Шот третий. Дороги к Риму

Сон на водительском сидении спорткара не способствует хорошему отдыху. Пришлось заехать домой, чтоб хоть немного разгладить свой помятый вид. И все это время меня не покидало ощущение присутствия Рима. Он был со мной в душе, напевая свой дурацкий блюз. Пока я варил кофе, он рассказывал мне про ямочку на моем подбородке. Он валялся на полу в гостиной, мучаясь с похмелья. Он смеялся, сидя на корточках в коридоре, облаченный в католическую сутану. А я все продолжал с ним говорить. Просил не оставлять меня. Обещал, что все наладится. Теперь непременно все будет хорошо. Я со всем разберусь. Он больше никому ничего не будет должен. Будет жить так, как сам этого захочет. А еще, что всегда буду рядом. И больше никому не дам его в обиду. Знаю, все это звучит банально, но в такие минуты не хочется никакого пафоса. Хочется быть простым и понятным. Хочется быть ближе к тому, кого рискуешь потерять. К тому, кто стал частью тебя самого. По дороге в офис, Рим сидел на пассажирском сидении. Поглядывал на часы и подпевал заезженному попсовому хиту, летящему из колонок. И лишь когда я притормозил у бизнес-центра, я осознал, что никой музыки в салоне нет. Я ее не включал. Она тоже была частью моего воображения. Ее включил мой воображаемый Рим. Но дальше он со мной не пошел. В здание я вошел один. Один поднялся на свой этаж и прошелся до приемной. Почему? Потому что Рим так и не успел побывать у меня на работе. Не успел принять предложение и стать сотрудником фирмы. Я не смог его тогда убедить, и за это теперь шел в одиночестве, отрешенно кивая на приветствия. Женька ждал меня в кабинете. Не очень свежий. Со следами кутежа под глазами. Но выбрит и в чистой рубашке, что подтверждало его рабочий настрой. Пустующее кресло второго зама добавило ощущения нереальности происходящего. Что произошло с моим миром за последние несколько недель? Куда делась моя нерушимая стабильность? Где моя уверенность в будущем? Что я… – Привет, Влад, – фигура Женьки выросла, поднимаясь со стула и протянула мне подрагивающую с похмелья руку. – Привет, – выдохнул я так, будто и сам страдал тем же недугом. Обогнув стол, я устало опустился в кресло, отодвинул папку с пометкой «На подпись» и, прикрыв ладонью глаза от раздражающе-яркого утреннего света, начал непростой разговор: – Ну, рассказывай, Жень. – Что рассказывать? – не то чтобы растерялся, скорее насторожился тот. – Жень, я уже в курсе. Просто хочу услышать твою версию. Так что не тяни. Лучший способ выбить почву из-под ног, это взять допрашиваемого на понт. Убедить в собственной осведомленности и попросить озвучить то, что ты итак якобы уже знаешь. Конечно, он начнет юлить, выгораживать себя. Но и в этом есть неоспоримый плюс. Чем больше он будет пытаться оправдать себя, тем больше расскажет про остальных. – В… Влад… Я то что? Я просто исполнитель. Ты же сам на меня все сгрузил. Я тут, как раб на галерах, ни выходных, ни проходных. Ты лучше с дружком своим поговори, почему он свой груз тайком от тебя через границу таскает? Женька убрал руки со стола, будто боялся, что я их ему отрублю, по законам древнего Китая, и заполз поглубже в кресло. Я продолжал молчать. Когда берешь паузу в таком вот сложном диалоге, лучшее держать ее до конца. Пусть оппонент чувствует неловкость, ищет подходящие фразы и пытается заполнить ими пустоту. Именно это сейчас и происходило с моим замом. Он сопел, нервно разминал пальцы и неотрывно смотрел на меня. Когда же я резко откинулся назад и вскинул на него предельно хладнокровный взгляд, он вздрогнул и, прижав ладонь к груди, будто собрался произнести священную клятву, быстро затараторил: – Да, мне вообще все это не нужно. Я с этого ничего не имею. Ты же понимаешь. Это Славе больше всех надо было. Чё он вообще полез? Ну, таскает Ван свою наркоту под прикрытием итальянских железок… – Ты знал? – резко перебил я, услышав первую разгадку происходящего. – Да, все знали, Влад. Тебе одному дела не было. У тебя то какие-то недельные загулы, то попойки с москвичами. Ты когда последний раз делами интересовался? Я один тут все тянул… – Ты знал, но мне не сказал… – перебил я пустую истерику зама, возвращая его в конструктивное русло. – Почему? – Почему? Да, потому что это ваши с Ваном дела. Я в них лезть не собираюсь. Это твой дружбан. Сам с ним и разруливай. Слава сунулся и чё? Где он сейчас? – Где он сейчас? – эхо повторил я. – А… я… не… знаю… где… Слава… – повысив голос чуть ли не до фальцета и выпучив глаза, провыл Женька. – Слава до правды докопаться решил. Слава тебе порывался глаза открыть. Как тот дурачок-механик из Альфарайса. Как бишь его… – Андрей, – подсказал я. – Андрей, – кивнул Женька. – Вот, думаю, на пару теперь червей и кормят. А ты думал, и я за тебя на амбразуру полезу? Я вспомнил, как сам рассказал Ван Даму про пацана, как дал его координаты. И то, как тот пропал уже на следующий день после нашего с Даманским разговора. Вспомнил и ту встречу в морге. – Ты Славу Ваньке сдал? – А что мне оставалось? Влад, да он бы нас всех троих положил! Ты хоть представляешь, во что ты нас ввязал? Там же наркотрафик с миллиардным оборотом. Там же… Глаза Женьки увлажнились, на губах заблестела слюна, щеки покрылись розовыми пятнами. Он превращался в нечто омерзительное, жалкое, ничтожное. Пора было заканчивать весь этот цирк. Я поднялся с места, подошел к принтеру, вытянул из лотка чистый лист бумаги, положил его перед замом и прижал шариковой ручкой. – У тебя сейчас только два варианта, Жень: ты либо соучастник, либо свидетель. – Я не буду ничего писать, – он поднял на меня глаза и заморгал мокрыми ресницами, – Мёртвый свидетель? – А ты думаешь, соучастником ты живым выйдешь? Женька дернулся, но я поймал его за плечи и усадил обратно в кресло. После чего склонился и проникновенно произнес прямо в ухо, отчетливо выделяя каждое слово: – Или ты сейчас очень красочно излагаешь на бумаге все, что мне только что рассказал, и я даю тебе шанс. Или я лично отвезу тебя Даманскому и расскажу, как ты его сдал со всеми потрохами. Весь дрожа и шмыгая носом, Женя сгреб со стола ручку и принялся царапать неровным подчерком признательные показания. – Сучары, какие же вы сучары, – непрерывно срывалось с его губ вперемешку с брызгами слюны, – Твари вы… – его трясло, казалось еще чуть-чуть и он разрыдается, как персонаж криминального фильма при виде разогретого паяльника. Пока он писал, я набрал номер своего закадычного друга... Ваньки Даманского… Если честно, я не знал, что ему сказать. Очень хотелось, чтоб он как-то оправдался. Чтоб все произошедшее оказалось ошибкой. И самое главное, чтоб он оказался непричастным к избиению Рима. Не дай вам бог, ребята, испытать то, что испытывал я в этот момент. Это так больно. Это будто сердце, легкие… все потроха из грудной клетки вырывают разом. Когда понимаешь, что один близкий человек тебя предал, а второго ты вот-вот можешь потерять… Когда мозг отказывается понимать, что такое могло произойти… Когда будучи атеистом умоляешь кого-то там свыше, чтобы все это оказалось сном… А проснуться не можешь. – А, братишка! Привет! Как там Жека? Живой? Я его вчера потерял. Улизнул, засранец. Я даже не заметил, когда. – Привет, Ван. Ты где сейчас? – прохрипел я стянутым горлом, игнорируя лживое беспокойство Даманского. В голове пульсировала одна-единственная мысль: «Только бы не сорваться». По телефону такие вопросы не решаются. Надо было назначить встречу. – Я за городом. У меня тут ребятишки из Москвы подтянулись. На природу попросили их вывезти. Так что я «У Андреича» на базе. Хочешь, подтягивайся. Место найдем. – Где это? – По федеральному шоссе в сторону Кутуковки. Сразу за деревней сворот к озеру. Да, ты знаешь… Хочешь, я тебя встречу на подлете? – Хочу, Вань. – А с голосом что? Простыл? Я попытался откашляться, но ощутимого результата это не принесло, и я лишь тихо согласился: – Простыл… – А, ну это мы тебе подлечим, – расхохотался Даманский, и мне впервые показалось, что смех у него какой-то идиотский. – Ну, все, давай! Встретимся на трассе. В трубке стихло, и я вновь услышал, как хлюпает носом Женька. Руками он прикрывал исписанный сверху до низу лист, будто стыдясь показать мне неудачное сочинение, за которое схлопотал двойку, и почти беззвучно бормотал: – Влад, может вы сами, а? Ну, не впутывай меня, а? У меня мать больная… Сестре еще два года в универе. Влад, давай без меня, а? А хочешь, я из города свалю, хочешь? Заплачу сколько скажешь. Сколько надо? Я осторожно отодвинул его руки и стянул со стола ставший каким-то пожеванным листок. Сверил данные в шапке признания, проверил дату и подпись. И только потом заговорил: – Не, Жень, не надо пока никуда уезжать. Поверь, чем ближе ты сейчас ко мне, тем тебе безопаснее. Уедешь, я тебя искать не стану, – я немного помолчал, а после добавил, – Ван найдет. На этих словах я развернулся и направился к выходу.