Одновременно проклят и благословен

Небо светилось от яркого полуденного солнца, заливая светом окна Императорского Дворца. Трон был повёрнут к нему изогнутой спинкой, и Вейдер приближался к нему медленно, почти что с опаской. Грудь сдавило от чувства, что все это уже было раньше. - Отец, - голос Люка был холодным и жёстким. И только, когда Вейдер подошел совсем близко, кресло лениво повернулось к нему, повинуясь праздному толчку ноги. Мальчишка казался совсем маленьким на этом троне, и в то же время он, казалось, затмевал собой весь помост. Или, скорее, его присутствие затмевало все вокруг, словно ледяная вода, растекаясь по тронному залу. Негнущимися ногами заставив себя опуститься на колени, Вейдер посмотрел на мальчика перед собой, и с ужасающей и бесстрастной ясностью узнал видение собственного будущего, то самое, которого он так старался избежать. Так старался - и всё же оно снова было перед ним: Люк, глядящий на него с помоста тусклыми и давно безжизненными глазами. - Люк... - произнёс Вейдер, и мальчик выгнул бровь, вспышка гнева отразилась на его лице. Это просто сон, подумал Вейдер, это всего лишь видение - издевка за то, что он не сумел защитить сына. - Что-то не припомню, что бы я вызывал тебя, - произнес мальчишка. Вейдер, отвернувшись в сторону, подавил нахлынувшую горечь. Силе не надоело насмехаться над ним видениями? Неужели будущее, которого он так боялся, всё - таки свершится, вне зависимости от его действий? - Отец, посмотри на меня, - резко сказал Люк, очевидно раздражённый молчанием. Вейдер снова поднял взгляд: Люк встал и медленно спускался по ступенькам. Он казался почти прозрачным в лучах солнца, как будто состоял только из холодного света и иллюзии, готовой исчезнуть от малейшего дуновения. - Я... прости, - сказал Вейдер, чувствуя бурлящий в сыне гнев, и надеясь успокоить его. - Ты говоришь "прости", - презрительно повторил Люк, приблизившись с плавной грацией, казавшейся почти нереальной, - Ты всегда говоришь "прости", отец. Прости, что тебя бросил, прости, что не нашёл тебя раньше, прости, что позволил Палпатину найти тебя первым... хватит, отец. Уже слишком поздно для извинений. Вейдер просто смотрел на сына, едва узнавая его, и видя за словами огромное чувство предательства, отражавшееся в глазах мальчишки. И даже если бы Вейдер был в состоянии придумать, что сказать в ответ, он не был уверен, что будет в состоянии произнести хоть слово. Он чувствовал себя заледенелым и неподвижным... застывшим во времени, и в преследующем его видении. Люк тем временем подошёл ближе и отвернулся, вздрогнув от волнения. Вейдер наблюдал за ним, отчаянно ища хоть малейший признак своего мальчика, которого он знал столь жестоко короткое время. Тогда Люк снова повернулся к нему, возможно, ощутив его взгляд, и Вейдер сжал кулаки, заметив мимолётное выражение боли на лице сына. Сердце его буквально разрывалось. - Я никогда не хотел этого, - сказал Люк, и в его голосе было что-то... что-то от Люка, которого Вейдер знал. Просто проблеск в глазах, пришедший и ушедший так быстро, что Вейдер не мог быть уверен, что это ему не показалось. - Я просто хотел... Я просто хотел спасти тебя..., - Люк рассмеялся сухим, ломким смехом, пронизавшим воздух между ними: зияющую пропасть между ними. - Он не говорил, что я должен буду заплатить за твою жизнь своей душой. - Что бы спасти меня? - в замешательстве нахмурившись, спросил Вейдер. Люк смерил его равнодушным, ледяным взглядом. - Да, - горько сказал он. - И я продал себя за тебя, как он просил. Не надо отвращения, отец - ведь я же сделал это ради тебя, - мягкий тон и жестокие, горькие слова. Вейдеру хотелось сменить тему разговора, но он знал, что не может. Он должен был встретиться с правдой лицом к лицу, если это было будущее, если Сила пыталась что-то сказать ему, предостеречь, то он должен был слушать. Даже если знание разорвёт ему душу. - Что ты сделал? - почти отчаянно спросил Вейдер. Люк бросил на него взгляд, полный презрения... и растерянности. Ну конечно - Люк ведь считал, что он и так знает. - Так легко забыл, отец? Или ты думаешь, что я избавлю тебя от вины? - мальчик покачал головой. Вейдер с трудом сглотнул. - Нет. Не думаю. Всё, что я сделал... я принимаю ответственность на себя. - Ах, как благородно, - выплюнул в ответ Люк. В его словах было нечто большее, чем холодная ярость: боль, предательство, разочарование. - Если это всё, зачем ты пришёл сюда, то тебе лучше уйти. Не зли меня, отец, - произнёс Люк, вспышка глухого, отчаянного страха пересекла его лицо. Возможно, страха потерять контроль - Вейдер не мог знать наверняка: страх исчез так же быстро, как и появился, - Возвращайся к своим интригам и самобичеванию, - продолжал Люк, - О, да. Я знаю всё о твоих планах свергнуть меня, как ты пытался свергнуть и Палпатина. Почему ты не можешь просто оставить меня в покое? Мальчик повернулся и начал подниматься обратно: медленно, безучастно, с напряжёнными плечами, и в приливе отчаяния Вейдер схватил сына за руку. Он не был уверен, какую реакцию ждёт от Люка, но точно не такую - мальчик развернулся с немыслимой скоростью, вырываясь из его хватки. Другая его рука взметнулась вверх, и синие молнии сорвались с пальцев, поражая Вейдера прямо в грудь, отшвыривая его назад, на пол и сбивая работу респиратора. - Не трогай меня! - крикнул Люк, хотя он казался больше испуганным, чем сердитым. - Не смей ко мне прикасаться! Вейдер не мог дышать. Он прижал руку к груди - средства управления были повреждены, но не настолько, что бы повредить систему жизнеобеспечения полностью. Грудь мучительно сжалась от удушья, но респиратор упрямо не отвечал на попытки. Он посмотрел на Люка: мальчик всё ещё стоял с вытянутой рукой и с выражением жестокого ликования на лице. Отсутствие кислорода несколько драгоценных секунд, лёгкое головокружение, и видение Вейдера дрогнуло. - Люк... - попытался сказать он, но получился только хрип. - Я должен был позволить тебе умереть в тот раз, - рявкнул Люк, сжимая вытянутую руку в кулак. - Ты - ничто для меня! Ничто! И никогда не стоил моей жизни! Вейдера передёрнуло от увиденного, лёгкие отчаянно требовали воздуха. "Он собирается убить меня..." подумал он, и мысли осеклись при осознании, "Мой сын... мой сын..." Но поле зрения всё сужалось, становилось размытым, превращаясь в туннель, пока не стала видна только фигура сына, протянувшего руку в уничтожающем чувстве потери, перерастающем в раскалённый добела гнев. И Вейдер смутно задался вопросом, стоит ли беспокоиться о собственной смерти, если его ждёт такое будущее. * * * Они достигли Барутты, опередив "Исполнитель" на целый стандартный час, но расшевелить повстанцев оказалось сложнее, чем ожидалось. - Чёрт бы вас побрал! Если вы не свяжете нас с Мотмой и вашим Советом, то я разворачиваю судно, и можете стрелять, сколько вздумается! - прошипел в коммлинк "врач", стукнув кулаком по пульту. "Пилот" бросил на него слегка раздражённый взгляд. - Угнанный шаттл, - отозвался повстанческий пилот. - Повторяю: глушите двигатели и ожидайте эскорт для посадки на базу. Отказ будет интерпретирован как враждебные действия, и я уполномочен предпринять соответствующие действия, - каждое слово казалось натянутым от нетерпения. - Да поглядите! Мы являемся частью боевой группы "Батальона", и мы возвращаемся с информацией, жизненно важной для спасения ваших шкур, так что не могли бы вы… Повстанческий пилот только фыркнул. - "Батальон" выходил на связь несколько часов назад, и, в частности, сообщил о вашем дезертирстве. Глушите двигатели, или я открою огонь. - Это твоя потрясающая идея, - "врач" бросил на спутника полный отвращения взгляд. - Силишься объяснить им, что у них есть час, что бы эвакуировать базу, и что они делают? Пытаются арестовать тебя прежде, чем успеешь произнести хоть слово. Неудивительно, что Вейдер не беспокоится об их уничтожении - они задохнутся в собственной бюрократии, если дать им достаточно времени. "Пилот" вздохнул и наклонился к пульту. - Золотой-Два, это пилот шаттла. Пожалуйста, сообщите Мотме и Совету, что мы желаем поговорить и продолжить нашу беседу за четыре дня до этого. Можете сказать им, что они были правы в своих подозрениях, и что мы теперь готовы это обсудить. - Пилот шаттла, вы не в том положении, чтобы... - Вы можете так же упомянуть ей, что мы получили сообщение о том, что "Исполнитель" и сопровождающий его флот сейчас на пути сюда. В эфире повисла ошеломлённая пауза, а потом: - Ч-что? "Исполнитель"? - Да. И вы... - начал "пилот", но "врач" его прервал: - Они будут здесь меньше, чем через час. И Вейдер в не особо радужном настроении, а потому вам лучше отправить запрос, пилот, - рявкнул он. Линия резко замолкла и "врач" откинулся в кресле с раздражённым вздохом. - Мятежники, - прошептал он, покачав головой. - Вообще никакого чувства самосохранения. * * * Едва дождавшись, пока трап закончит опускаться, Император стремительно зашагал вниз, в ангар, и гвардейцы, привыкшие, что обычно тот двигается чинным, размеренным шагом, поспешно окружили его. Палпатин не обратил на них внимания, его взгляд был прикован к фаллиену, ожидавшему у подножия трапа. - Мой Император, - медленно и низко поклонившись, произнёс Ксизор. - Ксизор, - Палпатин ощущал триумф в уме фаллиена, и эта эмоция была заразительна. Ибо, если фаллиен ощущал успех, значит Скайуокер действительно находился на борту. - Мальчик у вас? Принц выпрямился, почтительно склонив голову. - Да, ваше Величество. Он заперт и окружён йсаламири, как вы и приказывали. Палпатин кивнул, захихикав про себя. Йсаламири были такими полезными существами - способными заблокировать Силу, не требуя для этого никаких усилий, кроме поддержания в них жизни. А эффект длительной потери связи с Силой на джедая... по крайней мере мальчик будет изможден и уязвим... Точно... уязвим. - Хорошо... отлично. Я полагаю, вы так же следовали моим инструкциям, и он невредим? - в сознании Ксизора что-то вспыхнуло, и Палпатин остановился, внимательно вглядевшись в собеседника. - Он в порядке? - прошипел Император. Фаллиен снова поклонился. - Он получил несколько ушибов при захвате, но мои врачи быстро и эффективно их вылечили. Он не ранен. Император прищурился, проверяя заявление Ксизора на честность, но не почувствовал лжи. А если мальчик всё ещё усталый и выздоравливающий... что же, тем лучше для плана Палпатина. Он отвернулся, холодно улыбаясь. - Очень хорошо. Проводите меня к нему, - и ожидание закружилось в его уме, сплетая ложь и правду в план, создавая искушение, которому мальчик не в силах будет сопротивляться. * * * Вейдер стоял на мостике, возле самого иллюминатора, всего в нескольких дюймах от транспластила, как будто нахождение на пару шагов ближе к месту назначения, могло хоть немного успокоить его мысли. Но, разумеется, это было бесполезно. Он чувствовал, как время утекает, гораздо быстрее, чем мог двигаться "Исполнитель". Если бы он мог заставить время бежать быстрее, если бы было возможно хоть как-нибудь ускорить движение звёзд - он не раздумывая сделал что угодно. Потому что последнее видение потрясло его глубже, чем он хотел бы позволить, даже с учётом заново открывшихся отеческих чувств по отношению к Люку. "Я должен был позволить тебе умереть в тот раз..." Он закрыл глаза, борясь со стоящим перед глазами образом; и пронизанным предательством голосом сына. Оттолкнул зияющую боль, и опустошённая душа словно прогнулась под весом невыносимой утраты. И хотя в реальности Вейдер по-прежнему стоял на мостике, как всегда выпрямившись и заложив руки за спину, сознанием он был далеко. Его ум находился в будущем, изводя его возможностью, что его видение сбудется. Потому-что они всегда сбывались - его видения. Независимо от того, что он делал в попытках предотвратить их. Предвидение... жестокий подарок Силы. Её проклятие. В глубине души, Вейдер рвал и метал из-за неспособности бороться с будущим - как ближайшим, которое казалось туманным и сомнительным, как и с далёким, в котором была обречённость, привязанная к его видению. И они с Люком соскальзывали туда, неспособные замедлить падение, приближаясь всё ближе к краю, как из-за Ксизора с Палпатином, так и из-за глупости мятежных друзей Люка. Позади раздался резкий сигнал, а потом негромкий звук клаксона возвестил о возвращении в реальное пространство. Вейдер моргнул, в последний раз взглянув на неустанный водоворот гиперпространства, прежде чем тот исчез, являя взору планету в отдалении и рой судов, спешащих прочь от неё. Вейдер мысленно потянулся, до самой глубины сердца надеясь... Но яркого присутствия, которое он искал, не было. И хотя, каким-то образом, он знал, что не найдёт здесь Люка, разочарование охватило его. Люка здесь не было, и на мгновение тяжесть горя заставила его застыть на месте, слишком большой гнев и страх, разрывающие душу, и он просто не осмеливался двигаться, чтобы в своей ярости не смести все суда Альянса в единственной вспышке всеразрушающего гнева. Ум балансировал на краю, и гнев жаждал выхода: взять плату кровью за потерю его сына, но Вейдер воспротивился искушению. Всего только несколько месяцев назад, возможно даже недель - он даже не вздохнул бы прежде, чем приказать уничтожить этих жалких мятежников, не способных защитить даже собственных товарищей. Да какие они друзья его сыну! Где они были, когда Люк нуждался в них?! Что за дурацкие идеалы могли сподвигнуть этих людей подвергнуть его сына опасности? Вейдер сильнее сжал руки, не позволяя гневу вырваться за границы сознания, не поддаваясь тёмному желанию просто уничтожить повстанцев, хотя на мгновение он даже не мог вспомнить, зачем же старается сдержаться. Но он сумел обуздать и свой гнев, и инстинктивное желание уничтожить всех, стоявших у него на пути, и не успевших уйти с дороги. Но как ему это удалось... он не понимал. - Милорд? Кажется, повстанцы на ранней стадии эвакуации. Я приказал, что бы флот перехватил их прежде, чем он выйдут из зоны притяжения планеты. - Хорошо, - сухо кивнул Вейдер. - Пока не трогайте их. Прикажите, что бы флот развернулся для блокады. И... заградители "Стремительный" и "Непреклонный" на фланги. Потом пошлите мятежникам сообщение - я желаю говорить с Мотмой, или Органой. - Сейчас же, милорд, - кивнул Пиетт, и после паузы добавил. - Мы уже получили входящее от повстанцев, сэр. Вейдер медленно повернулся, смерив Пиетта тяжелым взглядом. - Меня интересует разговор только с их жалким Советом, или с принцессой Органа, - прошипел он, - У меня к ним есть пара вопросов. Казалось, Пиетта немного встревожил такой очевидный показ гнева... и горя. Он наклонился ближе к своему командиру. - Сообщение от их Совета, милорд. Но... оно также и от телохранителей Скайуокера. Внутри всё перевернулось от праведного гнева. Его агенты? Здесь? Всё ещё с повстанцами? Отлично - когда их задержат, он выместит на них свои гнев и горе, за их катастрофический провал... Или... был другой, более неприятный вариант, оправдывающий их наличие здесь, несмотря на отсутствие Люка. Возможно, агенты предали его: решили переметнуться к мятежникам. Если так... они могли и сами избавиться от Люка... или рассказали повстанцам о его наследии. Возможно, Совет решил избавиться от мальчика, что бы заманить Вейдера в ловушку с гораздо меньшим количеством судов, чем достаточно для победы над флотом Восстания. Он не сомневался, что были более радикальные фракции в рядах Альянса, готовые пожертвовать своим молодым идолом, что бы Вейдер примчался сюда впопыхах, с одним только "Исполнителем" и немногочисленными судами сопровождения. Наверное, для повстанцев это был наилучший способ уровнять шансы после Хота. Но если так... разве Альянс не собрал бы больший флот, что бы встретить его? И разве повстанцы не находились бы на боевых позициях, вместо массового бегства с планеты? Возможно, если от Люка избавились, это не было решением всего Совета. Возможно, был кто-то в Совете, считавший, что грязная месть оправдывает риск вызвать гнев Вейдера... Вейдер покачал головой, чувствуя, как всё внутри скрутило от возможности столь невыносимого предательства: двойного предательства. - Милорд? Милорд... повстанцы по-прежнему вызывают, сэр. Если простите мою бесцеремонность, я полагаю, вы должны ответить на запрос... прежде, чем начнутся какие-либо боевые действия. Вейдер взглянул Пиетта, отдалённо удивляясь собственной способности устоять перед желанием выместить свой гнев, волной наплывавший изнутри из-за неожиданно вспыхнувшего странного страха, - Комната связи готова? - спросил он, хотя скорее это был не вопрос, а внезапное, яркое отражение мольбы, рванувшейся из сознания в Силу, мольбы о плате за эту сдержанность. "Я сохраню эти жизни.... сохрани моего сына..." Пиетт кивнул, со слабой вспышкой, отразившейся на лице надежды. И, хоть Вейдер и хотел сохранить свои чаяния в глубокой тайне, он кивнул в ответ, в знак взаимопонимания и этого чувства надежды, ощущая, как губы изгибаются в безнадёжной улыбке, но не в состоянии определить, откуда пришла такая необычная реакция. Возможно, его агенты просто хотели сообщить ему, как погиб его сын... но, тем не менее, странный свет заполнял его разум, и тёмное желание уничтожить мятежников отступило с непривычной лёгкостью. И этот, поднявшийся из глубины души, свет чувствовался необычайно естественным. * * * Люк сильнее зажмурился от внезапно вспыхнувшего света. Он прерывисто дремал в течении нескольких часов, не способный нормально уснуть из-за боли в натянутых мышцах. И ему снились странные сны: холодные и запутанные. В какой-то момент он был убеждён, что спит на песке в ночной пустыне, настолько ему было холодно - пока кто-то не включил свет, и его не рвануло назад, в сознание. Он облизал губы, морщась от боли в сухой, потрескавшейся коже. Так долго без воды... он совсем ослаб. - Мне не интересно, Ксизор, - произнёс Люк, встревоженный, насколько слабо прозвучал голос. Так хотелось, что бы слова прозвучали вызывающе... но вышло скорее опустошённо. Ответа не было. Что было необычно - Ксизор, казалось, получал слишком много удовольствия от звука собственного голоса, что бы промолчать, и Люк почувствовал, как в животе сворачивается узел страха. Он не мог сказать, откуда это пришло, или из-за чего внезапно сдавило сердце, но он открыл глаза, щурясь против света. Он ничего не мог видеть - внезапная яркость освещения после долгого пребывания в темноте позволяла разглядеть лишь мельтешащие вспышки жёлтого и оранжевого. - Хорошо...хорошо, - произнёс чей-то голос и Люк услышал стук трости по полу и приближающиеся, медленные, шаркающие шаги. Дыхание мучительно перехватило в пересохшем горле, и он инстинктивно отодвинулся, поскольку тело опознало голос, даже при том, что ум совершенно оцепенел от ужаса, что бы принять это. - Юный Скайуокер... наконец-то мы встретились.