Мы были так близки к звёздам.

***

      Когда Хисыну не хватает сонхунова внимания, он прямо об этом не говорит — действует тихо, но слишком заметно. Может быть, тогда Сонхун наконец поймёт, что стоит хоть чуть-чуть пообщаться со своим хеном? А то все с Джеем да с Джеем.       Ли возвращается в квартиру и все же надеется, что младший уже там, а не разгуливает где попало. Ну, то есть, как обычно — у Джея. Не то чтобы он был против их общения, просто хотелось почаще видеть Сонхуна дома, рядышком. Обнимать его хотелось и целовать.       Таков Ли Хисын по своей натуре.       Обнаружив кеды младшего в коридоре, он улыбается и проходит внутрь окончательно, по пути скидывая ветровку. Только вот говорить пока не спешит, проходя на сторону кухни и усаживаясь рядом с Сонхуном, явно давно покушавшим — тарелка стояла пустой. — Привет? — Пак как-то недоверчиво смотрит на хена и пытается понять, что не так и почему он молчит. Вместо ответа Сонхун получает алый леденец на палочке. По обычаю, не самый дорогой; такой, который красит язык и губы в неестественные цвета и в котором вкуса клубники практически нет.       Приняв подарок, Пак вновь косится на молчаливого старшего и открывает конфету, тут же укладывая её за щеку. Это, конечно, вкусно, но ужасно приторно; во рту все такое сладкое, все такое липкое, но вкус ведь ничего такой.       Хисын практически на Пака не смотрит, но зато смотрят на него — пристально так, непонимающе. — Хен, может быть, ты расскажешь, что случилось?.. — голос совсем тихий из-за леденца и той сладости, которая вязнет во рту.       Но Хисын не отвечает — лишь осторожно прикасается к палочке и вынимает конфету, укладывая её на собственный язык. И так мажет по красному шару, словно…       Сонхун вплип в собственные фантазии, пропитанные одной пошлятиной. В горле мгновенно пересыхает, а взгляд нелепо увлажняется и блестит. Хисын знает, к чему все это, поэтому кратко усмехается. — Блять, Хисын, что случилось? — Сонхун не сдерживает некого раздражения от молчания, но мягко укладывает ладонь на чужое колено. Если бы его кто-то услышал, было бы прекрасно. — Хен, расскажи, в чем дело.       Старший лишь упаковку, брошенную на стол, ровняет пальцами и медленно тянет леденец изо рта, специально оставляя алую нить слюны. Сонхун, мягко говоря, охуел от происходящего и лишь нервно сглотнул, оглядывая то, что сделал Хисын, по-прежнему не собирающийся отвечать.       Ли кратко чмокает приоткрытые в удивлении губы и тихо смеётся. — Скажи честно: ты больной? — Хисын мотает головой и двигается ближе, заключая сонхуновы бедра в объятья своих. Ведёт пальцами по оголенным шортами коленкам, забирается под ткань и пригревает свои ладони на горячей коже. — Я просто соскучился. — Сонхуна ведёт окончательно: от низкого голоса, от горячеватых пальцев и от губ на своём подбородке. Хисын целует влажно, сладко, оставляя алые следы от леденца. — Очень соскучился по тебе, Хун-и.       И когда чужие губы касаются абсолютно родных и прохладных, Сонхун прикрывает глаза и руками скользит по чужим плечам. Охотно отвечает на поцелуй, наслаждается клубничной сладостью и, совсем тихо простонав, отстраняется — Хисын осторожно подхватывает под ягодицы и перекладывает на свои колени сонхуновы ноги, как бы намекая, что ему стоит сесть прямо на него. И тогда Пак становится каплю выше, что позволяет Хисыну наслаждаться мякотью чужой кожи, расцеловывая её и чуть покусывая, — младший голову назад опрокидывает и губ сомкнуть не может оттого, насколько приятно и жарко, однако.       И когда старший тянет футболку наверх, совсем немного оголяя паков живот, Сонхун перехватывает тонкое запястье и, улыбнувшись, шепчет: — У нас не было секса всего три дня, а ты уже с ума сходишь. — Эти три дня — целая пропасть, Сонхун-а. И мне не хватает всего тебя прямо сейчас. И я хочу чувс… — Молчи, — словно смущенный, Пак прикрывает хисынов рот ладонью. — Я тоже очень тебя люблю, хен, и тоже соскучился. Признаю.