Змеёныш

      Из запечатанной лаборатории Змей забрал лишь генетический материал Окоцу Шина. Раскрывать то, что он нашёл способ беспоследственно для подопытных соединять несколько геномов, стабилизируя их иным способом, без особого кекей генкай у носителя, Орочимару не хотелось. Эти знания он, пожалуй, оставит при себе. Пусть от клана Аловолосых дьяволов и мало кто остался, но давать ещё одну причину для охоты на последних выживших представителей такой редкой и древней генетической линии учёный не собирался. Ему самому было мало. Поэтому, решение использовать уже известную для теневого главы деревни разработку было с его стороны полностью оправданным. Вырастить руку из клеток Шина с использованием клеток Первого оказалось не так-то и просто. Подобрать такое соотношение генетического материала, чтобы имелась возможность использования древесных техник, хотя бы этой рукой, но при этом не допустить превращения живого протеза в дерево… Или группу деревьев. Оказалось довольно трудной задачей даже для пытливого разума учёного. Увлекшись настолько интересным занятием, мужчина потерял счёт времени. Пришёл в себя он от исследовательского запала только спустя почти три месяца. Три месяца в подземном убежище вдали от деревни. Вдали от Хэбимару. Орочимару уже начинал жалеть о том, что оставил змеёныша на попечение учёных корня. Ребёнок требовал времени, внимания… Позволял сдерживать особенно сильные порывы к исследованиям и выделять время для более мелких, но важных вещей. Запечатав готовую руку для Данзо и оставив подземную лабораторию на верных, лично ему, людей мужчина вернулся в Коноху. Особая комната для Хэбимару в лаборатории за пределами деревни уже была подготовлена, как и скрытое помещение рядом с операционной и его кабинетом, на случай провала. Необходимо поскорее закончить все дела в деревне, раздать последние указания по переносу важных подопытных на базу вне Конохи, сделать так, чтобы змеёныш был незаметен среди общей массы. Поэтому он со спокойной душой передал свиток команде учёных корня. Он не сомневался, что отошедший в сторону, а позже исчезнувший в шуншине безликий оперативник не отправился к команде личных ирьенинов Данзо, чтобы подготовить все для операции по приживлению.       Увидеть змеёныша сразу не вышло. За время его отсутствия у исследовательского отдела набралось несколько интересных кусков мяса. Трупами или телами назвать то, что выходило из заботливых и цепких лап отдела дознания назвать было сложно. Если бы не распоряжение змея о том, что любые тела шпионов с особенным и не очень геномами отправлялись к нему на стол, их никто и никогда бы больше не увидел. Пришлось собственноручно сортировать тела, распечатывать каждое из свитка, проводя быстрый тест, и определив годность или негодность его для исследования, затем запечатывать снова, маркировать свиток одному лишь ему понятной маркировкой и либо отправлять в списанное, либо складывать в отдельный ящик.              Позже он ими займётся. На лице Орочимару расцвела предвкушающая улыбка. Да, он ими займётся, но прежде необходимо увидеть Хэбимару и просмотреть данные, которые собирали другие учёные. И проследить верно ли работает печать.       Расположение полигона, где тренировались его образцы Орочимару узнал сразу же, как отдал ребёнка. Их выделили в одну группу несмотря на разницу в возрасте в два-три года. Вместе со змеёнышем на временное попечение АНБУ-не было отдано несколько не слишком перспективных детей, вот их то и объединили в одну группу для обучения и тренировок, выделив в наставники едва закончившего обучение новичка. Собственно говоря, даже такой наставник был неплохим решением, поскольку Шимура даже не был уверен в том, что эти дети будут хоть как-то служить деревне, а не скончаются на его лабораторном столе или во время тренировок. Размышляя таким образом змей завершил работу и направился на один из нижних уровней. В плохо освещенных коридорах гулял ветер. Что —что, а вентиляция у подземной Конохи была отличная. Тёмные коридоры лабиринта уходили глубоко под землю. Сделанные при помощи техники земли укрепленные печатями стены, видели многое. Видели и взрастили несколько поколений фанатично преданных деревне шиноби. Затхлый запах, всегда присутствующих во всех подземных сооружения тут полностью отсутствовал. Туннель постепенно расступился открывая перед саннином подземный полигон, расположенный этажом ниже, того балкона, куда он вышел. Входя он преодолел гасящие звуки барьер. Здесь было шумно, дети сидели полукругом вокруг девушки с коротким синим каре и оживленно что-то обсуждали. Слышались громкие выкрики наиболее активных ребят. Глаза саннина довольно быстро нашли среди разноцветных макушек единственную белоснежную, принадлежащую Хэбимару. Всё верно, в этой группе он, единственный имел белый цвет волос. Мальчик сидел вместе со всеми, периодически что-то отвечая синеволосой выпускнице. Если рассматривать девушку-учителя серьёзно, то её потолок развития это чунин и то с натяжкой и годам к тридцати, если не уйдёт из шиноби раньше по тем или иным причинам. Очаг чакры девушки был слабеньким, ничего серьёзнее академический техник и чистого тай она вряд ли сможет применить. Наиболее вероятно, что она проходила обучение на медовую куноичи, слишком знакомые движения и повадки у неё, слишком. Тем временем девушка поднялась с пола, следом за ней встали дети, выстроившись в линию напротив неё, разговоры стихли. Орочимару увидел, как она подала сигнал и дети приступили к разминке, а именно к бегу. Фигуры в лабораторных пижамах. ровным строем двинулись по периметру немаленького полигона. Присматривающая за ними куноичи периодически покрикивала на отстающих. К великому удивлению змеиного саннина Хэбимару спокойно поддерживал темп остальных подопытных, уверенно двигаясь в середине строя. А это значило, что развитие выносливости и мышечного каркаса идёт быстрее, чем предположил Орочимару. Этот ребёнок не перестаёт его удивлять. — Интерес-сно, — саннин даже облизнулся от переполнявших его чувств. Он снова и снова убеждался, что этот ребёнок ему нужен. За ним невероятно интересно наблюдать. Он вызывает в душе змея, те чувства, которые он никогда не ожидал заметить у себя. Ему было очень интересно к чему сможет привести эта привязанность.       Развернувшись спиной к полигону Орочимару отправился решать вопросы с переправкой экспериментальных образцов в его новую лабораторию. Ученому хотелось выбить себе под это дело несколько свитков для запечатывания живого. Пока это возможно, он будет пользоваться ресурсами АНБУ-не по максимуму. У него же еще не завершён проект по возвращению мокутона деревни, может быть и для этих исследований удастся вытребовать что-то стоящее.

***

Некоторое время назад. Подземелья Корня. Каждый раз когда я просыпался в первые дни моего пребывания, в этой крохотный комнате витал знакомый запах хвои, смешанный с чем-то химическим. Запах Орочимару. В первый вечер, как только меня поселили в это помещение, произошло нечто странное. Даже пугающее в своей неожиданности.       После своей смерти там я не чувствовал ничего. А вот тогда, на меня, словно накатила эмоциональная волна, расставившая все по своим местам. Было просто прекрасно, что именно этот мой эмоциональный срыв никто не видел. Казалось, только тогда, спустя чуть больше полугода, как я оказался в этом мире, мне удалось окончательно принять это и отпустить все то, что могло меня связывать с прошлым. Лица родных, знакомых, как и имена стёрлись из памяти. Эмоциональные связи оборвалась. Тем хуже ощущалось, то, что Орочимару оставил меня. В тот день я даже почти не притронулся к пище. А подушка была подозрительно мокрой на утро. Однако, больше мысли о прошлой жизни не вызывали никаких откликов. Нет, они были такими же чёткими как и раньше… Но без каких либо эмоциональных привязок. С того момента моя жизнь приобрела некоторую упорядоченность. Подъем, редко, когда самостоятельно, зачастую при помощи молчаливых ученых в белых халатах поверх зеленых разгрузочных жилетов. Сытный завтрак и обязательный зеленый чай, который заставляли пить правильно, поднимая чашку обеими руками, несмотря на температуру напитка. Сладкого не было, совсем. Рис, во всех его проявлениях, каши, лапша, много мяса собственно и составляли весь рацион питания.       После завтрака, меня отводили к группе, состоящей из нескольких детей, и затем уже формированием из четырнадцати — пятнадцати человек передавали с рук на руки фигурам в безликих масках. Вернее всего лишь двоим шиноби, маски явно были новыми, или они просто не приноровились их носить и периодически незаметно поправляли белый материал, похожий внешне на фарфор. Чуть позже оказалось, что за масками скрывались подростки лет тринадцати-четырнадцати. Именно они проводили с нами достаточно большое количество времени, рассказывая, показывая и обучая во время игры. По моим предположениям это были попытки нас социализировать и образовать начальные связи для дальнейшего обучения, так как группы периодически тасовались. И я оказывался либо под руководством синеволосой девушки, и которая в основном занималась с нами физической подготовкой и рассказами о жизни шиноби с уклоном в пропаганду, а также развивала нашу память, учила чувствовать направленное на нас внимание. Либо у парня с рыжим каре в стандартной форме АНБУ, лишь вместо одного танто, за его спиной торчали рукоятки двух мечей средней длинны, которые для его роста были длинноваты. Он показывал нам самые простые кандзи, объяснял их значение, рассказывал о природных явлениях и окружающем мире, иногда даже показывал нам при помощи простеньких иллюзий то, как выглядели те или иные ситуации о которых он говорил, или каков на вид зверь, которого обозначает вот эта вот закорючка, которая произносится вот так, а пишется вот так, но при этом произносится она так только вот в этом слове. Вот после таких занятий я поблагодарил неизвестную силу, давшую мне знание языка, как оказалось она и на письменность распространяется. Я просто не представлял, как возможно все это запомнить, но мои одногрупники запоминали. Кстати да, удалось заметить интересный факт. Местные дети по уровню развития были выше, чем дети в моем родном мире. Это было весьма заметно. Трех-четырех летний ребенок вполне бодро и резво мог бегать, прыгать и даже, после некоторого обучения писать не только свое имя, но и более сложные предложения, да даже проводились почти что полноценные тренировки. Нет, синяков переломов и прочего не было, мы лишь обозначали свои удары и тренировали свои тела для дальнейшего освоения боевых техник. У нас были даже перерывы, на которых нам позволялось общаться между собой. Некоторые дети были взяты из приютов и знали что такое родители, семья, как выглядит мир за пределами подземных катакомб и стремились просветить тех, кто не помнил или, как я не знал какой он, мир на поверхности. Вокруг таких просветителей собирались кружки из детей и они внимательно, с восхищениям выслушивали рассказы, которые с каждым разом приукрашивались все больше и больше. Чтобы не выглядеть подозрительно пришлось присоединяться к одной из групп слушателей, делать заинтересованный вид и задавать, очевидные в общем-то вопросы, выслушивая очередного раздувшегося от важности оратора. Странно бы выглядел ребенок, не видевший ничего кроме стен лабораторий и подземелий, который бы не заинтересовался тем удивительным миром, где есть светящаяся греющая штука под названием Солнце, которая есть только днем, светящая, но не греющая Луна, которая появляется ночью, Ветер который может шевелить предметы и, о ужас, вода с неба — Дождь.       Еще много разговоров было о родителях. Был среди нас один мальчик, по имени Кадзи. Его родители, кажется продали его шиноби Конохи. Он все еще не смирился с этим. Мальчик упорно твердил, что за ним придут. Что его отец, старший брат, мать, сестра, дедушка Сёта, личности менялись время от времени, придет за ним и заберет его домой, где он снова будет сидеть около камина, где прячется и играет Огонь, играть с братом в рисовом поле в догонялки и ходить в лес за сладкими ягодами. Его уверенность была непоколебимой. Слезы текли по его щекам, когда он начинал рассказывать про то, как о нем заботились и как просто отдали, пришедшим в деревню людям в масках. Сначала рассказы Кадзи интересовали вообще всех, даже приютские дети выслушивали его с большим интересом, вспоминая как, они точно так же ждали кого-то эфемерного, стоя на пороге приюта и смотря на проходящих людей. Но чуть позже, слезы мальчика всем стали надоедать. Он не желал смириться с тем, что прежняя жизнь закончилась, его даже не убедило время, проведенное в лабораториях, о чем свидетельствовали маленькие, едва заметные шрамы на руках от капельниц и ногти, которые он мог удлинять на манер когтей, чего раньше делать не мог, судя по его рассказам. После одного из таких рассказов, когда мы уже сидели полукругом вокруг Аииро-сан, задавая возникшие во врем наших разговоров вопросы о мире, я почувствовал что-то странное, как будто Орочимару был где-то совсем рядом. Но ведь этого просто не может быть, он же оставил меня Корню, разве нет? Зачем же ему возвращаться? Поэтому смело откинув данное предположение задал очередной ничего не значащий для меня вопрос девушке, которая с явной охотой начала отвечать на него. Вот только на следующий день в моей комнате снова появился почти забытый запах химикатов и хвои.