***
Работа проходила туго и неторопливо, как обычно это происходит, когда рядом нет профессионалов, которым можно было бы поручить часть работы. Несколько раз заходил Макби, унося выпитый кофе и принося новый, а также Верена с просьбами помочь разобраться в чём-то. После обеда, когда Верена побежала воевать со снеговиками и кустами на улице, Руслана продолжила работу, но через три часа ей жутко надоело возиться с символами, и она решила, что может позволить себе вернуться к попыткам разделить кристалл шиммера. В какой-то момент она заметила, что из приоткрытого окна доносится не один голос и, подойдя к нему, увидела, что Антонин стоит рядом с Вереной, поправляя её позицию для заклинаний. Раздраженно скривившись, она закрыла окно и вернулась к работе. Где-то через час раздался стук в дверь. — Не хочешь отдохнуть? Уже довольно поздно. — на пороге появился Антонин. Руслана немного дёрнулась, и половина пустой кружки на столе медленно скатилась, следуя за идеально ровным диагональным разрезом. Руслана слегка повернула голову, одаривая Долохова выразительным взглядом. — Возможно, позже. — со странной интонацией сказал он, поспешно удаляясь.***
Антонин сидел на диване и смотрел на огонь в камине, погрузившись в раздумья, пока Верена сидела рядом и что-то рисовала в блокноте, болтая ногами. Внутри ворочались замешательство и легкая горечь. — Твоя мама, кажется, мною очень недовольна. — он не сводил глаз с огня. — Да ладно?! Что, серьёзно?! — Следи за тоном. — довольно строго ответил он. Верена пристыженно потупилась, и Антонин смягчился. Он уже понял, что его дочь — довольно взбалмошный ребенок, и в целом был готов терпеть это, периодически осаживая её, чтобы не зазнавалась. Он облокотился на колени и принялся размышлять вслух: — Может, подарить ей что-нибудь? — Я полагаю, что любой подарок она засунет тебе куда-нибудь поглубже, если честно. — Заметив буравящий взгляд, она поспешила сменить тон на менее дерзкий. Учёные из группы Русланы намного веселее относились к шуткам. — Извини. Я имею в виду, что через подарки путь к сердцу мамы точно не лежит. — И что тогда делать? — теперь Антонин смотрел на Верену. Его ведьма никогда не отличалась теплотой, но настолько отстраненной она не была никогда, не считая первых недель брака. Ему это не нравилось, казалось, что Руслана — просто незнакомка, живущая в его доме. Женщина, улыбающаяся ему в постели по вечерам, казалась эфемерным фантомом где-то в закромах памяти. — Не знаю, просто дать ей время, наверное. Не понимаю её, на самом деле. Да, тебя давно не было, для меня тебя в целом никогда не было, но теперь-то ты есть, и ты хорошо к ней относишься. Ну, кроме того синяка. — она продолжала выводить что-то на бумаге. — Какого синяка? — Ну, вчера, когда ты только меня увидел, и мама попыталась стереть тебе память, а ты схватил её за руку. У неё синяк в том месте. Сердце Антонина пропустило удар, а после налилось сильным чувством вины. Он вспомнил, как в ярости сильно сжимал её руку. «Мне больно!» — эхом пронесся знакомый голос в голове, на который он тогда не отреагировал в состоянии аффекта. Он накричал на неё, и сделал ей больно. Своей жене. Внутренности кромсали вина и стыд, Долохов закрыл лицо рукой. — Я… Я не хотел.***
Руслана расслаблялась на диване в кабинете, когда дверь открылась и в комнату зашел Антонин. Вид у него был, как у побитого пса — такой же хмурый и бледный. Руслана было подумала, что его за что-то отчитал Волдеморт, раньше таким она его видела в подобных случаях, но он присел на колени перед ней и взял её за руку и аккуратно отодвинул рукав, обнажая темно-фиолетовый браслет синяка. Увидев след он своей руки, Антонин болезненно нахмурился. — Прости меня. — Проехали. Это мелочь. — она немного отодвинула руку, освобождаясь от его прикосновений, и отвернулась, уставившись в окно. — Нет, я сделал тебе больно, я не должен был. — Не должен был. — Прости меня, Руслана, я не хотел. Ты злишься? — Ладно. Нет. — она всё ещё не смотрела на него, не желая видеть побитое виной лицо. Бесстрастные ответы обжигали Долохова, и он прислонился к ногам жены, пытаясь добраться хоть до частички былого тепла, которое теперь казалось сном. Снова взяв её за руку, он прижался губами к её пальцам. — Мне очень тебя не хватало. Всё ещё не хватает. — он почти перешел на шепот. Картина была немного забавной, — большая часть магической Британии наверняка и представить не могла, что Антонин Долохов может сидеть на коленях перед женщиной, пытаясь получить хоть толику нежности. — Пойдем со мной, поговорим. Можем поиграть в шахматы, ты раньше их любила. — Я не хочу. Оставь меня. — Хорошо. Но давай поспим вместе этой ночью, я не хочу, чтобы моя жена спала в гостевой комнате, как чужая. Прошу. Руслана повернулась, и встретилась со взглядом тёмных глаз, в которых можно было утонуть. Нахмурившись, она высвободила руку и подперла ей лоб, облокотившись локтем на ручку дивана. Чёрт бы побрал Антонина Долохова с его глазами. — Хорошо. Антонин просиял и встал. Он наклонился и поцеловал Руслану в щеку, прошептав: «Спасибо». Руслана нервно вздохнула. Сердце снова выкручивало кульбиты, она отгоняла от себя мысли о том, что ей было больно смотреть на его виноватое лицо. В дверях Антонин обернулся: — Через пятнадцать минут ужин.***
— Род Долоховых всё-таки продолжится, какое облегчение. — Не радуйся слишком сильно, Татьяна, ей следовало родить ему сына. — Дареному коню в зубы не смотрят. Руслана завернула в коридор, где портреты предков Антонина уже второй день обсуждали внезапное пополнение в семье. — Руслана, какая радость снова видеть тебя в доме! — сказала Татьяна Долохова-Юсупова, прабабушка Антонина, являющаяся чуть ли не самой приятной из написанных волшебников в стенах поместья. — Ишь ты, радостно ей. Пропала на пятнадцать лет, оставила нас одних, а потом Антонин носится по Земному шару, ищет её. — сказала свекровь Татьяны, Божена Михайловна. — Божена Михайловна, прекращайте причитать, иначе я прикажу снять вас со стены и убрать на самый чердак. Татьяна Ярославна, доброго вам вечера. — Руслана не стала задерживаться и слушать возмущенные «ахи» и «охи» старой женщины в лисьей шубе, и отправилась в библиотеку. Дом Долоховых в Британии не был самым роскошным и размерами и близко не равнялся с Малфой-Мэнором, но грамотно сочетал в себе элементы стилей тюдоровской эпохи и поздней Российской Империи. Ходя по коридорам поместья, было тяжело представить, что двадцатый век подходил к концу — всё в доме будто застыло во времени около сотни лет назад. Центром всего поместья являлся главный зал — просторное помещение с окнами, раньше выходившими на озеро, где когда-то проводились все светские мероприятия, но утратившее эту функцию, когда нелюдимый Антонин купил дом, однако Руслане сердцем дома всегда казалась библиотека. Открыв высокие дубовые двери, она вошла в просторное помещение, воздух в котором пах деревом и старым пергаментом. Потолки в доме были высокими, и в библиотеке было два этажа, вдоль стен везде, кроме стороны с окнами, стояли книжные шкафы, почти полностью заставленные книгами. По центру зала стоял большой зачарованный глобус, который Руслана подарила Антонину на вторую годовщину свадьбы. Огромный шар был отлит из бронзы, но сплошными были лишь силуэты суши, а океаны, моря, реки и озера были полупрозрачными и отливали синим, обнажая сверкающие меридианы и параллели. На всём глобусе колебались надписи, обозначавшие страны, а над ними белели маленькие облака, показывая погоду на Земле в текущий момент. Шар едва заметно вращался, отображая реальное вращение планеты, и та его часть, что погружалась в ночь, темнела, а на ней зажигались маленькие огни, показывая узоры городов по всему миру. Встав перед глобусом, Руслана тихо вздохнула. Она вспомнила, как Антонин рассматривал его, пытаясь скрыть детское восхищение диковинным подарком. Вспомнила, как он проводил часы, рассматривая маленькие детали на глобусе — горы, реки, едва заметные в таком масштабе шторма, снежные бури, золотую посыпь, показывающую пустыни и бриллиантовые полярные шапки, над которыми иногда сиала аврора. «Я и представить не мог, что вещь может быть такой красивой» — сказал он как-то. Иногда они проводили вечера, просто рассматривая этот глобус, едва ли говоря что-то. Руслана не заметила, как уголки губ поползли вверх, также как не заметила то, как на её талию опустилась рука. — Кажется, над Гренландией только что пролетела падающая звезда. — тихо, с улыбкой сказал Антонин, всё таким же завороженным взглядом смотря на бронзовую сферу. Руслана ничего не говорила. Она ощутила усталость, накопившуюся за день, и не нашла в себе сил отстраниться или напомнить Долохову о том, что их вечерние посиделки давно в прошлом. И напомнить об этом себе. Скорее инстинктивно она положила голову ему на плечо, и осознала это слишком поздно. Тело Антонина было тёплым и твёрдым, как скала. Они стояли так несколько минут, Антонин ровно дышал, не смел нарушать тишину, боясь спугнуть Руслану одним лишним движением, а она в свою очередь была погружена в свои чувства, пытаясь разрешить войну внутри себя. Брови были слегка нахмурены, взгляд — отсутствующим. Никто не заметил, как открылись двери в библиотеку. — ВАУ! — восторженно пискнула Верена, и Руслана, опомнившись, отошла от Антонина. — Какой глобус! Девочка подбежала к шару и начала медленно обходить его с раскрытым ртом, пытаясь увидеть всё и сразу. Антонин усмехнулся. — Тут шторм! А тут снег! Это что, бриллианты?! Ой, вода двигается! И облака тоже! Вау, а здесь ночь! — она едва оставляла себе возможность вдохнуть, а потом несколько раз подпрыгнула, пытаясь разглядеть верхушку, — Это же аврора! Откуда у тебя такой?! — Рус… Твоя мама подарила мне его на вторую годовщину свадьбы. — он со странным теплом смотрел на ребенка, которого знал всего два дня. Руслана скрестила руки на груди, отгоняя раздражение. — Круто! Мам, а где ты его взяла? — В Колдовстворце я училась на Свароге с человеком, который занимается изготовлением подобных диковинок. Он сделал его для меня. — Здорово… Я бы хотела научиться делать такие штуки. Верена села на пол с ночной стороны глобуса и принялась рассматривать его. Через какое-то время она указала пальцем на Южный Полюс. — А там наша база. — а потом она показала куда-то выше, на огонёк в Австралии. — А вот тут Аделаида. — Правда? — Антонин опустился на пол радом с Вереной, и она принялась демонстрировать ему свои познания в географии, периодически отвлекаясь на какие-то происшествия на глобусе. Руслана вздохнула и вышла из библиотеки, ощутив странное малоприятное чувство. Малоприятным было то, что оно грело душу, и Руслана затолкала его поглубже. Она не могла позволить себе расслабиться, не после пятнадцати лет. Доверие в этой ситуации было сродни добровольному вставанию под дуло пистолета в надежде, что его обладатель не спустит курок. Руслана не любила испытывать судьбу, пусть это и значило держать всех, даже дочь, на расстоянии. «У меня всё под контролем, » — мысленно сказала она, направляясь в гостиную. Там она налила себе стакан бренди и уселась на диван, уставившись перед собой. Так пролетел час, и из размышлений Руслану выбил бой часов — одиннадцать вечера. Она поставила пустой стакан на стол и ушла в спальню, где переоделась и уселась на кровать. Внутри было очень неприятное, неспокойное ощущение, словно затишье перед бурей, меж бровей залегла морщинка. — Я уложил Верену спать. — Антонин появился в дверях. Руслана только хмыкнула и забралась под одеяло, повернувшись так, чтобы не встречаться лицом с ним. Через какое-то время кровать зашевелилась, когда Антонин лёг и придвинулся к Руслане, положив руку ей на талию. Её тело в ответ окаменело, стало жестким и неподатливым. — Почему ты сердишься? — тихо спросил он, Руслана ощутила горячее дыхание на шее. — Я не сержусь. — Неправда. — Я хочу спать. — Ты не можешь вечно убегать от этого разговора. — Я ни от чего не убегаю, Антонин. — Прекрати препираться. — Оставь меня в покое. — Час назад мне показалось, что ты успокоилась, но сейчас ты снова меня отталкиваешь. Я подумал, что у нас наконец всё в порядке. — У меня всё было в порядке три дня назад. А потом случился ты, Антонин, и никакого порядка мне будущее не предвещает. — И что ты пытаешься этим сказать? — голоса обоих приобрели жесткие нотки, из Русланы начали пробиваться эмоции. Она вздохнула, обретая контроль над собой. Внутри что-то носилось, как бешеное. — У меня была свобода, спокойная работа, дочь, которую я защищала и растила, мы были вдвоем, и больше никого в моей жизни не было, и никто больше мне был не нужен. Но ты решил, что можешь появиться и заявить на меня и на неё права, и теперь я здесь, смотрю, как она скачет вокруг тебя, подобно щенку, и пытаюсь делать вид, что меня всё устраивает. — Я никуда не уходил, Руслана. И я её отец. — Ложь. Может, пятнадцать лет и показались неделей в Азкабане, но моя жизнь изменилась. С Вереной тебя объединяет только кровь, не убеждай меня в том, что за полтора дня ты успел стать любящим отцом. — Ты не знаешь, каково мне было гнить там. И представить не можешь, Руслана. — голос стал ниже и намного жестче, рука на боку Русланы немного сжалась. — Я попрощалась с тобой тогда, в Азкабане. Ты не можешь думать, что этот спонтанный брак что-то значит спустя столько лет. — Он значит. Мы — семья, хочешь ты этого, или нет. Замолчи. — Нет, Антонин, это в прошлом. Долохов резко развернул Руслану к себе. Его глаза в темноте были совсем черными, взгляд тяжелым, уязвленным и мрачным. — Ты знаешь, какого быть в окружении дементоров на протяжении многих лет? Знаешь?! Так я расскажу. — Отпусти меня, я не хочу это слышать. — она уперлась руками в широкую грудь, пытаясь отстраниться, но из рук Долохова она не могла выбраться, как и в прошлом. — Нет! Каждый день ты проводишь в холоде и сырости, рядом никого нет, и в какой-то момент ты начинаешь говорить с собой, чтобы не сойти с ума. Они раз за разом высасывают из тебя всё, что в тебе есть, не зная жалости. — Антонин! — Всё, что я знал те пятнадцать лет — боль. Из всех хороших воспоминаний, что у меня остались, есть только ты. Я любил тебя, Руслана, и всё ещё люблю, не делай вид, что для тебя я никогда ничего не значил, что ты смогла просто взять и забыть все годы, что мы провели вместе! Руслана прекратила бессмысленную борьбу и опустила взгляд. Из-под рубашки Антонина выбилась рябиновая подвеска с выжженной руной. В глазах защипало, Руслана ощутила себя очень слабой и напуганной. Она не могла подпустить его к себе, не после того, через что пришлось пройти, оставшись одной. — Ты дрожишь. — заметил Антонин. Она обхватила свои плечи руками, мысленно ругая себя за слабость. Руслана сильно прикусила губу, но слёзы всё равно выступили из глаз. Хватка Антонина стала намного нежнее, теперь он поглаживал её по спине, другой рукой прикасаясь к её щеке. — Я вижу, что тебе не всё равно, Руслана, но я хочу быть твоим врагом. Перестань убегать от меня. — Тебя не было рядом. — чтобы унять дрожь в голосе, Руслана шептала. — Я знаю, прости меня. — Мне было очень тяжело, особенно первые годы. Она так на тебя похожа… — Я знаю. — Ты можешь снова исчезнуть, и я снова останусь одна. — Этого не произойдёт. — Ты не можешь обещать этого. — И всё же я обещаю. Руслана закрыла глаза, и по щекам покатились слёзы. Она тяжело, рвано вздохнула, и Антонин нежно прижал её к себе, как ребенка. Его борода щекотала висок Русланы, она прислушалась к давно забытому мускусному запаху, который почему-то напоминал ей о доме. — Мне нужно время. — едва слышно проговорила она, расслабляясь в сильных руках. — Я умею ждать. Руслана тихо всхлипнула, крепче прижимаясь к мужу. Казалось, внутри стало немного спокойнее.