смешались с терпким вкусом никотина, отчего её резко затошнило. – И что? – тихо спросила Мишель, не глядя на собеседницу. – Ну... – неуверенно начала Лиза. – Мы тогда на третьем курсе были. Ездили в другой город, чтобы понаблюдать за порядком допроса. Там поймали серийного убийцу, и как раз велось следствие. Мы сидели в одном помещении в этим человеком, слушали его... Девушка слегка запрокинула голову, сосредоточенно изучая звездное небо над своей головой. – Он убивал детей, подростков, молодых девушек, – продолжила она, – с такой жестокостью... Я не могу это описать и который год тщетно пытаюсь забыть... не получается. Меня шокировали даже не столько его поступки, сколько его поведение на допросе. Когда преступники понимают, что доказать свою невиновность уже не получится, они обычно выкладывают всё начистоту, и этот не стал исключением... Он говорил таким тоном, словно обсуждал с нами погоду. Равнодушно рассказывал, как он убивал своих жертв, что чувствовал при этом... Никогда не забуду его взгляд и его улыбку. Голос Лизы предательски дрогнул. Она замолчала, делая глубокий вдох. Мишель внимательно слушала, не перебивая и всё ещё не глядя в глаза, за что Лиза была ей безмерно благодарна. – И вот смотришь на человека, – снова заговорила девушка, – и понимаешь, что ему ни черта стыдно... Ему доставляло удовольствие так поступать, он гордится собой... И если бы его не остановили, он бы продолжал этим заниматься. Вот, что самое тяжёлое. Общаться с этими монстрами вживую. – Да, представляю, как это давит, – негромко отозвалась Мишель. – Мы были только на одном из его допросов, но мне этого на всю жизнь хватило, – Лиза приложила ладонь к нахально намокающему глазу. – Когда его выводили из комнаты, он посмотрел на Катю, улыбнулся и бросил что-то вроде... «Как жаль, что мы с тобой не встретились раньше». Мы после этой практики чуть не отчислились, короче, – Лиза усмехнулась безнадёжно надломившимся голосом. – Ты что, плачешь? – Мишель вдруг улыбнулась своей привычной хитроватой улыбкой и подняла глаза. – Нет, – проворчала Лиза, окидывая её быстрым взглядом. – Просто... не люблю вспоминать. Катя после этого несколько месяцев на успокоительных сидела. Та прощальная фраза... Страшнее она до сих пор ничего не слышала. А я пить и курить начала, – Лиза снова невесело хмыкнула. – Быстро сдала планку, в общем. – Ты пошла учиться, думая, что всё будет, как в остросюжетном кино, а в итоге попала в фильм ужасов? – с улыбкой уточнила Мишель. – Нет, я, вообще-то, никогда не романтизировала эту профессию, – задумчиво ответила Лиза. – Выросла в маленьком районе и криминал с детства видела. Видела, как это страшно. И я думала, что я готова, но... подготовиться к такому невозможно. И привыкнуть тоже. Мы же и с коллегами очень много общались... Я имею в виду, с теми, кто проработал в Следственном не один десяток лет, кто намного старше и опытнее нас, но... даже они признавались, что не могут привыкнуть. – Что с этим мужиком сейчас? – поинтересовалась Мишель. – На допросе которого вы были. – Сидит в «Чёрном дельфине», – пожала плечами Лиза. – Там ему и место. – Почему в нашей стране преступникам не выносится справедливое наказание? – неожиданно сварливо спросила Мишель, хмуря брови. – В смысле? – опешила Лиза. – Думаешь, пожизненного срока им недостаточно? – Значит, этот черт жесточайшим образом убивал невинных людей, и за это он получает от государства крышу над головой, трёхразовое питание и возможность трудоустройства? Окей, в тюрьме, конечно, не лакшери условия, но, по-моему, это слишком гуманно по отношению к таким уродам. – А что тогда заслуженно? Я вот считаю, хорошо, что у нас ввели мораторий на смертную казнь. Расстрел – это правда слишком лёгкое избавление, а до конца дней в одиночной камере сидеть – уже куда ни катит. – А я считаю, что этих людей надо на народный суд отдавать, – заявила Мишель. – Чтобы они перед смертью испытали всё то же самое, что испытывали их жертвы. Вот это справедливость. Они что, на твоём пожизненном сроке меняются, что ли? Да его на один день погулять отпусти – он снова начнёт беспредел творить. Убийцами остаются навсегда. Это, к сожалению, нормальное человеческое состояние. – Ты серьёзно? – Лиза вновь ощутила на спине ледяную дрожь. – Слушай, если ты считаешь это нормальным, то я... даже не знаю, что тебе ответить. – Я не в том смысле, что это приемлемо... для всех... – Мишель наморщилась, пытаясь на пьяную голову подобрать слова. А потом вкрадчиво спросила, явно заведомо зная ответ на свой вопрос: – Ведь эти люди не больные, правда? – В том-то и дело, что нет. Да, у них есть какие-то расстройства и детские травмы, но они абсолютно в сознании. Они контролируют свои поступки, анализируют их... – Вот об этом я и говорю, – кивнула девушка. – Я не имела в виду, что такое поведение нормально. Просто жестокость свойственна человеческой природе, вот и всё. Это же не новое явление. Кто прародитель сегодняшних маньяков? Быть может, индейцы Майя с их жертвоприношениями, люди, сжигавшие ведьм в Средневековье, коменданты концлагерей Второй мировой? Не замечаешь схожие повадки? – Всё равно это не значит, что такие поступки – обычное явление, – твёрдо ответила Лиза. – Да, это всегда было, но это противоречит любым понятиям человечности. И это не должно становиться нормальным. Кто бы нас там ни создал, он явно сделал это не для того, чтобы мы уничтожали друг друга. – Так, подожди, мне надо подумать, что тебе ответить, – Мишель, удивительным образом выворачивая руку, дотянулась до стоящей в стороне бутылки и снова сделала несколько глотков. – Ты специально напилась, чтобы поговорить со мной о сущности человека? – с усмешкой поинтересовалась Лиза. – Конечно. Философ во мне просыпается только под действием... Как ты там сказала?.. Эликсира бессмертия? – Мишель расплылась в довольной улыбке, отставляя бутылку. – Кто бы сомневался, – Лиза подумала, что ей после такого диалога необходимо отвести душу и тоже попробовала на вкус содержимое ёмкости. Оно обожгло ей горло и приятно расслабило. – Я сформулировала, – объявила Мишель. – Правильно это, неправильно, а без жестокости человек не был бы человеком. Это его неотъемлемая черта. А весь мир строится на противоположностях. Есть день и ночь, зима и лето, вода и суша... И в этом заключается сходство нашей планеты с её обитателями. Человек тоже состоит из монет с двумя сторонами. Есть трусость и храбрость, любовь и ненависть, чёрствость и... Эта.. Ну как её?.. – Сентиментальность? – Точно. Это, кстати, твоя самая большая монета, – Мишель бросила на собеседницу выразительный взгляд. – И так же со всем остальным. Есть жестокость, а есть доброта. И все эти человеческие противоположности тесно переплетены между друг другом. И они не могут существовать по отдельности, понимаешь? Нет людей с нимбом над головой и нет тех, кто прогнил насквозь. В добрых людях есть вкрапления чего-то тёмного, а в жестоких не погасла ещё щепотка света. – Ты... блин, я не знаю, что ответить, – Лиза растерянно почесала макушку. – Наверное, есть в этом истина, но... Я всё равно считаю, что побеждать должны доброта и человечность. И тому есть весомые доказательства. – Попробуй убедить меня. – Вот ты привела в пример Вторую мировую. Молодец, что учила историю, это похвально. А теперь давай вспомним, как поступили советские солдаты в 45-ом. Когда они вошли в Берлин, они не стали чинить расправу над выжившими немцами. Они их накормили, помогли на ноги встать. Они имели полное право отловить их по одному и устроить, как ты сказала, народный суд. Но они этого не сделали. Ответили гуманностью на жестокость. И во что это вылилось? Германия – чудесная, процветающая страна, а людей добрее немцев во всём мире не сыскать. Они благодарны нашим солдатам и помнят их подвиг, наверное, лучше, чем в странах бывшего Союза. – Продолжай убеждать меня, – заинтересованно протянула Мишель. – Некоторые мои знакомые уехали в Германию, – вновь заговорила Лиза. – И все как один утверждают, что немцы оказали им тёплый приём. А что там происходит на Девятое мая... Люди выходят на площади, кладут к памятникам цветы и на весь мир кричат, что враждовать с нашей страной никто не имеет права, потому что мы освободили мир от фашизма. – Жаль, что правительство не солидарно с их позицией, – хмыкнула Мишель. – Ну это не новость, – Лиза помолчала немного и спросила: – Понимаешь, о чем я? – Кажется, да. Нужно творить добро, и мир будет процветать. – Именно. Это ведь не высосанная из пальца метафора, а абсолютно обоснованный исторический пример. Как эта озверевшая нация, уничтожавшая людей целыми народами, меньше, чем за век, превратилась в такое добродушное, благоразумное общество? Только за счёт благородства наших освободителей. – Об этом я не задумывалась... – Мишель вновь снисходительно улыбнулась и подняла глаза, явно ожидая продолжения. – Возвращаясь к теме справедливости, которую ты подняла в самом начале... – протянула Лиза после короткой паузы. – Да, мы не выносим справедливого приговора. И тогда советские солдаты, наверное, поступили несправедливо по отношению к самим себе. Но справедливость в таких ситуациях противоречит человечности. Поступая несправедливо, мы порой проливаем свет и делаем этот мир лучше. Понимаешь, ни один человек не имеет права отнимать жизнь у другого. Такими полномочиями не обладают ни полицейские, ни разгневанная толпа, ни победители в самой страшной войне. Мы не должны уподобляться тем, на кого ведём охоту. Наша миссия – творить добро, а не порождать новую жестокость. Вот тебе и ответ на твой вопрос: почему мы поступаем несправедливо. – Принято, – растерянно откликнулась Мишель, хлопая глазами. И вдруг спросила: – А ты всегда хотела идти в Следственный? Или была другая мечта? – Ну... – Лиза сдержанно улыбнулась, вновь поднимая глаза к небу. – Вообще-то, я хотела астрофизиком стать. Манили меня загадки космоса. Да и сейчас всё ещё интересно. На досуге порой смотрю или читаю что-нибудь по этой теме. Просто в голове не укладывается, насколько мы малы в масштабах вселенной... – И почему ты не пошла в какой-нибудь астрономический ВУЗ? – заинтересованно уточнила Мишель. Лиза помедлила с ответом. – Знаешь, – сказала она наконец, – вот есть две вещи, которые мы веками пытаемся познать, но которые до конца познать никогда не сможем. Это вселенная и человек. И каждому в какой-то момент нужно сделать выбор, что он будет познавать. Я выбрала человека. – Не пожалела? – Не пожалела, но... – Лиза нервно усмехнулась, – сто раз убедилась в том, что познавать вселенную было бы не так сложно и страшно, как просто... общаться с некоторыми людьми. – Никогда не поздно бросить всё и улететь на Марс. С инопланетянами ты поладишь, – Мишель тихонько рассмеялась. – Возможно, всё было бы по-другому, если бы не мой могучий гуманитарный мозг, – Лиза не выдержала, расплываясь в улыбке вслед за ней. – Астрофизик должен блестяще разбираться в математике, физике и химии. А я школу с тремя четвёрками закончила... Как раз по этим предметам. – Серьёзно, что ли? – Мишель снова прыснула. Чуть-чуть громче и ужасно заразительно. – А я с тремя пятёрками. Как раз по этим предметам. – Не ври мне. – Ладно, ещё по ОБЖ и физре пять было... Да хватит ржать, я тебе правду говорю! Я до сих пор секу в точных науках, между прочим. Шесть лет спустя всё помню. – Продемонстрируешь как-нибудь – поверю, – фыркнула Лиза. – Ну давай позанимаемся как-нибудь... тригонометрией, – Мишель прикусила нижнюю губу и как-то слишком выразительно дёрнула бровями. – Или повторим четвёртый закон Ньютона... Помнишь, тело, прижатое к стене... – Не помню. – Ну я напомню. – Молодец. А теперь слезь с меня и чеши домой, – скомандовала Лиза. – Заставь, – с вызовом ответила девушка. Лиза решила не вести переговоры дальше и резко поднялась со скамейки, выдëргивая своё колено из-под белоснежной макушки. Явно не ожидавшая такого поворота Мишель звонко ударилась затылком о жёсткую поверхность лавки. – Нормальная? – прошипела она, приподнимаясь и обиженно потирая ушибленную голову. – После двухнедельного общения с тобой – уже нет, – фыркнула Лиза, разворачиваясь и направляясь к выходу. Шуршание маленьких колёсиков за спиной не заставило себя долго ждать. Дорога домой прошла в расслабленной тишине. Мишель снова то уезжала вперёд, то возвращалась и старалась отдавить своей спутнице пятки, завораживающе улыбаясь. Лиза же по привычке пыталась изображать недовольство, но получалось у неё так себе. Сил на вредность не осталось. Обычно они и расходились в молчании, не глядя друг на друга, но сегодня даже остановились, с неким смущением опуская глаза в землю. – Спасибо за разговор, – пробормотала Мишель. – Мне, наверное, нужны были эти слова. – Ага, – выдавила из себя Лиза. – Мне, наверное, тоже. И ты... будто по-другому открылась. – Внутри я не такая, какой показываю себя окружающим, – Мишель картинно приложила ладонь ко лбу. – Нет, ты просто пьяная, – с усмешкой отозвалась Лиза. Мишель рассмеялась, откидывая голову. – Обнимешь меня? – предложила она, раскидывая руки и сверкая глазами. – Нет, – Лиза ехидно улыбнулась, демонстративно пряча ладони в карманах. – Не очень-то и хотелось, – проворчала Мишель, тут же делая шаг назад. – Иди уже, – фыркнула Лиза. – Не сверни себе шею в темноте. Мишель на прощание скривила обиженную гримасу, виртуозно развернулась на своём скейте, оттолкнулась от земли и рванула в сторону, исчезая за углом старой пятиэтажки. Лиза проводила её взглядом, обдумывая произошедшее, и неспешно направилась к своему дому. В голове крутился ворох запутанных размышлений, вызванный глубокомысленными беседами с этой непонятной и непредсказуемой девушкой, а душе теплился давно забытый трепет. Первая жаркая летняя ночь разлила свою мягкую, совсем не пугающую темноту не только в чашу богом забытого городка, но и отогрела замёрзшие, истосковавшиеся по ласке сердца. .