✘✘✘
— … а потом он вытер рот Бома собственной футболкой. Нет, ну ты представляешь? Той, которую только что стянул с себя! — помахивая поясом от халата, Чимин бьет другой рукой по лбу и немного елозит плечом, чтобы телефон поплотнее прилегал к уху. — Он всегда такой сумасбродный. Тихий, переливающийся хриплыми переливами, смех Юнги успокаивает. — Да уж, сколько мы уже знакомы, а Намджун все так же способен удивлять. — Видел бы это Джин, — фырчит Пак и следом дует губы, — я уже соскучился. Когда ты приедешь? — Знаю, детка, я тоже. Осталось всего два дня потерпеть. Привезу тебе в подарок ту дурацкую книжку с заумными хреновинами. — Юнги-а, — смеется ласково Чимин, — я же говорил, что психология не дурацкая. Ты такой узколобый для гениального продюсера. — Может быть иногда, — хмыкает весело муж. — Что еще нового? Пак задумывается, съезжая по кровати чуть вниз и шумно дыша носом, а потом вдруг вспоминает как сегодня утром терялся и краснел перед сыном. — Ну, — неловко давит он, — Сон-и спросил, как мы впервые познакомились. Ты не представляешь, как мне пришлось краснеть сегодня, Мин Юнги! Эй, хватит смеяться! — Прости-прости, — задыхается на том конце провода Юнги, явно катаясь от веселья по отельной кровати, судя по шуршанию белья. — И как же ты объяснил, что в один прекрасный день взрослый дяденька продюсер выловил тебя из толпы студентов, отбил у бестолкового парня, а потом на первом свидании трахнул в ближайшей каморке кафе? — Боже, Юнги-а! — громко пищит Пак, вновь краснея щеками. Жар перекидывается на шею, а потом плавно стекает в самый низ — к позабытой, нуждающейся в ласке этого мужчины киске, когда он вспоминает, как Юнги лишил его девственности в подсобке студенческого кафе. Он до сих пор не принимает, каким образом муж смог взять настолько сильным напором, что Чимин отдался на первом свидании. Зато у этого были свои плоды. — Иногда ты такой невыносимый мужлан! Абсолютно непробиваемый! — Все потому, что я влюбился в тебя без памяти с первого взгляда, поддавшись ангельским чарам. — Каков поэт, — закатывает глаза парень, положив руку на правую ноющую грудь и начав разминать ее. — Ты был не очень-то романтичен в то время, зажимая меня между туалетом и проходом в кухню. А как потом люди смотрели! В динамике вновь дребезжит грохот смеха, но на этот раз более тихий и интимный. А потом Юнги включает свой властный тон, которому как раз таки Чимин не смог сопротивляться ни тогда, ни сейчас. — Помнишь это, детка? Как я глубоко трахал тебя на слуху у всех посетителей той кафешки? Твоя невинная киска так сильно текла и мечтала быть заполненной, что всасывала мой член сама. — Юнги… — томно шепчет Пак, ощущая мокрое трение в трусиках — лишь пара слов мужа, а вагина уже выплеснула влагу наружу. — Я помню. Как будто это было вчера. И я… знаешь. Я тогда думал лишь о том, чтобы никогда больше не слезать с твоего члена. — Твое желание исполнилось, детка. Ты можешь в любой момент сесть и поскакать на мне. Я знаю, как ты любишь чувство заполненности в своей крохотной киске. — Милый, я… черт, — пальцы сжимают грудь сильнее, растирая сосок сквозь толстую ткань, но этого так мало. Полы халата быстро отлетают в стороны, когда Чимин ныряет рукой в шорты и трусики. — Ты трогаешь себя, малыш, да? — Да… — тихий стон срывается с губ, когда средний палец скользит между прижатых половых губ, ездя по неровности клитора. — Я такой мокрый, Юнги, такой горячий… — Блять, детка, — громкие вздохи говорят о том, что супруг не отстает и прямо сейчас ласкает себя, находясь за многие километры. Представляя его — Чимина — и никого другого. — Я бы так хотел сейчас трахнуть тебя. Так же жестко и быстро. Вжал бы в стену в гостиной и долбился бы в твою милую киску, пока она сжимала меня. Влагалище поджимается только от представленной картины — настолько животрепещуще и реалистично. Пак тычется кончиком пальца в пульсирующую, горячую вершинку и трет по кругу. Каждый оборот — горячий импульс по всему телу. Подушечка пальца из-за накапавшей смазки настолько хорошо теребит клитор, что парень в какой-то момент чуть не отключается, едва способный контролировать громкость звуков. — Ах, милый, — тихонько стонет Чимин, побаиваясь, что может разбудить кого-то из детей, — я тоже хочу этого. Так сильно. Я бы хотел сесть тебе на лицо. А потом бы кричал, прижатый к стенке, не чувствуя своей киски. И… и чтобы ты тряс мои сиськи, чтобы они терлись о стену, пока ты кончаешь в меня. Я… я сейчас кончу, Юнги… — Давай, мамочка, кончи для меня. Это «мамочка» так сильно бьет по нему, что ноги трясутся и дергаются в бесконтрольном темпе, когда вагина сжимается в оргазменном спазме. — Ты как, милый? — спрашивает Пак, чуть придя в себя. Он смотрит на мокрые пальцы и морщится, когда они липнут друг к другу. — Залил весь живот спермой, — хмыкает Мин, шурша салфетками, а потом тяжело вздыхает. — Черт. И почему ты позволяешь трахать себя только по телефону? — Юнги-а, — тут же осекает Пак, но, поняв, что мог прозвучать чересчур грубо, исправляется. — Прости, милый. Я просто… Я… Ох, блин, Ханыль проснулся. Громкий плач ребенка доносится из соседней комнаты, так что Чимин спешит свернуть разговор и желает мужу спокойной ночи и хорошей работы. А также спешит, чтобы сбежать от неприятного разговора. Чимин и сам не может толком понять, почему не позволяет мужу завладеть собой. Единственное, о чем он действительно мечтает, — чтобы Юнги вытрахал из него все мысли к черту.✘✘✘
Проблемная ситуация решается абсолютно спонтанно, и кто бы сомневался — с подачи Юнги. Чимин укладывает Сонхву и проверяет маленького Ханыля в удобной, большой люльке, прежде чем вернуться в общую комнату. Оба ребенка слабо посапывают, утомившиеся после долгого дня игр и капризов. Вернувшись в их с Юнги спальню, он находит мужа читающим какую-то книгу из переизданной серии классической литературы и мягко улыбается, сообщая, что дети уснули. — Вот как? — Мин откладывает книгу, предварительно загибая кончик на странице, где остановился, и тянется за дополнительным поцелуем, когда Пак плюхается на подушку, прижимается к его боку и целует на ночь. — Я так сильно соскучился по тебе, мамочка. Уложишь спать и меня тоже? Свет от двух оставшихся ночников слишком яркий, — когда Юнги прижимает своим весом к матрасу и начинает настойчиво целовать, Чимин, хоть и отвечает, тут же начинает волноваться и нервничать. Вот сейчас мужчина увидит второй подбородок и отвернется от него. Или наткнется большой ладонью на выпирающий животик и скажет, что никогда больше не захочет Чимина. Что ему противно. Поэтому Пак вновь пресекает все попытки мужа сблизиться, толкает того в плечо и осекает всего лишь именем: — Юнги-а. — В чем дело, Чимин-и? — хмурится Мин, едва отстранившись. — Серьезно. — Ни в чем, — неуверенно отнекивается Пак, теребя в руках пояс халата. — Я устал. Да и ты тоже — перелет был долгий и тяжелый. И мне просто… эм-м… не хочется? — Так, хватит, — не выдерживает Юнги, отстраняясь. Он сидит между разведенных ног супруга, не убирая рук от любимых бедер. — Я спрошу еще раз и жду честного ответа: в чем дело, Чимин? Расскажи мне, хватит держать это в себе. — Все в порядке, — тихо возражает парень, растеряв всякую уверенность и пытаясь затянуть пояс халата сильнее. — Я правда устал. День был очень длинным. Сонхва все время кричал и бегал, а Ханыль отрыгнул на меня за ужином. Да и это так утомительно — заниматься сексом после тяжелого трудового дня, правда? — Раньше тебе это никогда не мешало. Ты даже разрешал мне трахать свои бедра, пока спал по 12 часов во время беременности. А если вспомнить как после сессии, ты, даже не разуваясь, прыгнул на меня и седлал всю ночь, то твои слова расходятся с реальностью. Я хочу знать правду, детка. Я чувствую, когда ты мне лжешь. Дабы отвлечь мужа и увести в противоположную от своих проблем сторону, парень игриво хлопает ресничками и ведет пальчиком по ткани спальной футболки на груди любимого. — Может быть, я сделаю тебе минет, м-м-м, милый? И буду ласкать столько, сколько захочешь. — Так не пойдет, Чимин, — голос ожесточается от того, что Юнги даже не позволяют участвовать в жизни любимого супруга, в проблемах и трудностях. Они ведь женаты уже целых восемь лет. — Либо ты рассказываешь, либо мы начнем ссориться. Хватит юлить и пытаться отвлечь меня. В болезни и в бедности, помнишь? Чимин испускает громкий разочарованный стон. — Серьезно? Ты не можешь спекулировать на клятве у алтаря. Это нечестно, дорогой! — А честно задвигать меня на задний план? Честно скрывать и утаивать то, как плохо ты себя чувствуешь? Я все вижу и чувствую, детка. И я знаю, что ты не в порядке. Так ответь, честно ли водить меня за нос минетами, и сбегать при каждой возможности секса? Глаза Чимина непроизвольно увлажняются, а рот изгибается, подрагивая. Уголки губ ходят ходуном. Он и не думал, что мужу настолько дискомфортно от ситуации, которую Пак довел до абсурда. Последняя попытка отшутиться и надтреснутая улыбка звучат вовсе не убедительно и разбито: — Но, признай, тебе ведь нравились мои минетики? — Чимин, — с нажимом говорит Мин, непроизвольно сжимая ладонью толстое бедро. Глаза тут же скользят в это место и вылавливают то, как проминается жир под пальцами супруга. Такой отвратительный вид. Откинувшись на подушки, Чимин сдается. Руки накрывают лицо тенью, пытаясь скрыть оголенные чувства. Но разве у него был хоть один шанс отгородиться стеной? Юнги слишком хорошо его знает. — Тебе не противно? — слабо тянет он дрожащим голосом, осознавая, что вот-вот заплачет. — Что? — Мин даже на секунду опешивает. О чем его милая женушка говорит, черт возьми? — Почему мне должно быть противно? И от чего? — Я ведь… Я так растолстел! — Чимин чувствует, как накопленные эмоции взрываются фейерверками, искрами разлетаясь вокруг. Слезы стекают, чертя дорожки влаги по щекам. — А эти уродские жирные ляжки? А бока? И растяжки! Мне хочется блевать, когда я смотрю на них. И мои… — он громко, судорожно всхлипывает, не держа слезы в себе. — И мои сиськи больше не такие упругие… а… а моя вагина… ы-ых… наверное, стала дряблой… У Чимина подкатывает истерика, и Юнги быстро обнимает дрожащие плечи. Так вот в чем была проблема? — Господи, детка. Я уж подумал, что случилось что-то действительно страшное. — Это страшно! Я — страшный! — Это не так. Малыш, — отодвигая от себя трепетно любимого мужа, Мин стирает поблескивающую мокроту с округленьких щек и неуверенно признается, — я подумал, что ты разлюбил меня. Охладел и понял, что не хочешь быть со мной. Я так испугался, что ты решил, что все это было большой ошибкой молодости… Что в один день ты просто соберешь вещи, детей и уедешь от меня, прислав по почте документы на развод. Чимин пораженно хлопает влажными ресницами и сморкает сопли под смех мужа в широкий рукав махрового халата. Они оба такие придурки, боже. — Ты дурак, Юнги? — прямо спрашивает Пак под оторопевшим взглядом мужчины. — Я никого никогда так не любил и не полюблю. Никто кроме тебя мне не нужен. Никто кроме тебя… Их губы сталкиваются в утешающем друг друга поцелуе. Но проблема все еще огромная и явная, так что Мин быстро отстраняется. — Я разве когда-то говорил, что мне не нравится твое тело? Или заставлял сомневаться в этом? В том, что люблю тебя? Все, что у меня есть, комплименты я дарю тебе, солнце. — Да, — вновь всхлипывает Пак, но уже более спокойно, — я знаю… Не могу объяснить. Я просто… п-просто… — Тише, малыш, — как только возможно ласково прижимается к виску мужчина, крепко-крепко обвивая мужа руками. — Если честно, то сейчас ты мне нравишься еще больше. — Что? — удивленно смотрит парень, жамкая спину супруга и тесно к нему прилипнув. — Ну, — боже, щеки Юнги краснеют, — я люблю тебя в любом теле, в любом виде, просто потому что это ты, но сейчас… — рука бездумно ложится на большое чиминово бедро и несколько раз стискивает мягкую, податливую кожу. — Сейчас я готов кончить от этих ляжек, как только в голове появляется мысль трахнуть их. Или твои бочка Чимин-и, боже. Ты так прекрасен, детка. Мне так сильно нравится касаться тебя, твоих ног, твоей прекрасной груди, и всего тебя так много, что я готов закричать. И все это время ты дразнишь меня, не давая пробовать любимую киску. — Но после родов… Юнги тут же перебивает: — Ты подарил нам двух замечательных детей. Конечно, твоя киска не такая как раньше, но я уверен, что лучше нее никто не будет сжимать мой член. Никто кроме тебя. — Юнги… Чимин чувствует, как в трусиках моментально становится влажно от слов любимого. — Хочешь… — нетерпеливо шепчет Мин, прижимаясь губами к горячей шее, — хочешь я покажу как сильно люблю тебя и твое тело, сладкий? Просто позволь мне сделать тебя слабым и разбитым. — Л-ладно… да. Сделай это, милый. Пожалуйста. Я… я хочу почувствовать, как твой член трахает меня. Так сильно, чтобы все плохие мысли ушли. Чимин так рад сейчас, что вечером принял душ и хорошо оттерся во всех местах из-за того, что Ханыль отрыгнул на него. Прижимаясь к желанному телу, Юнги трется о выпуклость киски бедрами, обтянутыми фланелевыми пижамными штанами, и делает волны телом, когда впивается в плюшевые губы. Ткань такая тонкая, что Паку кажется, что он ощущает каждый сантиметр напряженного органа. Между ними не осталось ни единого сантиметра, и Чимин больше не хочет создавать дополнительное пространство. Он так сильно зависим от чувств, так крепко врос в Юнги, что отстраниться от него равносильно самоубийству. Кто, как ни обожаемый супруг, сможет развеять все страхи и сомнения? Отбросив мешающийся пушистый халат на пол, буквально вырывая тело мужа из плена раздражающей, прикрывающей все прелести, тряпки, Мин почти задыхается — как любимый супруг только посмел думать о том, что ему может не нравится подобное великолепие. Намерение, жесткое и несгибаемое, показать, а главное доказать, что Чимин в корне не прав, такое сильное, что мужчина голодным зверем нападает на открытые участки кожи. Недавно, из-за того, что молока стало слишком много, и даже малыш Хан-и не в состоянии выпить столько за день, хотя был крупнее всех свертков в родильном отделении и рос крепким и большим здоровым мальчиком, Чимин совсем перестал носить лифчики. Даже спортивные, без косточек приносили набухшей груди легкую боль, создавая неприятное трение и раздражая опухшие от частых посасываний соски. Спальная майка отправляется вслед за халатом также быстро, открывая абсолютно голую грудь, красивую и манящую. Юнги рвано выдыхает, обхватывая обе огромные сиськи, что не помещаются в широких ладонях, и сжимает, сплющивая друг с дружкой. На кончиках сосков мгновенно выступают густые белые капли горячего, жирненького молока. Их так давно не ласкали, так давно не мяли, что это даже больно, но парень готов скулить от ощущения любимых рук, вцепившихся в мягкую плоть. Это даже лучше, чем снять лифчик после долгого рабочего дня. Созерцая грудь любимого мужа, Юнги наклоняется и нетерпеливо обцеловывает каждую уродливую полоску, каждый шрамик на растянутой коже. Тихий стон рвется из чиминова рта мгновенно, наставляя на правильный путь, так что Мин тут же присасывается, выкачивая новое, созревшее молоко, успевшее появиться после вечернего кормления и сцеживания. — Ох, дорогой… — стонет Пак, вплетая коротенькие, пухлые пальцы в волосы супруга. — Не так… боже, Юнги!. Не так быстро, милый. Это немного неприятно. Испугавшись громкости своих звуков, парень кладет ладонь на свой рот и пытается заглушить все, что из него греховно вылетает. К сожалению, громкие чавкающие звуки, доносящиеся от сисек и аппетитно причмокивающего мужа, заглушить не получится. — Прости, — говорит Мин в перерывах от обсасывания красных, торчащих сосков, — я так соскучился. Так долго мечтал прикоснуться к тебе. Твоя грудь, малыш, блядь, не могу даже слов подобрать, насколько она удивительно вкусная. Они действительно трахались так давно, что Пак даже не помнит, когда последний раз кончал не от собственных трясущихся пальцев. Так прекрасно ощущать Юнги прижатым к телу, пускай и толстому, так прекрасно знать, что будет дальше. Но самое лучшее — то, как нежно большие и грубые ладони сминают молочные железы, перебирают ласково объемные бока и с таким вожделением трогают каждый участок кожи. Опустошив обе сиськи до дна, Юнги отрывается, утыкается лбом в чужой и нависает над лицом Чимина. Все его губы белые и пропитанные жирным молочком, сверкают перламутровыми переливами в свете ночников, а глаза стеклянные и потерянные, как будто он накурился, прежде чем пойти спать. Пак тянется, сминая шею мужа и лаская кремовые губы своим языком, получая моментальный ответ. Ему не хочется спешить, не хочется гнать лошадей в порыве получить быструю разрядку, его не волнуют счета за оплату или вопрос, с кем оставить детей в вечер субботы, потому что Юнги задержится на работе до поздна, а потом им нужно выйти в свет на прием по поводу релиза нового альбома подопечных Мина. Единственное жалящее желание — раствориться в любимом мужчине, каждой клеточкой ощутить эту ласку, нежность и заботу, что ему безвозмездно дарят. Если постоянно откладывать желаемое на потом, то, в конечном счете, оно ускользнет из твоих рук. Вещь, что осталась неизменной даже спустя беременность и роды, — тонкие кружевные трусики. Никакие другие материалы Пак не носит, а также воротит нос от шортиков или хлопкового безликого убожества, всегда предпочитая качественный и изысканный бренд, вроде Victoria's Secret. Юнги отрывается ото рта мужа и спускается мазками языка, прочерчивая себе посадочную полосу: огибает едва ли заметный кадык на тонкой лебединой шейке, обсасывает выступы ключичных косточек, вновь ласкает большие сиськи, не забывая мять и массажировать, целует влажными прикосновениями каждый участок кожи, каждый лишний киллограмчик, складкой выступающий на животе, присасывается к полосам растяжек на толстых бедрах, которые уже побелели, и в завершении своего незабываемого интимного путешествия, в котором признается ртом без единого слова мужу как любит и ценит всего его без остатка, отодвигая трусики и шорты, присасывается к пухлому лобку, который тоже прибавил в объемах. Чимин вставляет в рот два пальца, начиная сосать и слюняво пускать влагу на них же. Изо рта течет и капает по фалангам пальцев до костяшек ладони. Но не сильнее того, как течет сейчас его пустая и голодная пизда. После того, что творит с ним собственный муж, он просто не в состоянии держать себя в руках и молчать. Так боязно, что своими криками он может разбудить детей. Это ведь целая психологическая травма! По себе знает — он как-то застукал старшего брата, Хосока, который трахал на тот момент свою девушку (в последствии будущую жену) в гостиной их дома. Мин неразборчиво бормочет, слюнявя тонкую кожу сверху: — Боже, детка… такой вкусный. Самое лучшее угощение для меня. Твоя киска, наверно, так проголодалась, да? Ты так тщательно скрывал ее от меня все это время. Как мне хотелось попробовать ее, а потом набить до отказа. — Юнги, — неразборчиво хнычет Пак вокруг собственных пальцев, пуская слезы наслаждения по щекам. — Я больше так не буду. П-прости меня. Пожалуйста… Пожалуйста, сделай что-нибудь. Я так промок там, внутри. Чимин кладет ладошку поверх обслюнявленного лобка и трет подушечками, чтобы уж точно не осталось вопросов, где он так сильно течет. Муж нетерпеливо стягивает по пухлым ляжкам шортики и трусики, которые и впрямь полностью пропитаны влагой. А потом с замиранием сердца смотрит на блестящую в свете тусклых ночных ламп киску мужа. Такую прекрасную и такую, блять, большую. — Вау… — выдыхает он, открывая и закрывая рот. — Ты правда думал, что мне может не понравиться это? Твоя пизда стала такой большой, что я сомневаюсь, что смогу удовлетворить ее своим членом. Пак скулит и непонятными подвываниями пытается дать понять любимому, что это не так — тот всегда восполняет все прихоти его либидо больше необходимого. А когда парня полностью игнорируют, зарываясь в пухлую вагину, то вообще теряет способность говорить связно. Разве может он быть хоть чуть-чуть против? Нос Мина очерчивает линию между ножкой и промежностью по левой стороне, а затем то же самое — по правой. И наконец пробует на вкус желанную щелку, которая уже извелась от нетерпения, ведь такой мокрой Юнги не помнит ее даже в первую брачную ночь. Пальцы раздвигают толстые половые губы, обмазанные выделившейся смазкой даже сверху, от которых мужчина сходит с ума. Глубоко вдохнув запах носом, Мин тычется, как слепой котенок, в самый центр пышущей жаром мокроты. Внутренние складки: неровные, красные и, кажется, дергающиеся от каждого малейшего касания, как от разряда электрическим током. Там внутри горячо и полно, Юнги клянется, что мог бы сидеть между этих ног часами, но Чимин довольно быстро кончает от юркого языка в своей киске. Просунув кончик внутрь, не церемонясь, муж начинает быстро шевелить им и задевать припухшие края изнутри. — Черт, милый!.. — взвизгивает в ладонь Чимин, дергая бедрами вверх и пытаясь вжать свою текущую, неудовлетворенную вагину в губы мужа плотнее. — Это так потрясающе! Через пару минут траханья истекающей дырочки языком, Юнги отрывается и начинает вновь заигрывать с внутренними складочками, облизывая их широкими мазками, лакая любимого мужчину. Супруг будто пылает изнутри, а ведь он еще ни разу не коснулся клитора. Тот наливается кровью так сильно, что начинает торчать, не способный быть прикрытым половыми губами. Целуя киску внутри, Мин попутно стонет, создавая вибрации, уходящие иглами во все тело. Приходится схватить бедра, чтобы Пак не извивался так сильно, в какой-то момент грозясь ускользнуть от трепетных ласк горячего рта. Наконец, самое главное местечко, выглядывающее и томно ждущее, подминается под давлением мокрых, липких губ. Юнги присасывается к клитору, безостановочно проводя языком вверх с нажимом, а затем начинает посасывать. И это блядский конец. Неразборчивый, хриплый и полускулящий шепот покидает рот Чимина неконтролируемо: — Б-боже, я… ах, милый, я сейчас… Черт! Влагалище выталкивает из себя густые прозрачные капли смазки, стекающие в ложбинку ягодиц, когда киска судорожно сокращается. Мин чувствует, как клитор дрожит под губами, и громко стонет в трясущуюся, разрушенную вагину мужа. — Мамочка такая умница, — хвалит Юнги, взгляд смотрит будто сквозь, настолько темный и возбужденный, — и твоя чудесная киска так хорошо постаралась. — Я хочу еще, — плаксиво мычит Пак, стискивая кулачками складки простыни. — Конечно, хочешь, ненасытная мамочка. Я дам тебе это, только потерпи чуть-чуть. Ты сможешь взять под контроль свою жадную пизду, Чимин-и? Да? Вот и умница. Он не дает сильно передохнуть, потому что знает, как сильно Чимин обожает это перевозбужденное состояние и отходняки после оргазма, медленно переходящие в новую волну возбуждения. Юнги отодвигается и сильно бьет по горячей коже ляжки, что та пружинит. Жир на ноге Пака трясется и завораживает так сильно, что он мог бы играться с ножками своего мужа целую ночь напролет. Кому вообще нравятся выпирающие кости? Уж точно не Мину. Он ставит себе пометку обязательно трахнуть эти жирные, притягательные бедра. Мин уверен, что сможет кончить даже не прикоснувшись к головке или яйцам, просто елозя между плотно сжатых кожи и мышц. — Я готов, милый, — шепчет разомлевший парень, вытаскивая мокрые пальцы изо рта, подушечки которых сморщились будто он провел не один час в ванне. — Просто войди в меня. — Думаешь, отделаешься так просто? — хмыкает вопросительно Мин, сжимая обе ноги под задницей и притягивая мужа к себе по кровати, чтобы он опустился головой на подушку. — Или хочешь, чтобы я заставил эту киску сокращаться, пока она не брызнет на меня? — Да… да, умоляю — хнычет Чимин, сжимая обеими ладошками свою грудь, та даже на половину не прикрывается, их разница в руках настолько большая. — Юнги, милый, пожалуйста, заставь меня потерять сознание от твоего члена. Заставь меня быть безмозглым, чтобы я больше не мог думать о всяких гадостях. — Конечно, детка. Все, что ты захочешь. Юнги, на всякий случай, натягивает на их нижние части тела одеяло — в доме с двумя детьми, даже маленькими, нужно всегда держать ухо востро. Вытянув пульсирующий, налитый кровью орган из штанов и боксеров, Мин размазывает предэякулят по головке и буквально купает его в соках мужа, скользя между толстых половых губ. Так хорошо, что сойти с ума можно. Двигаясь туда-обратно внутри раскрытой вагины, придавливая тяжестью возбужденного члена клитор и каждую пульсирующую складочку, Юнги вновь обсасывает сладкие, твердые соски, мыча от того, как сильно ему это нравится. Вкус молока, которым Чимин кормит их малыша, просто умопомрачительно приторный и тягучий. Не растягивая еще дольше долгожданное воссоединение, Мин крепко держит бедра мужа вокруг своих ног и толкается на полную длину в горячую, глубокую дырочку. — Так прекрасно… — шепчет Юнги, замирая внутри. Он чувствует, как его обхватывает рыхлая, склизкая, но при этом все еще узость мужа и ничего лучше в жизни нет и быть не может. Юнги знает, что Чимин начал заниматься гимнастикой и записался в спортзал — видел списание с общей карты, так что он уверен, еще пара месяцев и щелка мужа станет чуть более сжатой и тугой, чтобы совсем свести его с ума. — Ты прекрасен. Грея свой член внутри, не двигаясь и не делая вообще ничего, чтобы доставить им обоим желанное удовольствие, Юнги целует уже уставшего и заплаканного мужа. Он знает, что Чимин проснулся сегодня в пять утра из-за плача и не садился ни разу за день, все еще пытаясь найти достойную школу на будущий год для Сонхвы. Вся эта суматоха и дичайшее расписание утомляют, поэтому он старается делать как можно больше, чтобы поддержать любимого и по возможности разгрузить — купает детей по вечерам, носится в перерыве на обед по городу, покупая на будущее всякую школьную хрень, новые игрушки и новые ползунки, потому что те убиваются чуть ли не за день, делает массаж Чимину, если тот не сразу отрубается как только касается головой подушки. Поэтому Юнги чувствовал себя очень оскорбленным, когда Чимин заставлял себя, задвигая все проблемы, и доставлял удовольствие ртом, исключительно, чтобы не досаждать мужу. Но еще больше — он переживал. И теперь, когда они разобрались с этим, Юнги будет трахать любимого так часто, так хорошо и много, чтобы он даже не успевал думать о всякой чуши. Нацеловавшись вдоволь, Юнги ложится на грудь мужа и крепко обнимает маленькое, мягкое тело, практически сразу ощущая как ладошки в ответ начинают поглаживать затылок и спутанные волосы. — Так хорошо, — говорит Пак, не открывая глаз. Мин лишь мычит, а потом вдруг застывает и резко садится, прикрывая их одеялом еще больше. — В чем дело? — хмурится Пак, но тут же краснеет и сжимается, пытается скрыться за мужем, когда слышит топот маленьких ножек по полу и скрип двери их спальни. — Мамочка? — сонно хлопая глазками, спрашивает Сонхва. В одной руке у него лев, которому столько же лет сколько и малышу, а другой он трет прикрытый глазик. — Что такое, малыш? — полушепчет Чимин, оборачиваясь к двери и пытаясь выглянуть из-за спины мужа, при этом прикусывая губу от того как сильно сжимает возбужденный орган своей истекающей киской. — Плохой сон? — предполагает Юнги, мельком анализируя ничего ли не видно ребенку. — Нет, — плаксиво тянет мальчик, прижимая к груди мягкую игрушку, и надуто пытается заглянуть за спину отца, — мамочка не надела мне наушники. — Вот оно что, — понимает мужчина и сжимает до боли бедро мужа под одеялом. — Мамочка, видимо, очень устала и забыла. Прости, солнышко. Иди в свою комнату, я сейчас приду и мы все сделаем как надо, хорошо? Голос строгий, родительский, специально, чтобы малыш не принял слабые нотки за возможность прокатиться в очередной раз на шеях родителей и напроситься спать с ними. Сын игнорирует Юнги и тут же перебивает, вставая на носочки и вновь пытаясь заглянуть, чтобы отыскать мамочку глазами. — А что вы делаете? Мамочке плохо? — Нет, просто мамочка устала и я делаю ей массаж, чтобы она хорошо спала. — А что… Ребенок, излишне активный для ночного времени, пытается задать еще какой-то вопрос, но Юнги строго обрывает. — В комнату, Сонхва. Тебе уже пора видеть десятый сон. Иначе завтра я скажу дяде Джуну и дяде Джину, чтобы они не привозили Бом-и. — Нет! — тоненько взвизгивает ребенок и тут же убегает, стуча голыми пяточками по полу. Но это не длится долго, всего через минуту слышится обратный топот и запыхавшийся малыш громко восклицает. — Спокойной ночи, мамочка! — Спокойной ночи, солнышко, — тихо отвечает Пак, пытаясь не выдать хриплый и надломленный голос. Как только шум детских ног стихает в коридоре, главе семейства прилетает смачный шлепок по груди, и он смеется. Юнги знает, что дело не в компрометирующей ситуации, потому что они уже много раз были почти застуканы и выкручивались как могли. Дело в том, как нечестно сыграл Юнги по отношению к сыну, слегка манипулируя и давя на больное место — лучшего друга и, возможно, первую влюбленность ребенка — сына Кимов. Сонхва уже сейчас заявляет, что женится на Боме и никто его не остановит, на что родители лишь умиляются. — Бесчестный Мин Юнги, — фыркает Пак. — Мамочка разозлилась? — посмеивается мужчина, немного сдвигаясь и целуя губы мужа, из-за чего член внутри дергается, как и киска сжимается, получая долгожданную стимуляцию. — Иди скорее, уложи ребенка. Он ждет тебя. А закончим потом. Может быть, завтра или… — Нет уж, детка, в этот раз тебе никуда не деться, — горячий шепот льется прямо в красное ушко, — я собираюсь трахать мамочку так хорошо этой ночью, чтобы завтра она не чувствовала ног. Дай-ка я подготовлю тебя, чтобы ты не заскучал без меня. — Что ты… Рука Юнги тянется к прикроватной тумбочке и открывает самый нижний ящик, доставая крошечный вибратор продолговатой формы, отдаленно напоминающий боб. — Ох, — стонет Пак только от вида игрушки. Мин быстро вымазывает пальцы в прозрачных выделениях вагины, огибая свой член и задевая набухший и обделенный вниманием клитор, и, неудобно сдвинувшись, толкается указательным в задний проход. Чимин впивается зубами в кулак чтобы не завизжать, как похотливая маленькая свинка, дорвавшаяся до лакомого кусочка, когда каждая фаланга с трудом погружается, раскрывает другую дырочку. Муж так хорошо знает, как можно довести Чимина до помутнения рассудка. Юнги смотрит, как с уголка губ стекает длинная нить слюны, и хмыкает: уже насаженный на член Чимин, получает еще и длинный палец в попку, выглядя при этом как ебаная порноактриса. Любимое зрелище прямо перед ним. Внутри тугой дырки так же горячо, как и в пизде, где греется член, и она так невыносимо сжимается, что палец еле скользит. Через время Чимин расслабляется, млея от ласки, и наконец дает возможность толкаться без проблем. Юнги едва ли выуживает одну фалангу и толкает ее обратно, по твердым из-за напряжения стеночкам, но это все равно работает как нечто невероятное. Короткие толчки и задевающий внутри особую искрящуюся точку кончик пальца действительно начинают делать Пака безмозглой постанывающей кашей. — А-ах… — тоненько скулит парень, массируя свои опухшие сиськи. — О боже, милый… Я… Я кажется сейчас… Ах!.. Раскрыв глаза от шока, Пак смотрит в такие же расширенные мужа и тут же закусывает губу, не зная куда деть себя и как спрятаться. Когда вагина, как и крепкие мышцы сфинктера судорожно сдавливаются, при этом Мин даже не успевает вытащить ни палец, ни член, то Чимин ни о чем не может думать кроме того, что никогда не кончал от одного единственного пальца в заднице, расширившего киску члена и предварительных ласк. Он ведь только-только отошел от оргазма, вау. — Маленькая милая мамочка так сильно соскучилась? — воркует мужчина, присасываясь к красной щечке. Член, зарытый в щелку мужа, так сильно пульсирует от желания кончить, но прежде всего — удовольствие любимого супруга. — Не представляешь насколько. Ох, Юнги, я так прекрасно чувствую себя. Мы еще даже не начали, но это так чертовски хорошо… Так… Так… — Я знаю, милый. Давай все-таки закончим с этим и я пойду уложить нашу кроху? Зубы еще яростней вкусываются в губу, когда Чимин слышит об их малыше и думает, как он сидит одиноко в своей комнате и ждет, пока папочка придет уложить его спать. А родители в это время нахально продолжают заниматься сексом. Всеобъемлющая волна стыда прокатывается по нему, но не захватывает в глубокий плен больше, чем послеоргазменная. Каждый мускул и каждая клеточка тела все еще горит изнутри. Вынимая палец, Мин смазывает маленький вибратор все теми же соками, что безостановочно выплескиваются и пачкают киску, — и их так много, Иисусе — и проталкивает в анус мужа. Тот исступленно сжимается на члене и выгибается дугой, когда Мин щелкает кнопкой средней скорости. Чимин весь трясется от того, как сильно тело пронизывает ощущениями внутренней дрожи. И, черт, от любви к мужу тоже, потому что он так хорошо изучил Пака за все годы брака и так осторожно, любовно доставляет ему удовольствие. Если бы он толкнул вибратор в текущую дырочку вагины, то Чимин тут же бы обкончался от нестерпимого экстаза и вибрации, которая прошивает до макушки головы и уснул бы до прихода Юнги. Но теперь… он будет лежать и покорно ждать, пока дорогой муж придет и доведет до еще одного разрушающего оргазма своим членом. Вибрация от попки слишком слабо доходит, но так приятно и растаскивающе, что парень открывает рот и с закрытыми глазами ступает на порог рая. — Держи свои аппетитные ножки открытыми, пока я не вернусь, вот так. Поняла, мамочка? Мужчина откидывает одеяло в сторону, оставляя мужа на виду с открытыми до максимума ногами и тянущимся проводом между ягодиц. Половые губы, хоть и толстые, и опухшие, но уже такие чрезмерно возбужденные и желающие кончить, что открывают полностью красную мокрую щель. А маленькая дырочка зияет пустотой, открывшаяся от перевозбуждения и ждущая. Завороженно понаблюдав за искусством в чистом виде и послушав тихие плаксивые вздохи, что он не может так поступить с Чимином, Юнги хмыкает. Еще как может. Быстро подобрав с пола пушистый халат и накинув, чтобы скрыть болезненно стоящий орган, он уходит укладывать сына. На всякий случай, мужчина проверяет и младшего, но тот спит как убитый, и хотя бы за это Мин благодарит бога. Можно сосчитать по пальцам, когда малыш будил их ночью или на рассвете. Зайдя в комнату старшего сына, Юнги умиляется с того, как тот, сидя в кровати и прижимая к себе львенка, клюет носом. Малыш очень утомился за день и собирался отключиться, но не мог сделать этого без своих наушников. Мин натягивает большие, вакуумные и беспроводные наушники, свои старые, и поглаживает спинку, пока ребенок не уснет. К счастью, с наушниками малыш Сон-и засыпает моментально и спит всегда очень крепко, ничего не слыша. Возможно, это не совсем правильно — позволять ребенку абстрагироваться и приучать к подобному методу сна с детства, но, во-первых, Юнги думает, что он скорее всего израстется и, во-вторых, что они могут поделать, если маленькое чудо горит такой же страстью к музыке, как его папочка? Когда он возвращается, то только слюни не подтирает. Чимин все так же лежит с широко раскинутыми ногами, от бессилия придерживая коленки ладонями и пытается не отключиться от наслаждения. Тело периодически делает плавные волны, пытаясь добраться до той самой точки удовольствия. Рот супруга открыт, а по обоим уголкам течет прозрачная, сверкающая слюна. Про волосы и говорить нечего — муж будто катался на огромном водном аттракционе в парке, когда тебя сажают на лодку и ты летишь вниз с высоты, в конце обуреваемый мощным столпом воды. Но самое милое — то, как Чимин мелко подергивается каждые несколько минут и зовет Юнги. Не медля, мужчина наскакивает сверху, быстро стягивая с себя клетчатые пижамные штаны, футболку и мешающийся, ненавистный халат. Супруг даже не сразу на него реагирует, погрузившись в какое-то странное состояние прострации и отчуждения от всего сущего. Глаза прикрыты, так что мужчине приходится сжать подбородок и мягко подтянуть голову к себе, чтобы оставить томный поцелуй. — Успел соскучиться? — М-м-м, Юнги… — хнычет тут же Чимин, наконец немного спустившись с небес на землю, — Юнги… Пожалуйста, я больше не могу. — Тише, детка. Сейчас папочка утешит свою разнеженную мамочку, да? Хочешь, чтобы стало еще приятнее? — Да, — шепчет в ответ парень. — Да, да, да. Юнги вытаскивает с хлюпом пробку и завороженно наблюдает, как дырка сжимается и разжимается, недовольная опустошением. Красный проход наверняка весь зудит и разбух в ожидании поскорее быть заполненным и трахнутым горячим членом. Быстро смазав себя, Мин плавно толкается в горячее нутро, следя, как тугие стенки раздвигаются под напором возбужденного органа. — Ох, господи! — громко стонет Чимин и тут же зажимает себе рот рукой, испуганно смотря на дверь. Юнги начинает медленно раскачиваться, плотно вжимая и себя, и бедра в мужа и, постанывая сквозь зубы, пытается успокоить любимого: — Не волнуйся, дети спят. К тому же я не просто так ебался целый месяц со звукоизоляцией. Черт, блядь, мамочка так хороша для меня… Хоть Юнги и успокоил насчет шума, но парень все равно не рискует, тонко и звонко поскуливая, иногда прижимаясь к плечу, чтобы заглушить голос. — Для тебя… все мои дырочки хороши для тебя. Да! — задыхается Пак, когда муж набирает скорость плавно скользя и вколачиваясь с каждой секундой все неистовей. — Да, вот так, милый! Ах, ах, боже!.. Резко выскользнув из заднего прохода, Мин толкается в мягкость и влагу хлюпающей вагины, тут же яро долбясь. Яйца шлепаются о липкие ягодицы так сильно, что чавкающие звуки разлетаются по всей оглушающей тишине комнаты. Как только Чимин перестает контролировать свой речевой аппарат и испускает звенящие громкие стоны, приближаясь к еще одному оргазму, Юнги вновь меняет направление, с нажимом пробиваясь в разработанный анус. Мечась по постели, Чимин уже вообще ничего не понимает, способный лишь на глупые собачьи повизгивания. — Я тебя люблю, — лепечет он, цепляясь за плечи мужа и беспорядочно целуя в скулы. — Так сильно люблю, милый. Юнги наклоняется и задыхается, втягивая запах пота с шеи, последний раз покидая любимую попку и легко скользя в растянутую и вспухшую до предела киску. Он ускоряется, трахая мужа так сильно, что ноги падают по разные стороны кровати. Если бы Чимин был в состоянии что-то понимать, то удивился бы тому, что коленки касаются влажных, впитавших чиминову смазку и страсть сплетенных тел, простыней. Удивительно. Юнги целует болящие, искусанные им же самим, губы любимого и шепчет: — Ничто не заменит твою замечательную киску. Самую желанную, самую прекрасную, самую лучшую. Я так сильно люблю тебя, что готов трахать днями напролет. Только бы накормить маленькую, жадную вагину столькими оргазмами, сколько ей потребуется. — Юнги, а-ах! Боже! Блядь! Чимин кончает в третий раз еще более интенсивно, чувствует, как киске тяжело это осилить, что аж распространяется покалывание в пальцах ног, а затем и легкое онемение. Вот только Мин не останавливается, тараня членом уставшую дырочку, и начинает чувствовать, как его заливает кончой мужа. Пак брызгает не длительное время, сопровождая это тонким и длинным блеянием, прерывающимся более громкими шлепками из-за залитых влагой яиц, хлопающихся о ягодицы. Гримаса на его лице застывает искореженная, удивительно затраханная. От нее Юнги выстреливает в самую глубь мужа, стискивая толстые бедра в руках до того, что красная кожа проминается под подушечками пальцев. Вагина с удовольствием сжимается, сытая и заполненная большим количеством густой спермы. Она еще какое-то время тужится, сокращаясь, чтобы выдоить все до последней капли. Юнги смотрит на любимого мужа и понимает, что им обоим требуется перезагрузка, поэтому просто ложится сверху и крепко прижимается. Когда они лежат после в кровати, принявшие быстрый душ, уставшие и разнеженные, Чимин медленно поглаживает макушку супруга. Мужчина с лаской сыплет крошечные поцелуи по болящим титькам и обнимает Чимина, как большой ребенок. — Я же говорил, что перестал пить противозачаточные из-за гормонов? — М-м-м, да, — мычит утомленно Мин. — Я помню. — Ты специально? — осознает Пак, легонько шлепая мужа по голове. — А если я опять забеременею? Третий, Мин Юнги, ты серьезно? Мы еще от Ханыля не отошли. — Золотце, Ханыль просто чудо-ребенок. К тому же я помню, что ты мечтал о трех непоседах. Вот, исполняю мечты любимого малыша. — Мы должны были это обсудить. — Мы вроде обсуждали? — Я думал, ты шутишь! Юнги тихо смеется и выдыхает: — Какие уж теперь шутки. — Иди ты, — фырчит с напускным недовольством Пак. — А как же… вдруг я еще больше растолстею? И опять начну думать всякое? Юнги хитро ухмыляется и поворачивается к мужу, сладко чмокая в любимые, мягкие губы. — Тогда мне придется часто доказывать тебе, что замечательнее тебя, моя милая мамочка, в мире никого не существует.