Мы были так близки к звёздам.

***

— Хисын, ты мне сейчас порвешь все!.. — вскрикивает Сонхун, впиваясь пальцами в ткань одеяла сильнее и опрокидывая голову назад. — Если ты не перестанешь ерзать, порву, блять! Мистер очевидность! Хун, прекращай! — Да я сам! Без тебя могу справится! Не маленький уже. — Я хочу это сделать, ты не слышишь? Дай хоть раз тебе помочь! — Хисын хмурит брови и перехватывает руку младшего, который продолжает ерзать, лежа на кровати. — Блять, ты заебал шевелиться и дёргаться.       Хисын цепляется зубами за фарфоровую кожу у шеи, прикусывает ощутимо, заставляя Пака вскринуть. Не человек, а черт — и все это о Ли, который держит руку младшего крепко, отпускать не собирается.       Если Вы, дорогой читатель, все же сумели подумать о том, что происходит, то наверняка мысли свои направили не туда. Хисын и Сонхун пытаются уже десятую минуту поделить одеяло: младший просто хочет до конца надеть пододеяльник, а старший пытается помочь. Только делают они это все очень странным образом — лежа на одной, полутораспальной, кровати. Один тянет одеяло на себя, другой — на себя, а ткань очень сильно натягивается, поэтому Сонхун пищит о том, что все это дело скоро порвется. — Я потом помогать тебе не буду, понял? Будешь пихать это уродское одеяло сам, но потом не возникай. — не то чтобы Ли очень обижен, но неприятный осадок от мелочной ссоры даёт о себе знать. Он дуется, словно ребёнок, а после сползает с чужой кровати на пол, выпуская Сонхуна из собственных оков. — Вот и буду. — и ещё один ребёнок, у которого только что пытались отобрать любимую машинку, видимо. Пак садится на кровати и пролезает в пододеяльник, пытаясь нормально состыковать уголки одеяла и ткани сверху. Конечно, вроде что-то получается, но почему-то теперь не хочется ничего делать. Совесть у него есть, стыда — полным полно, ведь теперь он краснеет на щеках.       Встряхнув одеяло, Пак глядит на темную макушку, обладатель которой сидит на полу, опустив подбородок на колени. Легонько прикоснувшись пальцами к чуть кудрявым волосам, Сонхун прикусывает губу и все надеется, что сейчас хен дуется от забавы. — Хе-е-ен. — в комнате становится слишком тихо, поэтому младший говорит шепотом, продолжая поглаживать Хисына по голове. — Давай поспим? Я уберу одеяло, если оно мешает.       Будто разговаривает с самим собой, честное слово. Ли, конечно, его слушает, но в ответ ничего не говорит. — Хен, не обижайся, а… В следующий раз поможешь, и я не буду сопротивляться. Обещаю, только не дуйся. — и снова тишина, которая то пугает, то раздражает. — Пожалуйста.       Осторожный, мягкий чмок остаётся на хисыновой макушке; старший наконец поворачивается и улыбается — и делает это так, что у Сонхуна в голове проносится «божеблятькакойжеонмилый». — Поспим? — младший кивает головой и двигается к другому краю кровати, освобождая место. Хисын мигом переползает на матрас, ложась довольно близко и вновь улыбаясь. Дурачок — влюблённый напрочь дурачок.