***
Альдарим один из первых вышел на землю и смотрел в густой лес, когда все разделились, он вместе с Вильямом и частями каждой групп пират, северян и пехотинцев отправились туда, причем, капитан был явно на взводе он часто останавливал отряд и всматривался вдаль, да и в целом мотал головой как хорёк в ожидании чего-то. И вскоре кусты неестественно пошевелились, ветра почти нет, тогда Альдарим ринулся к ним, но там уже никого не было, только грязевые следы от дождя вели их в глубь. Прибежав к маленькой равнине, отряд натолкнулся на сборище юношей, по экипировке это солдаты Рейна. Такие молодые и амбициозные, которых загнали в весьма бесперспективное положение. Парни заметили, что по их душу собрался целый калейдоскоп солдат, но не помешало срывать знамёна с одежды и дальше. Нависла тягостная тишина, распустившиеся листья деревьев словно замерли в предзнаменовании дурного и из группы вышел один осмелившийся дезертир и произнёс, закрывая руками своих товарищей. — Мы вам не враги, идите куда шли, мы не желаем сражаться. — Предатели! — тут же крикнул Альдарим, после чего он осмотрелся и явно был недоволен. Отряд на большую часть был из пиратов или северян, они подчиняются капитану Хармену, — Их нужно убить, Вильям, они тоже налётчики! И они явно требуют еды с деревни. — Нет! — сиюсекундно ответил парень и вся остальная толпа резко воодушевилась, вставая позади побратима, — Мы не трогаем деревни, а работаем у них. Мы покинули армию не для обогащения, а для того чтобы вернуться по домам. Эта война лишь для дворян. — Альдарим, нужно узнать, чем они занимаются, но держите оружие наготове, дезертиры должны быть наказаны и если будет больше минусов от их «мирной деятельности», то немедленно казнить, — Вильям в это время вспомнил наказ дворянина и держал левую руку на рукоятке сабли. Сам капитан пиратов не хотел лишней крови, но вот одна деталь — пощада, весьма вероятно сыграет злую шутку. — Слушай, коль сейчас тебе решать, — сжимая ладони в огромный замок перед грудью, юноша сильно верил, что сейчас он сможет выбиться из порочного круга, а потому, пытался максимально убедить судью их жизней в добродетели, — Оставь нас в покое, мы не вредим местным. Мы хотим вернуться домой, за нас тебе не дадут денег. Мы не вернемся назад, ни за деньги, ни за что-либо другое. Эта война знати, нашим домам все-равно кто у власти, они уже поднимают налоги, у некоторых голод. Мы хотим вернуться к ним и все. Если вы нам не оставите выбора, то лучше умрём в надежде стать свободными, нежели умирать за чужое золото, — вся группа явно поддерживала такую позицию. Вильям и Альдарим осмотрели свои ряды и чувствовался отклик сомнения даже у пехотинцев, но стоило посмотреть капитану пехоты на Хармена, тот огрубел и сразу же возразил. — Что за патетика? — Вильям держал руку на кобуре пистолета и не давал себе мысли поддаваться глупым и никчёмным чувствам сопереживания, ибо на кону стоит возможная власть, — Я требую обыск ваших вещей и убедиться в том, что вы не налётчики. Вот такое моё требование. — Только небольшая группа может. Уж извиняйте, но вам тоже веры нет, — парировал и выставлял уже свои условия дезертир, чувствуя малое продвижение к свободе, хотя и снова возмущался Альдарим, буквально срываясь на крик: — Они нарушили закон, а вы им позволите уйти?! Это недопустимо! Даже если они никого не грабят, они должны служить! — Альдарим смотрел на Вильяма строго и буквально вынуждал его к убийству, сжав челюсть, он медленно выдыхал сквозь зубы и еле сдерживал себя, чтобы не сделать это самим. Приказ есть приказ. Парни тем временем стояли группой и ждали кто пойдет проверять их лагерь. — Альдарим, если людей насильно заставить воевать, то они могут предать или просто вредить. Даже если их и убить, то ничего не изменится, только локти окрасятся кровью, — объяснял Вильям ему, всё-таки пытаясь сопротивляться указам пешки дворянина. Сжав саблю покрепче, Хармен вздохнул и спросил, — А что вы предлагаете? Послав небольшой отряд, Вильям приказал вскрывать любые ящики, которые они смогут найти, а также выстроил линию из дезертиров, чтобы те не смогли напасть в случае, если те окажутся налётчиками. Дезертиры спокойно стояли, но были на взводе, нельзя было уверенно сказать, что их отпустят живыми и пока не меркнет последняя надежда, есть шанс остаться в живых. — Дать им уйти — это показать остальным, что все смогут спокойно уйти. Многие согласны с радостью бросить оружие и уйти со стен. Война лишь от этого никуда не уходит, а их так называемый «мир» окажется в руках тех, кто начнет другие войны, — Альдарим сказал это шёпотом и сильно хрустнул пальцами рук, весьма ясно дал понять, что будет с ним, если попытается спасти. В лагере не было ничего чтобы говорило о том, что они кого-то грабят. Наоборот, было мало вещей и совсем чуть-чуть еды, в большинстве своём это лесные ягоды и грибы. — Альдарим, вы правы. Те, кто не будет кормить свою армию, не будет воевать: уже завтра будут кормить чужую и воевать за иные интересы, — потирая подбородок, Хармен продолжил монолог, — Ну даже если их и заставить помогать другим людям, то так и вовсе защитники исчезнут! — обнажив саблю, Вильям направил её в сторону дезертиров и обдуманно произнёс, — А потому, колебаться не стоит. Возвращайтесь на службу, иначе вас ждёт смерть. По воле моего господина, которому я поклялся в верности, я буду нести его волю, его честь. Вас уверяю, что смерть от благородных рук вовсе не благородна. Презренно смотря на предателей, Вильям лишь тянул время, ещё при обыске он оставил некоторые войска за их спиной. Если уж дезертиры и дадут сопротивление, то они позорно погибнут от удара сзади. — Значит у нас нет выбора, — после этих слов в воздухе настала гнетущая тишина, никто не решался сделать первый ход. Дезертиры, стоявшие в кучке, были готовы к любой атаке. Часть из них была в броне, а все остальные решили расстаться со всем, что может напомнить о войне, что весьма рано и уже слишком поздно. Вскоре, северяне решают нанести первый удар, это ожидаемо и из толпы дезертиров на встречу резко вылетела пика и ударила в плечо слишком нетерпеливого наёмника. Отряд Вильяма вынужден встать в круг, перекрыть их ходы к отступлению. Дезертиры в первых рядах с фальшионами, булавами и каплевидными щитами быстро сомкнулись и защищали солдат с пиками. Альдарим со своими людьми заняли одну сторону и построились в широкий тупой угол, прикрываясь щитами и медленно приближались к дезертирам, но подойдя на три-четыре шага, в мгновение на них стали рушиться удары пиками сверху. Вильям увидел их жалкое сопротивление. Это непростительно по отношению к тому, что они уже находятся за чертой между жизнью и смертью. Чего им бояться и бороться, если они выбрали такой путь? Неужто надежда была на самое хорошее? Наивно… Маленький отряд сзади, который обыскивал вещи дезертиров сыграл свою немаловажную роль: пикинёры были весьма скованны в том, чтобы обороняться на два фронта, а потому, некая часть отделилась, дабы дать им отпор. Капитан пиратов чувствовал недовольство, а потому это нужно на ком-то вымести. Сабля засверкала в свете солнечных лучей и когда был возможен удар, то наносил его. Рядом с людьми Альдарима, он медленно переходил в бок, чтобы расковырять этот ёжик из каплевидных щитов. Нужно было лишь ждать брешь, чтобы методично вырезать войска. — Твари! Сдайтесь и вы умрете быстро! — воскликнул Хармен. Дезертиры держались как могли, но пик было мало и вскоре сломались, часть перерублена, часть сломана ногами. Это значило, что бой будет теперь в плотную. Северяне первые кто ударили по щитам дезертиров и лишь каплевидные щиты спасали бунтовщиков, хотя наёмники даже приятно удивлены, как яростно дерутся те, кто ушли от войны, но остаться свободными. Следом, в атаку, пошла пехота, круг хоть и давал относительно хороший строй, но в нем были новички и рекруты, которые даже не прошли так много учебных битв, сколько настоящих как те же северяне или отряд Альдарима. Так что строй начал нести потери, но даже они не сламливали дух дезертиров. Каждый держался до тех пор, пока он хоть как-то мог махать оружием. Ступая по трупам, Вильям возвышался и защищался саблей от нападок дезертиров. Первый удар, второй и мог бы быть третий, но капитан нанёс его первым, уже не самим оружием, а ногой, после чего отступил, дабы не попасть под горячую руку от остальных предателей. — Лучше бы вы так сражались за Рейн, нежели ранили своих братьев по оружию! — Хармен презренно смотрел на остатки войск. Кровь малейшими, но частыми ручьями стекала по земле от трупов, осмелившихся сбежать от военной присяги. Жажда проявить себя, поглотила Вильяма. Каждая капля крови на его одежде и оружии лишь тому подтверждение. Сердце билось невыносимо сильно, а на губах появлялась улыбка. Он входил в азарт и с каждым разом, искрящая атака саблей только проворачивало в нём сокрытое желание — убивать во славу своего господина. Сэр Альдарим так будет рад его действиям, что даже малейшие раны не играли роли, а обезображенная осколами сабля только изощрённее вонзались в кожу предателей. Как быстро наносится порез на животе и как быстро кишки выпадали из живота. Эту больную одержимость… ничто не могло остановить. В это же время Люмин использовала ману, дабы помочь остальным сбежать, выбор оставался за ними. Иллюзия и слуховое послание разошлось по самым крайним воинам, у которых действительно была такая возможность. Она понимала, что Вильям только войдёт в кураж и на совсем зелёных парнях не остановится и продолжит кровавое пиршество уже на своих подчиненных. Это… напоминало ей о прошлом господине. «Я лесной страж и сделала вас невидимыми. Бегите, ваши друзья бы желали того, чтобы вы продолжали жить и дальше!» — души около двадцати трупов витали в воздухе и фея начала их собрать. Тем не менее, этого хватит на большие колдовства, а если они примут предложение, то магия пойдёт на благое дело: исцелить светлячками и помочь сбежать. — Бежать, а смысл? Они уже перебили большую часть. Этот ублюдок решил нас убить и ради чего? Ради выгоды, чтоб капитан не сделал на него донос? Они поймут, что мы где-то неподалёку и капитан нас не отпустит, коль не дали уйти тогда, с чего дадут сейчас? Убери заклятие мы умрём тут… — настала пауза, после чего гордо и смело заявил, — Умрём с честью! Да и мне есть что сказать этому уёбку, что приговорил нас к смерти. Спасибо за предложение, но запомни лучше иное: грядет ужас и кому ты бы не служила, если он с ним то, вас приведёт в самое пекло нижних пределов. Война между людьми ничуть не благороднее тех, что были против эльфов. Люмин взмахнула рукой и туман иллюзий растворился, перед отрядом открылась совсем другая картина, последние из семи бойцов прижались плечом к плечу и крепко сжимали оружие, глаза пылали ненавистью. Конец боя — обычно самая легкая часть, враг уже бежит в ужасе, вымотаны боем или просто сдался. Но Альдарим знал об одной маленькой особенности, её можно назвать страхом, переросший в ненависть. Бойцы которые должны были бежать и вымотаны, набираются решимостью и начинают бой с такой силой, что даже самый бодрый и сильный воин не всегда будет готов дать отпор. Это случилось и с последними дезертирами. Их удары были в разы быстрее и многочисленнее, пехотинцев и северян спасали щиты, которые закрывали большую площадь тела. Пусть удары сильные и многочисленные, увы, они совсем неточны и часто прилетали в одно и тоже место. А вот пиратам почти нечем было закрыть свое тело, лишь стараться парировать или уворачиваться, что было очень сложно даже в численном преимуществе. Удары молодых солдат с периной легкостью пробивали блок, заставляя чуть-ли не выкинуть оружие. Но толпа и защита пехоты превосходно спасало от потерь. Дезертиры, нанеся рану, быстро переходили на другого, стараясь забрать побольше мужчин в загробный мир. Но вскоре наемники и пехотинцы расправились с почти всеми: остался один, что яростнее всех сражался и даже вселял ужас в врагов своим видом. Он имел множественные порезы, одежда была вся в крови и звериное дыхание, рычание, похожее на агрессивную собаку, давали ему сил не сдаваться. Стоя в окружении из отряда Вильяма, выживший жадно глотал воздух и вскоре закричал, показывая на Вильяма окровавленным мечом. — Ты! Я вызываю тебя на поединок, жалкий ты кусок дерьма! Только попробуй отказаться, уёбок! Решил убить нас! Ну давай сюда, я покажу тебе как нужно сражаться! Покажи всем свою блядскую натуру, что лишает жизни ради медальки, — изувеченная, лишенная пальцев левая рука предателя сжалась в кулак. Его глаза даже не моргали, единственная цель — капитан пиратов и пока он живёт, пока живёт жажда мести, нельзя закрывать веки, ибо всякий раз он слабеет и может закрыть их навсегда. Летающая над безжалостным Харменом фея сжала руки в молитве и печально глядела на последнего героя, нашептывая мантру: «Богиня Миреска, покровительница всех фей и лесных созданий, упокой эти души, что так браво жаждали свободы…» — сама же Люмин на конце молитвы опустила руки и рассеяла души по земле. Такое впечатление произвела пламенная речь тех людей, и даже сейчас в меньшинстве он борется за свою свободу. Взять бы свободную ману она не посмела, а оставлять их без упокоя нельзя, это ещё хуже смерти: быть проклятым скитаться по этому миру вечно, в надежде что кто-либо сможет отыскать заблудшую душу. Вильям уже было спрятал саблю в ножны, как вдруг услышал жалкий вызов. Обернувшись на смелое заявление, капитан левой рукой держался за кобуру и слышал лишь инстинкты как можно поиздеваться над жертвой. В начале достаточно просто морально добить и сделать грандиозный финал жестокости, коей не обладали даже самые изощрённые палачи, эльфы и инквизиторы минувших веков. Опустив пистолет к ноге, Хармен мягко улыбнулся и чуть склонил голову в сторону. — Как пожелаешь, только переоценивать себя весьма опрометчиво. Твоя жизнь даже медяка и не стоит, — Хармен ухмыльнулся и встал в защитную стойку, держа саблю в левой руке. Отряды пиратов, пехотинцев и наёмников расступились, предоставляя изволившему огромную честь сразиться один на один. Дезертир улыбался во все зубы, через которые проступала кровь. Он с трудом занес фальшион себе за спину и ждал, когда Вильям окажется в круге. Он явно хотел демонстративно убить Вильяма и совершить долгожданную вендетту. Но не успел капитан даже вступить в круг, как солдат начал бежать прямиком на Вильяма. Ловушка захлопнулась. Хармен резко направил пистолет в ногу предателя и выстрелил. Коленная чашечка лопнула и манёвренность значительно снизилась. Раздался громкий крик, но дезертир так же смело двигался в сторону оппонента. — Я уравнял шансы, теперь ты лишь жалкий мешок картошки, — сдувая дым от кремневого пистолета, Вильям убрал его обратно в кобуру и нанёсся первый удар выжившего, больше походившего на труп. Вильям не был усталым и тактика всегда шла от защиты, что позволила ему отреагировать на удар. Блок. За что последовал град ударов с той же стороны. Взмахи были резкими, с полной оставшейся силой и если бы Вильям поставил саблю для блока лезвием, то сабля вскоре могла бы порезать кожу из-за чрезмерного большого количества сколов. Дезертир ни на секунду не прекращал удары и давить в край круга и вместе с ними шли провокационные крики. — Что, тяжело?! Ублюдок! Давай! Ну же, убей! Ты убил моих друзей, ради чего?! Ради славы?! Ради своего тщеславия?! — хоть Вильям и держал блок, но из-за количества ударов и того, что они проходили весь путь по наточенному лезвию, он получал маленькие раны, которые даже не сразу чувствовал, — Дерись! Собака! Хватит прятаться, бей! Он принял бой и провёл его в чистой защите. Ему не хотелось марать руки в крови, а потому дрался в не хотя, ведь тот уже одной ногой в могиле, быть может одумается и перестанет сражаться. Но эти оскорбления и провокации капали на нервы и Хармен уже передумал милосердствовать. Отражая нападки, Вильям все-таки получал мелкие ранения, но и не чувствовал их, это будет лишь после боя и когда сердце перестанет так часто биться. Конечно, насколько бы сильно не был зол дезертир, силы были на исходе. Из-за чего ещё полминуты удары не теряли ни в скорости, ни в силе. Но Вильям надолго запомнит свою оплошность. Резко, вместо града ударов, противник совершил выпад, который перешел в резкий, режущий по диагонали удар, обходя защиту наносит силовой удар, создавая глубокую рану на левой груди Вильяма, он ахает от повреждения и понимает, что хватит самодовольства. Вознеся саблю над плечом, он сверху вниз наносит окончательный удар, который становится чуть ли не фатальным: — Давай же, добей скотина! Сраный ты кусок дерьма! — вырывается от уст поверженного. Он раскрыл тело руками, освобождая от необходимости пробиваться через броню, что-бы добить его. Вильям засмеялся и держался за живот от неудержимого смеха. Этот смех пропитан безумством и он достал маленькую тряпочку, чтобы вытереть кровь с оружия. — Подумать только! Ха-ах-ах! Ты действительно думаешь, что тебя ждёт быстрая смерть?! — подойдя к нему, Хармен выпинывает фальшион из рук и хватает предателя за подбородок, вытирая кровь с уголков его губ, поглаживая дезертира по лёгкому пушку на лицо и касаясь пальцами окровавленных губ, — Глупышка, я тебя оставлю в живых, чтобы ты понял, насколько дорого стоит платить за свои ошибки! Люмин, исцели его! Фея робела и ни в какую не хотела исцелять его. Повторное упоминание еë имени заставило хоть что-то сделать. Появился рой десятка стрекоз и они закружились возле головы дезертира. Их пыльца одурманила, подарила желание побеждённого. Его глаза медленно закрывались, а с уст сорвалось последнее слово: «Спасибо». Вильям не понял что произошло. Предатель упал на живот и уснул вечным сном, с улыбкой на лице. Капитан отступился и поднял саблю на Люмин. — Что ты сделала?! Отвечай! — стрекозы исчезли, распались на пыльцу и развеялись по ветру. Люмин использовала уже свою накопленную ману, чтобы во всеуслышание заявить: — Я не обязана подчиняться твоим приказам! — гордо заявила фея и продолжила, — Он погиб со своими лучшими воспоминаниями, — лёгкая слеза прокатилась по её щеке, ведь она видела часть из них, словно переживала с ними всё то время, то воссоединение. Солдаты встретились в ином мире, стоя возле костра, они махали руками последнему, павшему герою. Дезертиры словно и не чувствовали горечь от погибели, а лишь приветствовали своего брата по оружию. Обнимались и плакали, — Не могу поверить, что люди такие необычные. Вильям отбросил саблю и схватил фею. Та окружила себя слабым барьером, но даже этого не хватило. Мужчина расколол его и осколки маны неприятно впились в руку. Та потратила все души, а мана Малекита сюда поступала в малых количествах. — Я убью тебя! — сдавливая Люмин в кулаке, она исчезла и капитан быстро переключился: доставал разбитые куски магического поля из ладони, попутно обращаясь к своим солдатам, — Чего стоим? Стоит только взять броню, оружие и материалы для Аркадии, — но ситуация обернулась в весьма затруднительное положение. Резко Вильям оказался вокруг врагов, северяне, что окружали его, переменились в лице, они смотрели на него с таким отвращением, с которым не смотрят даже эльфы на людей, лорды на нищих. — Ты позор! Настолько гнусного поступка даже варвары себе не позволяли, они бы смотрели на тебя как на дерьмо, которым ты являешься. Судьба дала тебе идеального врага, что сражался до последней капли крови. Они заслужили похвальной смерти, а от твоих рук даже в самой жесткой битве позорно отныне умереть. Мы проводим их в последний путь, как валит наш бог, — говоривший наёмник харкнул под ноги капитана и было собирался развернуться, как раздался выстрел в небо. — Заткнись деревенщина! — Вильям убрал второй пистолет на место и с яростью указывал на северного оболтуса, — Да как ты смеешь! Я твой капитан, ты и твои напарники дрались с ёбаными предателями, однако, тебя не волновало дело чести, так что закрой свой рот, дешёвка за два динария в неделю. Ты обязан подчиняться мне, что-то не нравится, поплачься в юбочку своего командира, приказ есть приказ! Налётчики стали ходить по лагерю собирать тела и идти на пляж, где остановились Аркадия с драккаром. Даже Альдарим посмотрел слегка лицемерно и надменно на Вильяма, медленно качая головой. Пехотинцы с трудом сдерживали себя чтоб не плюнуть на Вильяма, а пиратов же охватил тихий ужас. Если бы они сражались с дезертирами одни, то с лёгкостью бы перебили большую часть команды, однако, всё же, множество условностей…***
— Да как он посмел! Позор! Подайте мне его сюда, я покажу как в поединке надо поступать! — на берегу было недовольство. Все громко возмущались и бранили фигуру похожую на Вильяма, судя по пламенной копии. Люмин всё рассказала и при помощи магии иллюзий демонстративно Малекит случайно позаботился о максимальной детализации той дуэли. Единственные кто молчали — главарь наёмников Марак и его правая рука Ерм. Если капитан спокойно смотрел на всё это, явно размышляя, что он будет делать, то Ерм тихо кипел от ярости: Одрин не терпел тех, кто в поединке вел себя надменно, к тому кто бросил вызов. На небе тягучи появились тучи, да и ветер стал подниматься нехилый, а на горизонте угасающее солнце сменялось с желтых до оранжевых лучиков света. Постепенно приближалась ночь. Вильям оторвал рукав сюртука на правой руке и начал перевязывать себе раненую грудь. На руках были маленькие зазубрины, которые остались после резких пронзаний осколков фальшиона и сабли. «Даже после его смерти, эта мразь смогла мне навредить а всё из-за традиций или устоев этих идиотов, » — Вильям закончил перевязывать раны, на Аркадии есть мазь и нормальные бинты, чтобы не дай Телион занести инфекцию, — «Они просто дикари, ничего, я смогу нанять других людей без принципов и морали», — скрыв саблю в ножнах, капитан окинул северян презренным взглядом и удалился прочь, в сторону кораблей. Оставшиеся пираты помогли наёмникам и пехотинцам собрать тела дезертиров, чтобы наладить с ними отношения и доказать то, что они не есть капитан. — Моя Люми… — держав её на чаше из ладоней, Малекит обходил наёмников в поиске растительной пищи, наподобие ягод или других фруктов. Как назло, ни у кого такого не было. Жерон поднялся на Аркадию, быть может у Корбака завалялось варенье. Ник’Эл поправил её платье и причёску магией, ласково смотря на то, как фея сопит и набирается сил. Но это резко перешло в ярость. Он хотел отомстить Вильяму и раз уж все взбудоражены, то как гиена стоит вырвать сладкий кусок мяса первым, — Это я вызову его на дуэль! Это моё право! Моя дорогая Люмин пострадала от рук Вильяма, — Жерон вернулся обратно к чародею с пустыми руками. Варенья не было, а вот твёрдая солонина, которую жрать невозможно, к сожалению, была. Но с ней идти будет как-то опрометчиво: «В жопу её себе затолкай!» — подумал пират насчёт слов Малекита, если тот действительно принесёт засоленное мясо. Вскоре из леса стали выходить налетчики, которые несли на щитах тела павших дезертиров. Когда пришли первые трупы, то к помощи подключилась оставшиеся северяне, часть собирала костры, другая готовила насыпь. К помощи даже потихоньку подключились пехотинцы, хотя они явно это делали в знак уважения к традициям своих напарников. Когда большая часть тел принесена, готовы костры и место для достойного конца. Курган, из-за спешки, небольшой, но вот над надписью уже трудились тщательно. И вот когда уже почти все тела были уложены, из леса вышел последний воин, что бился с Вильямом. Его несли на руках держа тело напрямую. Тело было окружено всеми северянами и каждый завывал что-то на своем языке. Кто-то нёс часть снаряжения погибшего, чего, конечно, было совсем чуть-чуть, остальные же несли факела. С учетом, что солнце уже заходило, церемония выглядела эффектно, как из темной чащи выходила группа света с хоровым завыванием северян. Вильям вышел из леса последним. Малекит чуть не бросился на капитана с кулаками, но Жерон остановил его, держа за руку. Сейчас ещё не время для драк. Сейчас, его главная цель — это найти подходящий момент для удара. Единственная разумная вещь по мнению чародея, которую он мог ждать от северян. Трупы с отвратными миазмами будут разлагаться в земле, а так, хоть не будет вспышки инфекции, если кто из вояк был заражён какой-нибудь гадостью. Ведь закопать будет лучше, чем оставить на поверхности. Малекит завёл левую руку за спину, а в правой держал призванный огонь. Люмин была бы рада увидеть, что её господин почтил память тех занятных людей. Она и чувствует, что он меняется рядом с тем пиратом, который сейчас стоит по левую руку. Зелёная мантия в солнечном закате смешалась в цветах уходящего солнца и казалось, что она стала изумрудной. Вильям в кармане держал кошель предателей, набитый медяками. Он не хотел находится рядом с наёмниками, но и почитать память о погибших — будет моветоном, который окончательно убьёт отношения между ними. Ник’Эл с ненавистью глядел на Хармена и уже готовился напасть, как последний труп, тот самый, который он показывал при помощи иллюзий, возложился на гору его друзей. Малекит был рядом с Вильямом, Жероном и Ермом, да и большинство пиратов, вместе с частью пехоты и полным взводом северян стояли в круге возле кургана. Маг прижался к плечу Жерона освещая пространство перед собой. Церемония только начинается. Тело последнего из сражавшегося поместили в самую верхнюю часть кургана, после чего стали закапывать, а на вершину поставили доску с вырезанной надписью: «Здесь упокоились люди, что были верны своим принципам и даже на пороге смерти не знали страха. Пусть Одрин заберет их души, а павшего в схватке но оскорблённого своим врагом, он почетно наградит в своих владениях.» После установления доски, капитан налетчиков встал перед всеми с речью. — Сегодняшний вечер идет в память и славу тех, кто бился не зная страха. Пускай и есть тот, кто должен заплатить за свою гордыню, но его не тронут, пока лучи нового дня не коснутся земли. И даже если он нанес такой плевок, нельзя чтоб этот вечер был для расправы. Одрин это не потерпит, — все северяне по окончанию сделали кивок, что прошел как волна по народу собравшегося у кургана. Вильям смотрел за этой процессией и даже его эрудиции хватило, чтобы прочесть надпись на дощечке. Рука после расколотого магического поля болела ужасно, но перевязывание остановило кровь, а в каюте где-то валяется банка с мазью от лекаря. А когда началась речь наёмника, то капитан отвлёкся от своих мыслей и слушал нравоучения. Конечно, когда речь зашла насчёт гордыни, то мысленно все посмотрели на Хармена, кто-то напрямую, но это не имело значения, ведь до завтрашнего утра никто не тронет. Уж тогда можно закрыться в своей каюте и выходить когда приспичит. Но кому-то это крепко не понравилось. Малекит сжал кулак с огненным шаром и языки пламени прошлись между пальцев. Он не намерен терпеть такой ультиматум, плевать он хотел на традиции и как следует дать Вильяму по морде. Возвысив ладонь над головой, чародей замахнулся и его остановил Жерон, увидевший начало удара. — Не стоит, — тихо сказал пират и сжал кисть чародея, но тот вырвался из хватки и как раненный закричал: — Да как ты смеешь?! Мой фамильяр пострадал, у нас тут не праздник отпущения грехов, чтобы я сдерживал себя! — этой выходкой Ник’Эл привлёк лишнее внимание. Его глаза слегка увлажнились слезами, но не хватало сил, чтобы вырвать руку, — Ты ничего не знаешь о Люмин, чтобы я не переступал даже такие традиции! — Успокойся, ты делаешь только хуже, это ничего не изменит, — Жерон понимал ту боль, которую испытывает волшебник, но уже тому не хватает эмпатии. Приобняв за талию, Ван Грисса задерживал Малекита от напрасных и поспешных действий, однако доброта сейчас не поможет, она не лечит от жажды мести. — Да плевать! — Малекит откинул пирата магией, перешёл на крик и толкнул Вильяма, но тот удержался на ногах, — Ходи и оглядывайся тварь! — чародей ушёл на корабль, слëзы на щеках накопились настолько, что они капали на новую мантию. Осталось ещё исцелить других раненных после той битвы. Вильям и Жерон стояли как вкопанные рядом друг с другом. После собрания Ерм отправился вслед за Вильямом. Марак знал, что найдутся те кто решит проучить его и дабы не очернить вечер, Ерм до зари будет сторожить, ибо никто не может в этот день ослушаться законов Одрина. И поначалу были те как и Малекит, жаждавшие проучить Вильяма, но увидев телохранителя в лице Ерма, что идет следом, отступали, поняв что не сегодня, но слишком целеустремлённого мага это не останавливало. Перед дверью в каюту Вильяма стоял северянин. Могущественный волот, иначе никак нельзя было выразиться и даже сейчас, когда крепкое тело практически вширь в дверной проём, имеет слабость перед магией. Малекит заливался слезами и держал в руке сгусток тёмной магии и шёл прямо к своей цели. Сжимая кулак, магия пронизывала пространство между пальцами и становилось куда смертоноснее. — П-шёл отсюда защитничек, пока я тебя вместе с ним не убил, — чародей направил ладонь в сторону северянина и тот мягко улыбался, именно так выглядит уныние, которое сеет человек по ту сторону двери, но уговор есть уговор и ничего с этим поделать нельзя. Даже не шелохнувшись, Ерм был готов к удару, — Видимо ты не понял? — моментально приблизившись к северянину, без лишних движений заклинание касается варвара и… происходит ничего. Обет и традиция защитили его, тёмная магия расплывалась по телу, выходя через надрывистое дыхание. В ином бы случае, оно поглотило плоть и на месте остался бы только пепел, а так только медленная и долгая боль, к которой за столько битв северянин привык. — Твоя магия бесполезна против слова, — выхватив руку после прикосновения, Ерм осуждающе посмотрел на Малекита и хотелось наказать за предыдущие слова перед этой выгрузкой, а также нарушение традиций. По-отечески похлопав по плечу, наёмник простил его за всё несчастье, проявленное в порывах гнева, — Ты ещё можешь исправиться, просто оставив его на одну ночь, я думаю, ведь каждый из нас имеет свою причину ненавидеть. Остынь, тебе есть о ком беспокоиться. Она сейчас нуждается в твоей поддержке. — Мх-ф, — вдохнув заплаканным носом, Малекит коротко посмотрел в серые глаза северянина и поджал губы. Даже сейчас он советует и выглядит при этом весьма мило. Заботливый мужчина, который уравновешен и призывает к такому же состоянию. Он так напоминает Жерона и, кажется, они более чем похожи не только своими поступками, — На рассвете будет дуэль, я тебе это гарантирую, Ерм. После чего маг покинул телохранителя. Капитан всё слышал, почувствовал надёжную защиту, правда, всего лишь до рассвета, но это не остановило позвать Ерма к себе в каюту, чтобы переговорить эту ситуацию. Хотя, он колебался и склонялся к тому, чтобы просто оставить его за дверью, невозможно создать союзника после такого, хоть это и наёмный человек. — Скажи мне пожалуйста, — сев в своё кресло, Хармен налил в два стакана рома, но не стал предлагать его, — Неужто тому предателю было бы лучше умереть, чем остаться в живых? Как дитя трущоб, то я привык цепляться за любую соломку, которая позволит мне выжить, — выпивая напиток, капитан рыскал в поисках мази в шкафчиках стола, — Возможно, я много чего не понимаю, но будь мы без Альдарима, то смог бы избежать этого. Правда, сейчас уже ничего не поможет, я нажил себе врагов и в этих рядах есть ты. Жерон сидел на бочке и доедал запоздалый ужин, скоро нужно будет отправляться в путь и скоро будет жеребьёвка: кто будет на посту. Теперь это намного легче, ведь команда стала больше, но на северян полагаться не стоит. Драккар слишком низкий и с мачты Аркадии видно куда дальше, чем с самой высокой точки той посудины. Но не стоит забывать, что угроза может быть и по сторонам. Малекит был в трюме и искал всякие сушеные фрукты или что-то такое, чтобы можно было накормить фею, да и самому набраться сил перед завтрашнем поединком. Он грыз солонину, смоченную призванной водой и магическим образом, мясо, похожее на подошву сапога, стало мягким, но осталась таким же безвкусным. — Ты жил как пёс, так псом и остался, думая, что лучше подстроиться под ситуацию. Не грози эта история твоей шкуры, ты бы их отпустил, но решив, что золото из рук знати страшнее потерять ты решил подстраховаться и лишить их жизни. Почему смерть порой лучше? Думаю, такому животному этого не понять, ты давно выбрал лучше жить хоть как-то, но шкуру свою сберечь. Он вызвал тебя на бой, его смерть это его честь. Он хотел остаться свободными решил что отдаст жизнь лишь бы его друзья вернулись домой, — Ерм стоял перед столом и не пил алкоголь, не пытался сесть на стул, он весьма чётко следует своим принципам. Погода за окном становилась хуже, все показывало, что утро явно будет плохим. — Никто не вернулся домой, только в сырую землю, — на столе была мазь и сейчас Вильям разрезал ткань, чтобы перемотать уже нормальными бинтами грудь и руки, — Я просто не хочу погибать, не хочу возвращаться к истокам. Конечно, моя жизнь не станет дороже после такого, да и мало ли она раньше когда-то стоила, — закончив резать, Вильям выпил ром до конца и продолжил, — Каждый сам подчиняется тому закону, который он выбрал сам. Для тебя, как для бойца, не стоит оставаться в мирной жизни: ты как меч, если оставить его на полке или стене, то он заржавеет, — подливая в свой стакан рома, Хармен встал с кружкой и подошёл к окну, шёпотом проговаривая, — А для меня, стало быть, стать смертельным врагом северян. Я уже не найду искупления, — после продолжительной паузы, Вильям обернулся к Ерму и предложил, — Если тебе нечего сказать, то можешь идти, спасибо за провождение. — Задай себе один вопрос: ради чего ты умрёшь. Те юноши не вернулись по твоей милости, прими один закон жизни, все мы умрем рано или поздно, — Ерм спокойно встал у двери. И стал смотреть куда в даль. — Я хочу умереть ради продолжения жизни, жизни этого корабля, — Вильям прислонился к спинке кресла и завёл левой рукой вокруг себя, — То что ты видишь, большая часть вещей — это от прошлого адмирала. Я хочу стать таким же великим моряком, каким он и является. Это судно, Аркадия, названа в честь его жены, которая погибла исцеляя матросов в пылу сражения. А сам он, сгинул от предателей, оставив его мне… — уткнувшись в обивку мебели, Вильям стал потихоньку засыпать.