***
Платье было красивым, этого отнять было нельзя. Кружевное, но довольно строгое, оно закрывало всё тело, объемные рукава и пышная юбка подчеркивали тонкую талию, делая невесту похожей на куклу. Идея принадлежала Ирине — уже замужней младшей сестре Русланы. Фата закрывала лицо, и Руслана не понимала, кто и зачем придумал эту мерзость, — чтобы невеста не видела, куда идёт, пока её не пихнут в руки жениху. Но плюсы в этом тоже были — ей не хотелось видеть людей, улавливать их взгляды, видеть роскошно украшенный зал Волконского дворца. Она шла к алтарю, мертвой хваткой вцепившись в локоть отца. Перед глазами всё плыло, она чувствовала, что находится на грани обморока. Может, и хорошо, что фата закрывает лицо — цветом оно вряд ли отличалось от платья. Удавка затягивалась. Дорога была одновременно невыносимо долгой и слишком быстрой. Она ещё не успела успокоиться, привести сердцебиение в порядок, как отец вложил её руку в незнакомую, большую ладонь, и что-то сказал. Все слова, все звуки смешались в одно неразличимое месиво. Мир вокруг вертелся и крутился, Руслана впервые в жизни испытывала такую панику. Она боялась пошевелиться, когда незнакомые руки прикоснулись к белой вуали, едва дышала. И через мгновение фата растворилась в воздухе, осыпалась блёстками. Он был высоким. Руслана обнаружила перед собой расшитый золотом кафтан, и ей, казалось, понадобилась титаническая сила, чтобы поднять голову и взглянуть ему в лицо. Оно действительно было привлекательным — длинное, с острыми чертами. Тёмные, немного вьющиеся волосы, аккуратно подстриженная борода. Но больше всего внимания привлекали глаза. То были темные, почти черные глаза, что смотрели на Руслану с любопытством. Он будто разведывал территорию, прощупывал почву. К своему стыду, Руслана не смогла долго удерживать напор этого взгляда, она опустила голову и уткнулась взглядом в его грудь. Потом он снова взял её за руки, чтобы произнести клятвы, и он держал её так мягко, но в то же время уверенно, что Руслане стало на крупицу легче. А потом она поняла, что он весь сквозит уверенным спокойствием — его ровное дыхание, расслабленное лицо, твердая хватка, непринужденный взгляд. Осознав это, она, казалось, напряглась пуще прежнего, и ещё долго после свадьбы переживала, что тряслась в его руках, как осиновый лист. Потом были кольца. Золотое, хирургически детализированное кольцо с рубином и несколькими малюсенькими бриллиантами — для Русланы, широкое золотое с полоской рубинов посередине — для Антонина. Знаменитые родовые кольца. Такие кольца носили главы семейств и их жены, их невозможно было снять до самой смерти — что-то сродни договору на крови. Ещё одно напоминание того, что разводы не приветствуются. Чтобы не потерять сознание от того, что должно идти дальше, она попыталась думать о золотых завитушках вокруг кроваво-красного камня. Все поцелуи в жизни Русланы можно было пересчитать по пальцам. Ей не прельщало мужское внимание, она всегда была слишком недоверчивой и держалась подальше от любых попыток сблизиться с кем-либо, и те немногие разы, когда она подпускала к себе юношей, не были впечатляющими. Однако этот поцелуй был хорошим, Антонин будто прекрасно знал, где граница, что ему не стоит делать, как сделать этот момент наименее дискомфортным для невесты. Он крепко держал её за талию, как бы говоря «я тебя держу, ты не упадешь». И это было именно то, что было нужно. Зал разразился аплодисментами и одобрительными возгласами, краем глаза Руслана заметила незнакомых мужчин и одну светловолосую женщину с ними — немногих гостей со стороны жениха. «Одна из самых тяжелых частей позади», подумала она, и тут же ощутила, как устала. Часы подготовки, бессонная ночь, стресс — всё это будто в миг обрушилось на неё, она ощутила, как глаза защипало, а в горле встал ком. Нет, нельзя, не при всех. Руслана инстинктивно уткнулась в ближайшего человека — своего новоиспеченного мужа. Он, приобняв её, слегка наклонился, чтобы заглянуть ей в глаза. — Продержись ещё пару часов, и я уведу тебя отсюда. Справишься? — его глаза всё также заинтересованно рассматривали новоиспеченную жену, будто она какая-то замысловатая картина. Руслана нашла в себе силы только кивнуть и неимоверным волевым усилием затолкнуть подступающие слёзы поглубже. Но ком в горле никуда не делся. От Долохова исходил какой-то терпкий мускусный запах, с которым смешивался запах сигаретного дыма и резкого одеколона. Удавка, казалось, слегка ослабла, но возможно, Руслана просто привыкла к душащему ощущению.***
Их совместная жизнь не была плохой. Антонин не оскорблял Руслану, относился к ней с уважением. В моменты близости даже можно было бы подумать, что они любили друг друга. Небольшой особняк Долоховых на берегу маленького озера в Шотландии не был родным, но прижиться Руслане в нем удалось. Большую часть времени она проводила в библиотеке или в саду, читая всё, что могла, из коллекции мужа. Иногда они встречались с Нарциссой Малфой и её сестрой, Беллой Лестрейндж. Первая была дотошно порядочной женой аристократа Люциуса, с ним и его отцом Абракасом они присутствовали на свадьбе. Она была прекрасной хозяйкой и интересной собеседницей, если считать разговоры о погоде, одежде, цветах и жизнях всех, кроме себя самой, интересными. Но Нарцисса была куда приятнее своей фанатичной сестры, которая только и говорила, что о службе Тёмному Лорду, при этом раздуваясь от гордости, как воздушный шар. Но и у Беллы были плюсы — она знала много о магии, особенно темной, с ней можно было обсудить то, на что миссис Малфой фыркала, говоря, что ей такое неинтересно. Иногда Руслана жалела, что говорила по-английски, ведь в ином случае у неё было бы прекрасное оправдание, чтобы не вылезать из особняка. Редко в дом наведывались мужчины — друзья Антонина. Руслана не знала всех имен, один из них был Лестрейнджем, но вроде бы не мужем, а братом мужа Беллы. Ещё был Малфой-старший, некий Мальсибер, Розье. Все эти фамилии она позже нашла в списке «28 священных» — великих чистокровных домов. Мужчины обычно не придавали существованию Русланы особого значения, их взаимодействие ограничивалось приветствиями и прощаниями, иногда — комплиментами или скромными вопросами о России. Она не обманывалась по поводу Антонина — Руслане было прекрасно известно, что её благоверный по пояс в крови, что хорошим человеком его назвать нельзя. Она не желала знать, что конкретно он делает для своего господина, не хотела погружаться в ту часть его жизни, и он, понимая это, никогда не посвящал её в подробности. Разве что несколько раз объяснялся, почему не являлся домой трое суток и пришел весь подранный. Руслана иногда лечила его раны, и ей было приятно то, что он позволял себе быть уязвимым перед ней. Сама она не была уверена, что способна на такое. Также она не обманывалась по поводу его чувств к ней. Руслана была наблюдательной и понимала, что наверняка на брак Антонин согласился с разрешения Тёмного Лорда, ведь такой союз даёт рычаг давления на один из самых влиятельных родов в магической России, и если Лорду вдруг понадобится поддержка с дальних частей материка, получить её будет проще. На первом месте для Долохова стояла его служба, жена — декорация, шпага на стене, которая когда-нибудь может пригодиться. От шпаги можно и избавиться, если господин перестанет видеть в ней потенциальную пользу. Научись не обижаться на это, — напоминала она себе. Каждый раз, когда она почти забывалась в его объятиях, черная метка на левом предплечье Антонина жестоко возвращала к реальности. Руслане было больно от этого. Она испугалась, когда впервые по-настоящему обняла его, когда почувствовала радость, увидев его в дверях. И ещё больше испугалась, когда поняла, что на самом деле хотела бы быть хорошей женой ему. Хотела бы по-настоящему полюбить его. Заткнуть сердце, зовущее в далекие края, стать домохозяйкой до мозга костей. И от этого осознания ощущение удавки, затягивающейся на шее, становилось всё сильнее, бойкая, свободолюбивая Руслана где-то внутри кричала, рушила всё вокруг себя, пыталась прорваться наружу и сбежать как можно дальше от проклятого особняка. Силуэт мужа в дверях стал казаться палачом, его запах — запахом смерти, а темные глаза, иногда пробирающимися в самую душу, — злорадствующими. Они будто говорили: «Тебе не сбежать, ты здесь навсегда. В этих стенах ты потеряешь себя, и выхода нет». «Любовь моя, » — где-то через год совместной жизни начал говорить Антонин, поглаживая жену по щеке, и от этих слов сердце пропускало удар. Иногда она хотела оттолкнуть его и бежать, куда глаза глядят, но в то же время уже слабо представляла себе, какой будет жизнь после разлуки. Удавка начинала душить.