Останусь

Мне нравится, что Вы больны не мной, Мне нравится, что я больна не Вами, Что никогда тяжелый шар земной Не уплывет под нашими ногами. Мне нравится, что можно быть смешной — Распущенной — и не играть словами, И не краснеть удушливой волной, Слегка соприкоснувшись рукавами. Мне нравится еще, что Вы при мне Спокойно обнимаете другую, Не прочите мне в адовом огне Гореть за то, что я не Вас целую. Отрывок из стихотворения М.И. Цветаевой «Мне нравится, что Вы больны не мной…». За девять дней до отъезда Тани. Как можно охарактеризовать Ингу? Стерва со стальной хваткой или интердевочка? Может, и то, и другое? Определенно да. Девушка давно привыкла к этим определениям и даже провоцировала тех, кто о ней так отзывался, потому что так проще. Конечно, были причины, и одна из них — разбитое сердце. Банально и прозаично, зато правда. Тот день она пыталась забыть как страшный сон. В какой-то момент у нее почти получилось, но… пресловутое «но»! Собиралась на очередное разовое свидание с респектабельным мужчиной, который видит в ней лишь смазливую куклу. На большее и не рассчитывала, потому что любовь — это слишком сложно и больно, а вот секс для здоровья — самое то. Наутро даже не могла вспомнить имя полового партнера. Правда, боялась нарваться на противника презервативов, но до сих пор удавалось контролировать. Не хотелось признаваться, что где-то в глубине души завидовала Васильевой: на рассвете карьеры была влюблена в Романовского — тот предпочитал не замечать ее недвусмысленные намеки, а говорить прямо не решалась. Со временем осталась только дружба, так как поняла: Кирыч женат на работе, и служебные романы не входят в круг его интересов. Смирилась. Появилась Таня, и все представления о железном майоре разрушились вмиг: от них с первых дней летали искры. От Инги это не ускользнуло, но она наивно полагала, что это так, разовая акция со стороны друга. Оказалось, это настоящая любовь — чувство, которое ей неведомо. «Вот чем я хуже нее?» — нередко задавала себе этот вопрос, когда Татьяна и Кирилл только начали встречаться. Не могла смириться с его отсутствием. Привыкшая с юности считать всех мужиков парнокопытными созданиями, предполагала, что Романовский уверенно строит карьеру в Северной столице или на худой конец погиб. Васильеву было жалко. Девушка понимала: Таня будет ждать до последнего вздоха. Умилялась и снова завидовала, поскольку она бы так не смогла. Наверное. В коридоре, у трюмо, красила ресницы черной тушью. Улыбнулась. Длинное атласное платье алого цвета с открытой спиной и глубоким декольте, черные шпильки, распущенные завитые волосы, серебристые тени, темно-красная помада — идеально. Смелая. Красивая. Дерзкая. Звонок телефона. — Да, Олег? — пролепетала Инга. — Уже выхожу. «Да, он такой же лох, как Воронин, но, по крайней мере, при бабках», — успокаивала себя. Взяв черный маленький клатч, поспешно вышла из квартиры.

***

Громкая музыка. Толпы людей. Привычно отожгла на танцполе вместе с кавалером на одну ночь, но почти не выпила: мысли о Кире не покидали. «Как он мог так с нами поступить?!». — «Маргариту», пожалуйста! — обратился к бармену высокий блондин с голубыми глазами лет тридцати. Он был одет в белую рубашку и черные брюки. — Олег, может, сразу к тебе? — устало спросила брюнетка. — Давай. — Мужчина улыбнулся во все тридцать два зуба. Кто бы знал, как от этого устала, но остановиться, видимо, уже не в силах, потому что — опять же — так было проще жить. Они вышли из клуба, и капитан села на переднее сидение его авто, пристегнувшись «Даже руку сложно девушке подать!» — возмущалась. Машина завелась быстро. Первые минут десять ехали молча. Она делала вид, будто любуется ночной Москвой. — Инга, я тебе хоть немного нравлюсь? — обернувшись, посмотрел ей в глаза. — Конечно, нравишься. За дорогой следи, а то в аварию попадем. — Что-то не так? — Не парься: просто на работе аврал. — Ну, не дуйся, воробушек! Олег снова приторно улыбался, а Инга, недоуменно посмотрев на него пару секунд, вспомнила кошмар всей жизни. — Останови машину: у меня менструация началась. Я позвоню, — кое-как выдавила. — Ты уверена? — Да! «Какой же он все-таки идиот!». Разочарованный мужчина молча высадил ее на дороге, уехав. В любой другой ситуации капитан сказала бы не очень приличное слово, но сейчас на Олега было плевать. Двенадцать лет назад… Отличница, революционерка, спортсменка и просто красавица — это про нее. Бежевые стены. «Девочка с персиками» на одной из них. Бордовые шторы. На полу пушистый белый коврик. Многочисленные грамоты, кубки и медали за победы на соревнованиях по баскетболу находятся на деревянных полках. В левом углу стоит огромный шкаф с романами девятнадцатого века, в правом — стол со стулом. Форменный беспорядок из тетрадок с конспектами и громоздкий белый компьютер. В центре кровать, на которой светло-розовое постельное. На одеяле любимая книга «Гордость и предубеждение». Она в белой сорочке. Спит как убитая. Перевернувшись на левый бок, подложила руки под щеку и улыбнулась. В ногах дремлет любимая черная кошка Марфа. Раннее утро. В белое окно проник первый солнечный луч — проснулась, но вставать не хотела. Ей всего восемнадцать. Вчера успешно сдала летнюю сессию и планировала проваляться в кровати до обеда. Зевнула и под действием солнца зажмурилась. — Инга, вставай! Уже шесть утра, — в комнату вошла ухоженная невысокая женщина лет сорока со светлыми волосами и голубыми глазами. На ней было синее домашнее платье выше колена. — Мы сегодня едем на дачу. — Ну, мам! — тут же вскочила. — Никаких «ну»! — отрезала и направилась в сторону выхода, стуча красными каблуками. — Переодевайся и иди завтракать. Екатерина Васильевна учитель начальных классов, поэтому мнение дочери для нее вторично. Вздохнула. «Ведь все так хорошо начиналось!..». Марфа все так же дремала на кровати.

***

Несколько лет назад какая-то дальняя родственница, Серафима Михайловна, завещала Воробьевой-старшей дачу и хороший участок земли — причина не интересовала наследницу. Дача, помимо небольшой летней кухни и совмещенного санузла, состояла из двух этажей. Все комнаты светлые и просторные. Екатерина Васильевна была в восторге от такого подарка, а будущий опер лишь пожала печами, когда услышала эту новость. Приезжала учительница начальных классов сюда, однако, нечасто. Дом сделан из дерева, которое уже прогнило. Два больших пыльных окна и старая красная черепица. Невозможно обойтись и без никчемных грядок и теплицы, где невкусные помидоры и огурцы. Студентка прошла в глубь помещения. В центре большой изумрудный продавленный диван. Скрипучий пол из дерева. Белый потолок, имеющий желтые разводы. Голубая люстра с белыми плафонами, которая вот-вот свалится кому-нибудь на голову. Напротив дивана стояла пыльная тумбочка, прикрытая вязаной белой салфеткой, а на ней — маленький черный телевизор в форме куба. В левом углу кухонный гарнитур яичного цвета и неработающий холодильник, в правом — деревянная крутая лестница, ведущая на второй этаж. Если присмотреться, то можно заметить изобилие паутины. Поскольку Инга была здесь впервые, она пребывала в шоке. — Мам, мы здесь надолго? — спросила, убирая прядь за ухо и ставя рюкзак на обшарпанный стул. — На месяц, — ответила та, осматривая запущенные владения. — Поможешь привести в порядок первый этаж? — Конечно, — натянула улыбку, взяв веник и совок, которые стояли за тумбочкой. «Хорошо, хоть туалет и душ есть», — нервно усмехнулась. *** Прошла неделя. Ей начинал нравится этот дремучий поселок. Восемь утра. В желтом летнем платье шла из продуктового магазина — в руках два пакета. Пасмурное небо. Жужжание мух и пчел. Приподнятое настроение. Вдруг какая-то голубоглазая худощавая брюнетка лет пятнадцати в салатовом платье, резво промчавшись на зеленом велосипеде, окатила водой из лужи. — Поаккуратнее нельзя?! — крикнула вдогонку. Было обидно, потому что даже не извинились. *** Полдень. На втором этаже, у себя в комнате, в сером спортивном костюме лежала на кровати. Темень. Двуспальная скрипучая деревянная кровать. Такой же пол, застеленный зеленым ковром. Наверху большое вымытое окно. Красный маленький перегоревший ночник стоит на прикроватной тумбочке. В правом углу низкие стул да стол. Она пыталась перечитать роман «Преступление и наказание», взятый из библиотеки, но вскоре отложила книгу в сторону. Мама нашла неоплачиваемую подработку в виде репетиторства с соседским мальчишкой, который явно был гуманитарием, — дома ее сейчас не было. Неимоверно скучный распорядок дня. Сегодня справилась быстрее. Не представляла, чем будет заниматься, поскольку о связи и мировой паутине тут, наверное, даже не слышали. Можно, конечно, подняться на чердак и ради интереса начать разбирать какой-нибудь старый хлам, но Екатерина Васильевна по неизвестным причинам строго-настрого запретила это делать. Решив развесить выстиранное белье, она со вздохом вышла на улицу. Как ни странно, с бельем затянуть не получилось. Закончила развешивать, когда к белому забору подошла та самая брюнетка, только сейчас она была в светло-розовом сплошном купальнике. — Привет. Я Катя. Ты, наверно, та самая Инга? — спросила, нисколько не стесняясь. Хотела промолчать, но стало интересно. — Привет. В каком смысле — та самая? — Ну, это же ты вчера так классно наших пацанов в баскетбол сделала? — говорила с восторгом. — А, ты об этом, — улыбнулась. — Мне было легко. Катя покраснела. Повисла пауза. — Слушай, а пойдем на речку? Она тут, совсем рядом. Неожиданно для самой себя согласилась. Перед уходом переоделась в темно-синий раздельный купальник, взяла крем для загара, пляжное полотенце и оставила маме записку на трюмо. Новая знакомая с нетерпением ждала, когда она выйдет. *** На пляже было прекрасно, несмотря на то что солнце палило беспощадно. Они с Катей лежали в метре друг от друга. Она без остановки рассказывала местные байки, потом спросила совет насчет первой любви. Покраснела: еще даже ни с кем не встречалась. *** — Какого хрена она бросилась в воду, если плавать не умеет?! — Идиотка! — Сумасшедшая! — Утопленница? — Да нет, вроде жива! Инга, почувствовав касание губ, наконец-то открыла глаза. Мокрая. Лежит на песке. Красивый парень, очевидно, делал ей искусственное дыхание. Рядом Катя и толпа незнакомых людей. Сразил приступ кашля. Вспомнить, зачем пошла в воду при неумении плавать, не могла. — Как вы себя чувствуете? — спросил блондин-спасатель, когда у нее прошел кашель. — Замечательно, — улыбнулась. Было понятно: влюбилась с первого взгляда. *** Прошло две недели. Ее спасателя звали Степан. Он был старше на девять лет. Долго отрицала факт влюбленности, но, когда пригласил на прогулку, сдалась, признавшись ему. Притянул к себе и поцеловал — она была на седьмом небе от счастья. Все было замечательно: они встречались, парень ни на чем не настаивал. Екатерина Васильевна сорвалась в Москву: соседка сообщила по телефону, что их подъезд обнесли. Вечером Степан позвал ее домой. Она, недолго думая, согласилась. Пришла. Было темно. Поужинали. Танцевали под граммофон. Прижалась к нему во время медляка. Казалось, что сердце вот-вот выскочит из груди. — Ты меня любишь? — спросила с придыханием. — Конечно, люблю, а ты? — улыбнулся как Чеширский кот. — Согласна провести со мной остаток жизни? — Больше жизни. Конечно, согласна, — прошептала, закрывая глаза. Пластинка остановилась, и начался кошмар. — Тогда докажи, что больше жизни, — приказал. — Подожди… Я еще не готова, — растерялась. — Я не хочу! — Не загоняйся: все будет нормально! Он был больше ее в два раза, поэтому бросил, как мешок картошки, на диван, быстро начав раздевать. Серые глаза Степана обезумели. Инга, хотя и испугалась, даже не пыталась сопротивляться и раздевала его: надеялась, что он будет нежным. Становилось жарко. Парень судорожно целовал все: губы, шею, грудь, ключицы. Опрокинула голову для удобства, прикрыв глаза. — Я боюсь — пожалуйста, не надо… — прошептала высохшими губами и распахнула глаза. — Мне пофиг! — прозвучало в ответ. Увидела, как рвется упаковка презерватива. Степан перешел к главному, Инга почувствовала боль внизу живота, и раздался первый громкий стон. Так было несколько раз. Поняла, что станет женщиной после второго. Дальше — потеряла счет времени… *** — Ну, не дуйся, Воробушек! — сказал после. Влепила крепкую пощечину, а он за это разбил ей губу. *** Заявление писать не стала, потому что, во-первых, было бы стыдно перед мамой, от которой не смогла бы скрыть, а во-вторых, он все равно бы откупился, да и следы близости девушка уничтожила, стоя под душем два часа. Было противно. Через год, случайно встретившись в Москве, Катя сказала, что Степан умер от передоза. Наше время… Она даже Кирычу не рассказывала о том, что произошло тогда. Слезы текли по щекам без остановки. Шла куда глаза глядят. Нужно было кому-то излить душу. Поскоку подруг нет, из Тимохи тот еще собеседник, Тане переживаний и так хватает, остается только… — В каком клубе концерт даете, ночные шакалы? — В бойцовском, малыш. Фейсконтроль там жесть, а шансов у тебя примерно ноль. Усмехнулась, шмыгнув носом. Сейчас это то, что нужно. *** Никита Воронин в одних темно-синих трусах стоял на пороге съемной квартиры, рассматривая зареванную растрепанную коллегу, которая держала в руках полную бутылку хорошей водки. — У тебя тушь потекла. — Я в курсе. Секундное молчание. — Пельмени с мазиком будешь? — Буду. *** Маленькая уютная кухня. На столе две тарелки пельменей с майонезом и петрушкой, бокал сухого красного вина из Грузии (запасы заядлого холостяка) и рюмка сибирской водки. Инга ела с большим аппетитом, а вот Никита к еде почти не притронулся. Он все время смотрел на девушку так, что она смущалась как девчонка. — Ты вообще сегодня ела че-нибудь? — Не успела. — Она поднесла к губам бокал. Чокнулись. Разговаривали обо всем на свете, только не о работе. В основном, делились историями из детства. — Ты прям так и сказал?! Совсем не удивительно, что она тебя отшила на первом свидании, — заливисто смеялась. — Знаешь, это лучше, чем кнопки под парту подкладывать полгода, — делано обиделся старший лейтенант. — По крайней мере, это было из лучших побуждений! — А… Неожиданно в квартире пропал свет. — Я щас. — Встав из-за стола и взяв телефон, жилец квартиры пошел разбираться с электричеством. Не заметила, как глаза начали слипаться… — Совсем как маленькая, — улыбнулся вернувшийся Воронин, когда увидел, что Инга уснула, подложив руки под голову. Голова — на столе, а брюнетка что-то бормочет во сне. Он аккуратно перенес ее на диван и отправился спать.