Шот третий. Дороги к Риму

Воскресенье прошло нервно. Пообещав этому странному пацану быть дома в одиннадцать, я совсем забыл о том, что мы с друзьями собирались вечером «жечь резину» на Полигоне. Я специально по такому случаю смахнул пыль со своего тюнингованного Ниссана, на котором наловчился дрифтовать так, что публика срывала голосовые связки от восторга. Вообще, я не люблю передний привод. Держу его исключительно ради выступлений, ну или чтобы нащелкать по носу тем, кто говорит, что переднеприводные авто не для дрифта. И сегодня был тот самый случай. С одной стороны, можно было махнуть рукой и забыть про обещание. Ну не срослась встреча, да и хрен с ней. Кто этот пацан такой, чтоб я ждал его и ломал себе планы на вечер? С другой стороны… морща лоб, я вынужден признать, что хотел увидеть его снова. Ну вот такая у меня появилась блажь. В голове крутилась гаденькая мыслишка, все же воспользоваться его промо-акцией. Я даже готов был добавить к уже уплаченной тысяче недостающую сумму, если вдруг период проведения этой акции закончился. В общем на Полигон я, конечно, поехал, но в голове царил полнейший бардак. Я постоянно смотрел на часы и выпадал из реальности. Даже когда ко мне подскочил, раззадоренный предстоящим шоу, Ванька и крикнул: – Ну что, братишка, погнали? Наш выход, – я только кивнул и поплелся к Ниссану без своего обычного азарта. На треке меня немного отпустило. Особенно после того, как Ван Дам нагло подрезал меня на втором круге и едва не разбил нос моему спорткару. Мощный выброс адреналина в кровь, точно доза закиси азота для движка, разогнал мой внутренний моторчик и заставил ускориться. Надо было наказать задиру. Выйдя на третий круг, я поравнялся с Ванькой, добавил коксу, вышел на полтора корпуса вперед, а потом, выжав сцепление, рванул ручник на себя. Передняя ось встала колом, и машина красиво ушла в занос на 90 градусов, перегораживая путь Даманскому. Пока тот уходил от столкновения, изображая какие-то немыслимые пируэты, я вывернул руль, спокойно вышел из заноса и… глянул на часы. Было без четверти десять. До прихода Рима оставалось чуть больше часа. Я снова вернулся мыслями на трассу, глянул в зеркало и с удовольствием отметил, что соперник потерял секунд десять, нарезая упущенную скорость. Мы покатались еще немного. Потом на радость публике рисовали круги и восьмерки на асфальте, дрифтуя то "хлыстом", то "кличем". Потом подъехали Женька и Слава с толпой каких-то девок, и нам пришлось их катать, показывая, что такое настоящий дрифт, и заставляя их визжать от страха и восторга. Все это время я беспрестанно поглядывал на часы, фиксируя временные отрезки и отмечая, сколько у меня осталось времени на то, чтоб добраться до дома и не опоздать. В половине одиннадцатого я-таки умудрился сбежать по-английски, предоставив всей этой компании возможность развлекаться дальше без меня. Всю дорогу домой я был на нервах. Выжимал гашетку так, будто все еще не вышел из гонки. В результате прилетел домой на десять минут раньше, чем планировал. Пока ждал многообещающего Рима, я перенервничал настолько, что уже сомневался, встанет ли у меня вообще. Чтоб хоть чем-то себя занять, я поменял постельное белье и прибрал в спальне. После чего поймал себя на мысли, что лишаю законной работы горничную, и что к визиту проститутки я так не готовился. Хотя по сути Рим – та же проститутка, только другого пола. Еще я раза три или четыре вскипятил чайник, но чайный пакетик в кружке так и остался сухим, потому что в очередной раз, готовясь заварить этот самый чай, я умудрился рассыпать сахар. Собирая со стола и пола все эти дюны белых сладких кристаллов, я поклялся, что с этого момента буду покупать только кусковой рафинад. К тому моменту, когда наконец раздалась трель домофона, я успел еще десять раз все взвесить и решить, что сам ничего предлагать не буду. Но если парень сделает хотя бы какой-то намек на то, чтоб рассчитаться натурой, я соглашусь. Просто ради эксперимента. Разблокировав подъездную дверь, я глянул на себя в зеркало, провел пару раз растопыренными пальцами по волосам и, скрестив руки на груди, принялся ждать. Спустя минуту в дверь раздался деликатный стук. Взявшись за ручку, я отворил своему долгожданному визитеру и замер с выражением дебильного изумления на лице. У меня на пороге стоял молодой католический священник. Настоящий. При полном параде, со всеми сопутствующими атрибутами. В черной классической сутане до пят. С точащей из-под воротника белой колораткой. В руках он держал деревянные четки с распятьем и библию. Я даже не сразу узнал в нем Рима. Волосы парня были зачесаны и даже зализаны чем-то глянцевым назад. И лишь одна тонкая прядь выбивалась из этого лакированного кокона и, падая на лицо, перечеркивала собой левый глаз священника. – Добрый вечер, Влад. Позволишь войти? В акустике пустого подъезда его голос обрел литургическое звучание, отчего я завис еще больше. Дальше я, видимо, ждал, что заиграет органная музыка, и хор мальчиков-семинаристов затянет звонкими детскими голосами «Аве Мария», потому что не сразу отреагировал на вопрос. Еще с полминуты я пялился на парня и лишь потом невнятно выдавил: – А-э… Рим, пытаясь разобрать смысл моего междометия, сморщился так, будто у него газы. И мне, чтобы пояснить, что я хотел сказать, пришлось кивнуть и попятится назад, пропуская священника в дом. Тот сразу вернул себе лицо, потом по всем канонам католической церкви наложил на меня крестное знамение и только после этого вошел. Казалось, я медленно схожу с ума, и вместо хора мальчиков и огранной музыки меня ждет заливистая серена медкареты и люди в нарядных белых халатах. То, что я видел накануне никак не вязалось с тем, что я видел теперь. Остатки сохранившегося разума со скипом проворачивали в голове события минувшего вечера и пытались срастить с делами сегодняшними, но явно не справлялись. – Я пришел вернуть тебе долг, – немного нараспев протянул Рим, осматриваясь так, будто попал сюда впервые. «Похоже о минете не может быть и речи, – так же нараспев подумал я и, тут же опомнившись, добавил, – прости, господи». А на вопросительный взгляд Рима, я лишь пожал плечами, дескать: «Ну, о’кей. Я не просил, но раз уж пришел, я не против». И тут вдруг Рим осел на корточки и, прыснув, звонко расхохотался. Подъездное эхо пронесло этот смех по этажам, и я осторожно прикрыл дверь, продолжая смотреть ополоумевшим взглядом на вошедшего. – А-а-а-а… Влад, ну у тебя и физиономия, – простонал он сквозь смех и принялся растирать ладонями увлажнившиеся глаза. – Это просто… просто… – он не нашел подходящего слова и закатился снова. Я только молча моргал, совершенно не понимая, что происходит и как на это реагировать. Возможно, неотложка нужна была ему, а не мне. Отсмеявшись, Рим еще раз простонал, показывая всю уморительность ситуации, потом поднялся и наконец объяснил причину своего веселья. – Да, расслабься, Влад. Я пошутил. Это мне один клиент костюм подогнал. Мне просто захотелось посмотреть на твою реакцию. Ну, я и решил не переодеваться и заявиться к тебе прямо так. И оно того стоило. Блин, ты бы себя видел, – он снова хохотнул и изобразил мое удивление, выпучив глаза и приоткрыв рот. За что тут же получил от меня тычок под ребра. – Вот ты тролль! – расплылся в улыбке я и, качая головой, тоже сдержанно хохотнул. – А-га, – подтвердил он, улыбаясь, – То еще тро-ло-ло. Слушай, можно у тебя помыться и переодеться? Не хочу второй раз на улицу в таком виде выходить. Видел бы ты таксиста, который меня сюда вез. Он, по-моему, на меня смотрел чаще, чем на дорогу. Еще бы чуть-чуть и мне пришлось бы его исповедовать. Рим выглянул в подъезд, подхватил лежавший на полу черный с ярко-салатовыми вставками рюкзак, сунул в него чётки и книгу и, вернувшись, захлопнул дверь. – Ну так что, можно? Полотенце у меня своё. Мыло тоже. – Да заходи. Не жалко, – протянул я руку, указывая на дверь ванной комнаты. Он скинул кроссовки и, шелестя сутаной, отправился мыться. Вскоре из ванной послышался плеск воды и довольно звонкое пение. Я много раз слышал о том, что есть люди, которые поют в душе, но сам столкнулся с этим впервые. Из любопытства я подошел поближе и, еле сдерживая смех, прислушался. Рим выдавал нечто блюзовое. Знаете, такое в ритме: Па-бада Па-бада Па-бада-бада-бадау. С незатейливыми словами, что-то вроде: Если ночь За окном, А на небе гроза Я приду к тебе во сне Закрывай скорей глаза… Естественный мальчишеский альт, метался по всему диапазону голосов: от фальшивого баритона до почти женского сопрано. Это было настолько задорно, что я, давясь от смеха, жалел, что в моей ванной нет ни глазка, ни окошка. Наверняка, этот голожопый блюзмен еще и флакон с гелем для душа в качестве микрофона использовал. Когда же он закончил свое выступление на бреющем рифе: Па-бада-па-бада-па-бада-па-бада-па А-ееееее Я не выдержал и заржал в голос. А потом еще и громко зааплодировал, надеясь смутить пацана в отместку за то, что он так откровенно постебался надо мной. Однако через пару минут этот поганец вышел в джинсах и прилипающей к телу футболке и, растирая волосы полотенце, спокойно заявил: – Ладно-ладно, один-один. Но пою я ничего так, да? – О, да, – кивнул я и, щелкая пальцами на манер кастаньет, передразнил Рима, напевая его мотив. Однако и это его ничуть не смутило. Он откинул полотенце, подскочил ко мне и, приняв точно такую же позу, запел на бис. Так покачивая бедрами и изображая двух стиляг, мы проорали припев трижды, после чего, переглянувшись, рассмеялись и рухнули на диван. Чёрт, это было так классно. Словно удалось вернуться в детство и подурачиться с лучшим другом. – Так что это за костюм? Где ты его оттопырил? – спросил я, когда мы немного отдышались. – Да, есть у меня один постоянный клиент с фантазией. Любит меня переодевать. Я уже и пиратом успел побывать, и плюшевым зайцем… – Зайцем? – я вскинул брови и не удержался от смешка. – Ну да. Знаешь, такой розовый. Рим развел руки в стороны, демонстрируя габариты жирного зайчищи. Я лишь, продолжая улыбаться, покачал головой, удивляясь тому, насколько изобретательна человеческая извращенность. А Рим продолжил: – Капец, я вспотел в том костюме. Как лось! Но отработал по полной. Клиент остался доволен. Еще меня поражало то, с какой легкостью он рассказывал о том, чем занимается. Будто он не гей, а аниматор на курорте. – Ладно, все это лирика. Давай по делу, – прервал он свой рассказ и, подхватив рюкзак, достал из бокового кармана не очень толстую пачку тысячных купюр, штук пятьдесят на вскидку, – Так, это штукарь, который я у тебя вчера занял, – он вытащил из пачки одну купюру и положил на журнальный столик. – Теперь. Твоя футболка. – Рим снова полез в рюкзак и вынул аккуратно сложенную и упакованную в прозрачный полиэтиленовый пакет футболку. – Я ее постирал, но, если брезгуешь, я могу ее выкупить. Сколько она стоит? Штуку? Две? Три? – Да не надо ничего, – отмахнулся я с улыбкой. – Просто оставь себе. Рим нахмурился, помотал головой и вытянул еще две купюры. – Сойдемся на двух, – с этими словами он засунул футболку обратно в рюкзак, а купюры положил поверх первой. – Теперь о главном, сколько я тебе должен за доставленные неудобства? – Да успокойся ты, – я собрал деньги со стола и протянул ему. – Ничего ты мне не должен. Забери. На этот раз карие глаза сверкнули обидой, и Рим стал по-настоящему серьезен. – Влад, так нельзя. Я не хочу чувствовать себя неблагодарной скотиной. Сколько я тебе должен за то, что ты вытащил меня из клуба и не выкинул по дороге? Две сотки баксов хватит? Если честно, для меня эта сумма даже не карманные расходы. Так, мелочь, которая обычно валяется в машине под ковриком. Но Риму я этого говорить не стал. Напротив, даже кивнул, чтоб не обидеть еще больше. – Вот и отлично, – он отшуршал еще двенадцать тысяч и со словами, – по курсу, – положил на стол. – Ну и последнее, я тебе еще что-нибудь должен? Фраза «еще что-нибудь» приятно кольнула под ложечкой. У меня все ещё теплилась надежда, что мы вернемся ко вчерашнему разговору. Но тут Рим состроил надменное лицо и выдал: – Говори сейчас, сын мой, или замолкни навеки. И я расхохотался. – Я так понимаю, мы в расчете, – подытожил псевдосвященник, закинул остальные деньги в рюкзак, достал МР3-плейер, засунул в ухо наушник и встал, намереваясь уйти. – Ну все, пока, – протянул он руку, и я охотно принял рукопожатие. Вот только отпускать не спешил, задержав на пару мгновений его уход. – Так ты сейчас к следующему клиенту? – спросил я, как бы между прочим, пытаясь поймать его взгляд. – Не! Я на сегодня уже отработал, – ответил он, не отрываясь от плейера и выбирая нужный трек. – Так что сейчас к себе и баиньки. Я глянул на часы и изобразил удивление. Получилось плохо. Наиграно. Актер из меня никудышный. И все же я дожал роль любопытного собеседника, подкрепив ее репликой: – Странно. Твои коллеги в это время обычно только выходят на работу. – Не! Это не про меня, – не обращая внимания на мою фальшь, буркнул Рим, сосредоточенно ерзая пальцем по плейлисту, – У меня постоянные клиенты и они почти все женатые. Так что к одиннадцати вечера мамочки ждут их домой. Он вдруг резко поднял на меня взгляд. – Подожди. А почему ты спрашиваешь? – карие глаза лукаво прищурились. – Ты хочешь, чтобы я остался? От такого напора в голове что-то перемкнуло, посрывало нахрен все шестеренки и сама собой включилась задняя передача: – Нет! – чересчур поспешно ответил я и почувствовал, как кровь прилила к щекам. Наверное, я стал пунцовым. – Влад? Я могу остаться. Правда! Рюкзак сполз с плеча со змеиным шипением и покорно улегся у ног своего хозяина. – Не надо! – продолжал упираться я, противореча собственным желаниям и понимая всю нелепость ситуации. – Только тебе придется оплатить ночь полностью. Я не люблю мотаться по городу по ночам, – напирал Рим, будто не замечая моего отказа. – Да с чего ты взял, что я хочу, чтоб ты остался. Я тебя вообще не звал! Это ты вбил себе в голову, что мне что-то должен. Рассчитался? Все, свободен. – Ну ладно, дело твое, – пожал плечами он и, уже обуваясь, добавил, – Если понадоблюсь, я каждый день в семь вечера подхожу к отелю Версаль. В половине восьмого меня уже забирают. Так что, если захочешь меня увидеть, я с семи до семи тридцати у Версаля. Все, пока. Он выскользнул в подъезд, и я попрощался с закрывающейся дверью. Так я и не понял, что со мной произошло. Меня всегда любили девушки. Меня уважают и ценят мои партнеры по бизнесу. У меня целый стадион друзей и приятелей. Со всеми этими людьми я чувствую себя свободно и раскованно. Но рядом с этим мальчиком по вызову я стушевался. Мне почему-то стало стыдно говорить о собственных желаниях. Чёрт знает, что… Я посмотрел на оставленные Римом деньги и еще раз поразился происходящему. – Охренеть. Кажется, мне только что заплатила проститутка.