Катализатор

***

      Когда становилось грустно, то Айзек всегда помнил, что ходил в собор. Слушать песнопение, не знает он, что эльфийский язык ушёл из жизни города, когда его настигла война. В полу-тумане, прохожие и нищие выглядели на одно лицо, словно бы и нет разницы, что у тебя за спиной, огромный заработок или дурное детство. Как бы не замечая, Айзек прошёл ко входу и открыл дверцу в сокровенное место. Огромный зал! Сидения, ладан и алтарь — всё сошло из памяти в реальность. А ведь столько лет прошло!       Когда Айзек зашел в собор, он мог вспомнить, что собор был построен не эльфами, а людьми. В конце была статуя божества, в честь которого и возведен собор. По бокам были алтари других божеств. И пока пират все это рассматривал, вскоре раздался тихий воробьиный голос.       — Что же привело в столь поздний час дитя?       — Знаете, я и забыл, насколько велик этот собор, — немного лаконичное начало, не присущее его речи, — мне некуда податься. Я жил разбойствами, как в юности, так и по сей день, — проводя пальцами по гладко вырезанным изгибам колон, пират зашагал дальше, а тот голос, как тень, шла за ним, наблюдая поистине уникальную вещь — исповедь мародера.       — Я бы мог сойти с ума, когда был на границе отчаяния и надежды! Я остался один, и не знал куда податься! Мальта закрыла глаза на своего сына, тогда я и подчинился воле судьбы. И снова… — Айзек взглянул на витраж, смысл которого — вечная дилемма как добро и зло, — я остался один       — Так значит ты душа заблудшая? Тогда нет лучше места, чем наш собор, — фигура быстро прошмыгнула мимо Айзека и села на скамью, — Твое прошлое — это тяжелое бремя. И то, что ты отступился от пути света неудивительно. Но как нас учит великая Мальта: умение прощать и исправляться — есть одна из великих добродетелей. Богиня всегда рада, когда заблудшая душа идет на её свет. Дитя садись.       Фигура пару раз стукнула по скамейке. И когда Айзек повернулся он мог его рассмотреть. Это был полноватый, но низкий аббат, одетый в рясу с широким вырезом на груди. Его руки были сплетены и держали какой-то талисман. На лице аббата была детская улыбка, а глаза как бы давали свет.       — Отец, — присев на лавочку, накопленный за время юношества груз со спины потихоньку ослабевал. Айзек ещё больше был озадачен, то что дают книги — это свойственно реальности, имеют прямые доказательства в настоящем, а речи из уст пророков, что посылаю сами боги — слегка сомнительно, ибо это случайно, — У меня так много вопросов, что даже не знаю с чего начать. Как сочувствие может помочь семьям погибших кормильцев? Почему я не удостоен семьи? Это нигде не написано, только вы знаете ответ. Ваш разум отличается тем, что созерцание — это путь к познанию.       — Боги не когда не требовали идти по указке книг. И не ищи в чужих словах своего пути, — слегка монотонно произнес аббат, — Сочувствие должно быть с действием и даже если твоя рука забрала их кормильца, то надо приди и подать помощь по своим силам, как учит Мальта, — пусть он произнес это с грустью, в конце явно чувствовалась надежда, — А почему ты не удостоен на это, никто не даст ответа. Ибо твой путь не написан богами, они могут тебе помочь в пути. Ты завертелся в водовороте жизни и тебе нужно сделать остановку, ибо, продолжая плыть, ты всё больше закручиваешься. Порой лишь остановившись, мы можем увидеть куда привела нас жизнь. И разум мой не отличен от твоего, я такой же как и ты, брат. Просто я чаще задавался вопросами и мог остаться с ними наедине. И как все, я могу быть неправ.       — Когда на могильном камне высечен огромный список, то никакой длинной жизни не хватит, чтобы отплатить по заслугам. Однако, — Айзек попытался перейти в диалог и задавать меньше риторических вопросов, — даже попытка исправить — уже есть становление на путь истинный…       Молчание. Из памяти распуталась огромная нить воспоминаний. Этот голос, по выходным выступал удивительный хор, , поющий один из скрижальных законов. Ещё в юности, эта мелодия заставляла задуматься о жизни, мирских вопросах. В ободранных штанах и голодающих ботинках, он не вставал на сиденья, а выходил на дорогу к алтарю и видел ту прекрасную деву, в белых тканях, как она смотрела на него и словно доносила до него эти мысли.       Сколько себя помнил, Айзек тянулся к знаниям и первые буквы познал в соборе. Как вслух читали послушники свои мантры, отсчитывали на чётках количество молитв, а позже сам, в тайне, крал книги и перебирал буквы на душистых пергаментах. Позже, слоги перерастали в слова, а уж из них складывались мысли. Нельзя сказать, что он просто боялся обратиться за помощью, иначе бы он просто не встретил молодого Вильяма, не присоединился к его команде.       Это яркими картинами проскользнули в глазах, сгорая по бокам, когда воспоминания заканчивались, а позже он заметил, как плачет. Горькие слёзы стекали по щеке, а это всё то, что накопилось за те долгие восемь лет.       — Почему можно к вам обратиться за помощью, а те нищие, под тенью парапета, ждут какого-то знака? Они не достойны милости богини или… Они такие же заблудшие души как и я?       — Хороший вопрос. Но разве им кто-то мешает стать другими? Нет, часть из них спилась, часть ушла в горе и перестала искать пути. Их беда не в том, что богиня к ним зла а в том, что ни перестали стараться. Собор не раз предлагал им деньги и работу. Даже сегодня, были сборы для нищих и что-то, что мы им дали им помогло? Так что да, можно сказать, что они такие же заблудшие души или просто надолго остановились, перестав идти по своему пути. Как я уже говорил, боги не будут тебя вести как малое дитя по миру. Они готовы дать руку помощи и научить, но шаги ты делаешь сам. И то, куда ты пришел: вина лежит лишь на тебе, — подняв палец верх произнёс аббат.       — Какой путь существует к исправлению? Я тоже человек и мне неподвластно время, — философски спросил Айзек, — Я ещё молодой и полон сил, — обдумав пути для исправления грехов, пират пришёл к выводу, — А исправим ли сам человек? Неверующий, и силён ли он? Ведь если таковы делают добро, не ведая какую благодетель они создают, даже сами того не подозревая! И может ли это считаться «слепым», но верным путём к счастью?       — Путей к исправлению превеликое множество. И если человек захочет, он может исправить себя также легко, как и исправить ошибку в написании. Неверующий в богов, но живущий правильно так же будет силен, как и яростно верящий, а порой даже сильнее. Ведь, порой, яростная вера заселяет взор куда сильнее, чем самый гнусный грех, — со всем тем же поднятым пальцем вверх говорил аббат, но тут уже опустил его, — Помощь без корысти и без ответа правильна, но даже Мальта знает, что живое существо способно пользоваться добротой. И как говорится в ее писании: «Если видишь как к твоей протянутой руке тянется змея, одерни её, дабы помочь тем, кто в ней действительно нуждается.»       — Так что, если понимаешь, что твоей помощь просто пользуются, то можно им и отказать. Да и сам правильный путь заключается не в том, чтобы помочь всему миру. Это физически невозможно, а в том, чтобы твой жизненный путь был примером для всех. И пусть этот пример будет заботливого мужа, что просто был предан своей семье, или же добрым путником, что нёс радость на устах и с радостью делился с другими, или ты можешь быть просто человеком, что отдал всё ради других. Всё это — есть верный путь, если ставить рамки и подчинение выше, то в них и проще вплести ненависть. Боги любят всех и не потребуют стоят часами перед их ликами растирая колени в кровь. И даже если ты ни разу не молился Мальте, но был добрым к тем, кто тебя окружал и тем кому нужна была помощь, то она с радостью примет тебя в свои объятия. Ведь на то они и боги, чтобы быть к нам добры, иначе как они могли быть любимы, когда требуют лишь подчинения и боли?       — Спасать весь мир? — после долгой речи аббата, Айзек вычленял тезисы, для дальнейших откровений в его сознании, — Почему-то добро не может существовать без зла, а зло? Возможно, все те гадости, что делают люди друг другу — это лишь промежуток между истиной? Я убивал, а теперь я стою на эшафоте, где моя прошлая жизнь подходит к концу. Нет, я своим умом понимаю, что человек быстро не исправится, тем более под давлением… — пират раскован в своих мыслях, он давно хотел найти мудрого человека, который поймёт его страдания, — Но некоторые боги любят аскетизм для своих послушников. И это даёт невообразимую силу. Те боги, что жаждут власти — дают малые доли своего могущества. Такие воины не знают боли и страха, но что стоит за тем, что их останавливает?       — Весь мир не спасешь дитя. А добро — это часть зла, ведь недаром говорят, что в каждом добром поступке есть доля зла, как и в каждом злом есть доля добра. Ведь как мы не можем назвать, что есть чистое добро, так мы и не можем сказать что есть чистое зло. Те боги, что ты упомянул, не дадут тебе света, они развращают душу и дают тебе сеять лишь смерть. А за их речами о могуществе стоит лишь цель и неся их имя, даже получив могущество, что невиданно простому воину, ты всё-равно будешь обречен на ужасы в их мире, что вечно будешь страдать от злобы. Когда цель божества — это смерть, то и твоя смерть — тоже его цель. Если та же Мальта спасет тело от смерти, а душу от бездны, то те боги стремятся забрать и тело и душу, не давая даже надежды, что после смерти будет спокойствие.       — Этот мир, полон загадок и никогда не станет монотонным, — свечи медленно догорали на стойках и подножьях статуй. С детства здесь изменилось только количество трещин и запах, который, казалось, выделяли каменные изваяния, а не благовония, — Даже порода поддаётся времени. Кожа покрывается морщинами, но вы… Вы действительно по прежнему молоды. Нет, я не буду удостоен вечной молодости, ведь в голове моей сидит зависть, а где есть она, там и предательство точит кинжал.       Колокола забили и уже привыкшая стража к таким вещам, поняла, что прогремела поступить ночи.       — Уже полночь, — вспомнив, как он боялся громких звуков в сумеречном городе, то непременно Айзек съежился, — где я могу остановится?       — Да, мир наш полон загадок. Но разве, если бы он был понят, как открытая книга, он бы так захватывал наши сердца? Да, ночь наступила, пора и честь знать. Оставайся тут, думаю, на несколько дней собор может стать твоим домом, — слегка радостно произнес аббат.