Шот третий. Дороги к Риму

Когда без двух минут одиннадцать раздался сигнал домофона, я уже окончательно убедил себя в правильности своего решения, а потому был настроен на быстрый и легкий финал. Я не готовил никаких пафосных речей и не собирался устраивать разбор полетов. Просто несколько коротких фраз, банальное «Пока» и закрытая перед его носом дверь. А с завтрашнего дня я готовился вернуться в свою обычную жизнь, войти в рабочую колею. Собирался вновь заняться гонками. С этими непонятными любовными играми, я совершенно перестал посещать Полигон. Я уже целую вечность не клубился до утра с друзьями. Я выпал из этой жизни. Хотя быть может просто возраст, и Рим тут вовсе ни при чем. Быть может я уже остепенился, и пора было подумать о создании семьи. Достиг той жизненной отметки, когда нужно задуматься о будущем. Но сначала развязаться с тем, кто выбил меня из привычной колеи. Изгнать поселившегося во мне беса. Все остальное потом. Щелчок замка совпал со звуком открывающегося лифта. Я распахнул дверь и первое, что услышал, это: – Лови! В меня полетело нечто большое и тёмное, вроде мяча. Инстинктивно вскинув руки, я поймал летящий в меня округлый и довольно тяжелый предмет. Им оказался огромный увесистый арбуз. Представляю, что было бы, если бы я его не удержал. Ошарашенный таким нежданчиком, я уставился на смеющегося Рима, а тот, совершенно бесцеремонно отодвинул меня вместе со всеми моими твердыми намерениями с дороги и дурашливо затараторил: – Хорошая реакция, Влад. Я уж боялся, что будем полночи твою прихожую оттирать, – он опустился на корточки, развязывая шнурки. – Как тебе, а? Я просто офигел, когда его увидел. Восемь килограмм! ВО-СЕМЬ! Я в шоке. Думал, не дотащу. Чуть грыжа не вылезла. Не давая мне вставить ни слова, Рим скинул кроссовки, поднялся, задрал футболку и продемонстрировал аккуратный втянутый пупок – место предполагаемой грыжи. Потом продолжая посмеиваться, забрал арбуз из моих рук и направился на кухню, по-свойски крикнув оттуда: – Иди! Я угощаю. Таджик, который мне его продал, сказал, что у него на родине – это не арбуз, а горох. Медленно переставляя ноги, точно пробираясь сквозь сгустившийся до состояния киселя воздух, я вполз в кухню вслед за Римом. Тот кинул на меня короткий взгляд, скорчил смешную рожицу и немного наигранно рассмеялся. – У них там арбузы по пятнадцать-двадцать килограмм! Ты можешь себе представить? Стоя в проходе и подпирая задом дверную окосячку, я старался собрать воедино обрывки собственных мыслей. Надо было как-то перехватить инициативу и направить разговор в нужное мне русло. Вылавливая паузы между его репликами, я делал вдох, готовясь сказать, нечто стартовое вроде «Рим, послушай меня», но тут же захлопывал рот и выдыхал так и не обретший звучания воздух, потому что Рим снова начинал нести какую-то чушь про арбузы, таджиков, килограммы… Мне оставалось лишь молча следить за его манипуляциями. Опустив арбуз в раковину и пустив на него журчащую струю воды, его тонкие, почти девичьи пальчики наглаживали темную глянцевую поверхности фрукта. Сразу вспомнилось, как прошлым вечером в ду́ше эти же пальчики наглаживали меня. И мои твердые намерения заметно пошатнулись. Чувствуя, начинаю давать слабину, я в очередной раз набрал воздуха в легкие и все же попытался начать разговор: – Рим… – шум воды заглушил мои жалкие попытки привлечь внимание, и мне пришлось повторить громче, – Рим, нам нужно поговорить… На этот раз он услышал. Глазки стрельнули в мою сторону. Улыбка застыла на лице, как нарисованная. Он перестал наглаживать глянцевые от воды бока арбуза. Замер буквально на несколько секунд, будто прислушиваясь к шипению крана. Потом выключил воду и попросил: – Подожди, я руки вытру. Я не понял, какая связь между разговором и его мокрыми руками, но промолчал и терпеливо дождался, пока он закончит мять кухонное полотенце. Затем подошел ко мне и подставил смазливую мордашку. Вроде как вызов кинул: «Ну, давай… Попробуй сказать то, что ты там заготовил». Господи, ну как так? Как у такого исчадья ада, у этого дьявольского отродья может быть такое ангельское лицо? Невинное. Светлое. Чистое. Борясь с собой и своими желаниями, я раскрыл рот, чтобы продолжить начатый монолог, но он снова меня перебил: – Ямочка. Это прозвучало так тихо, что мне показалось, я ослышался. – Что? – Ямочка, – повторил он, – у тебя на подбородке. Я только сейчас это заметил. – А… да… – я растеряно потрогал пальцами свой подбородок и зачем-то пояснил, – Она мне бриться мешает. – А ты знаешь, что означает ямочка на подбородке? – Нет. – Она означает, что ты ревнив, как мавр-рррррр… Продолжая тянуть эту тигриную «ррр», он приблизился к моему лицу и прижался губами к этой самой ямочке. Второй поцелуй пришелся чуть выше, под нижнюю губу. А третий накрыл мои губы целиком. Вот и всё. Он снова победил. Теряя остатки воли, я сжал его в руках, ловя губами ускользающий язык. В груди сразу стало легко и свободно. Жгут стягивающий сердце ослаб, и по венам заструилась очередная доза этого токсичного счастья. «Завтра, – тут же переиграл я собственные планы, – Мы поговорим с ним завтра. Утром я расплачу́сь за эту ночь, и мы расстанемся. Ничего страшного, если мы еще раз переспим. Почему нет? Раз уж он все равно здесь. А завтра я с этим завяжу. Обещаю. Отдам деньги, попрощаюсь, и он уйдет». Я клялся себе всю дорогу до спальни, пока мой разум не погас, поглощённый любовью. Этот прощальный секс я смаковал, как гурман. Словно стараясь запомнить каждый изгиб его тела, я проходился по ним поцелуями. От ключицы вниз к темному остренькому соску. От него зигзагом перемещался к другому. Ниже… к зубчатым, как жабры акулы, мышцам на ребрах… к татуировке, скрывавшей в китайских иероглифах мудрость Оскара Уайльда. Прошелся по ней языком. Рим при этом хохотнул и съежился. Щекотно ему… В наказание я впился зубами в эту смуглую кожу. Он снова дернулся, но все же понял мое недовольство и раскинул руки в стороны, давая мне полную свободу действий. Такой послушный… доступный… Мой… Резким движением я развернул пацана лицом вниз, вжимая животом в матрас. Уткнулся носом между лопаток и, как голодный «тигр-ррр», втянул любимый запах. Лизнул солоноватую кожу. Потерся щекой. Потом, прижавшись ухом к дракону на его левой лопатке, прислушался, уловив мерный стук где-то там внутри, в грудной клетке Рима. Надо же… у него оказывается есть сердце. Кто бы мог подумать. От тесных объятий мы оба покрылись испариной и теперь липли друг к другу, будто постепенно срастаясь. Продолжая давить на него всем своим весом, я с удовольствием почувствовал, как сложно ему становится дышать. Выныривая из скомканной подушки, он точно пловец пытался схватить ртом воздух, но я сжимал его легкие, не давая сделать полноценный вдох. Хотелось раздавить, придушить это чудовище. Здесь и сейчас. Чтоб больше никому, чтоб ни с кем… Впиваясь пальцами в бока с такой силой, будто пытаясь выдернуть оттуда ребра, я надеялся оставить как можно больше сине-фиолетовых пятен, как предупреждение всем, кто будет после меня. Чтоб каждый его клиент видел и помнил, что он не единственный у этого сучонка. Чтоб больше никто не питал иллюзий… Не выдержав пытки и сломавшись, Рим вновь уткнулся лицом в подушку и тихо протяжно завыл. Этот отчаянный вой заставил тигра отступить, выпуская жертву из едва не ставших гибельными объятий. Пацан тут же перевернулся на спину и, уставившись в потолок, задышал часто, лихорадочно. Ртом и носом одновременно. Его руки беспрестанно терли пострадавшие ребра. А из глаз к вискам поползли извилистые дорожки слёз. – Ну, ты и зверь, – шмыгнув носом, прохрипел он и, повернувшись ко мне, улыбнулся. Нагло. С вызовом. Провоцируя на новую порцию грубости. – Я ненавижу тебя, – прошептал я в ответ, глядя в эти слезящиеся, обведенные розовой каемкой глаза. – Я знаю, – все так же улыбаясь, продолжал провоцировать он. – Рим, я задушу тебя… Я серьезно. Я реально тебя ненавижу. – Я знаю. Давай. Ну? Снова срываясь в штопор, я дернулся вперед и сжал рукой горло. – Ты думаешь, не смогу? – цедил я сквозь зубы. – Ты так в этом уверен? Он не ответил. Не мог. Его красивое личико порозовело, покрылось буграми, на висках выступили пульсирующие вены, а из глаз хлынул новый поток слёз. Но он даже не пытался мне помешать. Пальцы дрожа комкали простыню, босые ступни сучили по кровати, сбивая одеяло в комок. И все же он продолжал покорно лежать, глядя на меня зарёванными глазами. Пока его взгляд ни поплыл, и зрачки ни закатились под веки. Понимая, что еще чуть-чуть и я действительно его придушу, я издал нечеловеческий рык и резко отпустил шею. В этот момент гаденыш, еще секунду назад терявший сознание, вместо того, чтоб оттолкнуть меня и врезать за мои уродские выходки, вдруг обхватил меня руками и ногами, притянул к себе и присосался поцелуем с таким жаром, что я едва сам не задохнулся. «Господи, да кто тебя такого выдумал?!» Продолжая целовать это чудовище, я нетерпеливо нащупал пальцами вход между ягодицами и, воспользовавшись собственной смазкой, втолкнулся внутрь. Рим застонал мне в рот и еще сильнее прижался ко мне, так что его член запульсировал между животами, выдавая потоки теплой липкой влаги. Сфинктер сжался, сдавливая меня в тиски и практически не давая возможности продолжить движение. Но мне и не нужно было. Меня уже пробивала череда коротких спазмов. И я дрожал, теряя связь с реальным миром. Прощай моя продажная душа. Я обменял тебя на это вот продажное тело.