***
Они сидели на кухне, пили черный чай и не могли связать двух слов из-за того, что слишком долго не виделись. — Зачем тебе столько кофе? — спросил невпопад, указывая на гарнитур. Там стояло банок пятнадцать. — Купила по акции, — равнодушно размешивала напиток ложкой. Не поверил? Плевать. Не претендует на звание самой виртуозной лгуньи. Без кофе просто не может жить… хотя нет, опять врет: жить — это уже не про нее, она не может без него существовать, — да, вот так, пожалуй, лучше. Никто же не обязан знать ее состояние, правда? Конечно, догадывались — упорно делала вид, что все в порядке, надменно улыбаясь. Только перед Ларчиком не притворялась, потому что знала: бесполезно. «Актриса погорелого театра», — думала про себя, но все так же продолжала играть стерву. Иногда переигрывала, но все равно старалась держать лицо, поскольку так было проще. Не хотела, чтобы жалели, потому что боялась сломаться. Ужасно боялась дойти до точки кипения, так как в этом случае придется идти к психологу. Бабушка уже предлагала — отказалась, хотя и понимала, что ей нужна помощь. Может быть, потом, но точно не в этом месяце. Татьяне никогда не нравилась повесть-феерия «Алые паруса» в силу наивности, но сейчас осознавала, что стала той самой Ассолью. Не могла по-другому. Оголять чувства перед Ваней особенно не хотелось из-за его предвзятого отношения к Кириллу. Догадывалась, что причина неприязни не только в столкновении двух начальников, но давно закрыла этот гештальт, хотя что там, по сути, было закрывать? Совершенно ничего, просто детская влюбленность. Да, она была влюблена в Дудина и именно благодаря ему оставила пацанские замашки. Разумом понимала, что это бессмысленно, ведь он никогда бы не решился на служебный роман: слишком правильный мальчик. После случившегося с Наташей капитан от всех отдалился — очень переживала, несмотря на то что все понимала. Надежда умирает последней, ведь так? Когда появился Романовский, Васильева поняла: Иван не герой ее романа. Железный майор будто все вырезал электрическим скальпелем. Уход Дудина был вполне ожидаем, поэтому Таня не стала останавливать друга. — Так зачем тебе Алексеев? Почему эту информацию нельзя запросить официально? — вынырнула из воспоминаний. — Он же обычный водитель, всю жизнь прожил в Туле и полгода назад перебрался в столицу, как и мечтал, — ничего криминального в его биографии не наблюдается. — Да? Мне просто сказали, что его посадили за серийное убийство, — явно растерялся, отставив чашку. «Ну что за детский сад?!» — подумала лейтенант, делая глоток остывшего чая. — Многих убил? — Ей было интересно, как далеко это зайдет. — Почему ты сам не можешь узнать то, что нужно, раз он тебе так необходим? — Сестру, жену, любовницу, тещу и ребенка, — после десятисекундного молчания выдавил из себя Дудин. — Мы сейчас как раз разрабатываем его. — Чьего ребенка? — Так… своего. — М-м, и наверняка с особой жестокостью? — Дедушкина внучка изо всех сил старалась сохранять серьезное лицо. — Да, с особой жестокостью, — с невинными, как слеза, глазами утверждал Ванька. — Сестру, жену и любовницу зарезал кухонным ножом, а ребенка и тещу задушил голыми руками. — Да ты что?! — воскликнула девушка. — А девочка или мальчик? — Что? — Я спрашиваю, девочку или мальчика убил Алексеев? — А-а, мальчика. — А в какой руке держал нож, когда совершал тройное убийство? — Так… в левой. Он пригласил их на званый ужин, чтобы огласить завещание, и подсыпал мышьяк в вино, которое выпила вся семья. — Девочка тоже? — Ну да. Вот тут громко и неприлично засмеялась, проще говоря, заржала, и Иван, поняв свою оплошность, покраснел. Поймала себя на мысли, что впервые искренне рассмеялась за весь этот период. Утерев выступившие слезы, строго сказала: — Дудин, во-первых, у Алексеева нет ни жены, ни ребенка, ни, соответственно, тещи. Не понимаю, о чем Никита думает во время работы. Вероятно, очередную пассию завел. Во-вторых, он правша, а не левша. В-третьих, Ванечка, гражданам до восемнадцати лет не рекомендуется употреблять алкоголь. В-четвертых, если вы с Ворониным еще раз решите оказать мне моральную поддержку, то, пожалуйста, придумайте что-нибудь более оригинальное, соблюдая причинно-следственную связь. — Мы больше так не будем. «Ну, точно детский сад!» — усмехнулась. Общение пошло как по маслу — непринужденные шутки, воспоминания, смех. — Знаешь, я очень часто жалею, что тогда в клуб повел Марину, а не тебя: если бы рядом со мной была ты, мне бы и в голову не пришло задерживать того торговца, — вдруг признался Иван. Лицо девушки вмиг стало серьезным. — Вань, история не терпит сослагательного наклонения. — Но, может, мы все-таки… — Онегин, я тогда моложе, Я лучше, кажется, была, И я любила вас; и что же? — Я думал, что… — Ваня, давай забудем этот разговор. Ладно? Я век ему буду верна. Не успел ответить, так как раздался оглушительный звон, а потом — резкий звук: дверь в квартиру с грохотом упала на пол. На пороге стоял третий член этой компании. Разъяренная Татьяна вышла в коридор. — Воронин, какого хрена?! Из уст девушки вырвался трехэтажный мат. Хорошо, хоть у соседей была свежа память о Романовском, и они не вызвали их коллег. Успокоившись, скрылась в кладовке. — Ее что, Кир Дмитриевич научил? — усмехнулся Никита. — Заткнись лучше, — сквозь зубы процедил Ваня, тоже вышедший в коридор. — Ваш идиотский юмор, Алеша Попович, в данном случае вообще не уместен. — Таня вернулась с большим черным чемоданом инструментов и отдала его старшему лейтенанту.— Значит так, бездельники, я пока девушка свободная, так что вставлять дверь будете вы. Я пойду посплю пару часиков, а то сегодня на работу. Два охреневших друга стояли как истуканы, а уставшая Васильева скрылась в спальне, вновь окунаясь в воспоминания.***
Одним нежным взглядом мог заставить ее забыть даже о работе, но в то «прекрасное» утро они чуть не опоздали в УВД по другой причине. Говорят, если пара не разошлась во время первого ремонта, то семья будет крепкой. Ни у младшего лейтенанта, ни у ее начальника не было никакого желания проверять это высказывание так скоро — жизнь, как всегда, внесла коррективы. Раннее утро. Спят на кровати, прижавшись друг к другу. Кирилл проснулся первым и долго смотрел на нее, изучая каждую черточку лица. Бормотала что-то во сне. Часто задавался вопросом, за что ему такое счастье. Они понимают друг друга практически без слов. Никогда не испытывал подобного. Улыбнувшись, поправил выбившуюся прядку ей за ухо, она улыбнулась в ответ. «Какая же ты красивая, мой ангел!». Услышал шум воды. Когда увидел, что с потолка течет ниагарский водопад, едва сдерживался, чтобы не проклясть все на свете. — Васильева, просыпайся: нас затопили, — спокойным голосом произнес он. Танюша с трудом открыла глаза. Слово «нас» приятно удивило.***
Романовский спустя время покрывал потолок водоэмусионкой в черной футболке и серых шортах, стоя на металлической стремянке, Васильева придерживала ее, настроение было прекрасным. — Милые люди эти Потаповы, — сказала Таня, улыбнувшись. — Милые, — согласился Кирилл. — Михаил Геннадиевич был учителем в школе, где я учился, Любовь Егоровна работает санитаркой в ***. В душе у обоих невероятно тепло.***
Этажом выше худенькая женщина с длинными черными, как смоль, волосами и голубыми глазами в маленьких позолоченных очках, оранжевом свободном платье сидела за кухонным столом вместе с мужем, седым невысоким упитанным мужчиной с серыми глазами в фиолетовой рубашке и черных брюках. Они ужинали и эмоционально разговаривали. — Миш, как ты умудрился забыть закрыть кран в ванной?! Уехала на один день с подругой на дачу, и получай, фашист, гранату! Я тебе говорила, чтобы ты пил глицин, — все без толку! Знаешь, как перед людьми неудобно? Скажи спасибо, что с тебя деньги на ремонт не потребовали! — возмущалась Любовь Егоровна. — Можно подумать, Романовский стал бы брать деньги у первого учителя. Потом, ты разве была не рада познакомиться с его девушкой? По-моему, очень хорошенькая. — Михаил Геннадиевич знал, что сказать, чтобы жена от него отстала. — Во-первых, это неприлично, а во-вторых, Танечка и вправду очень хорошенькая. — Женщина улыбнулась. — Когда это она успела стать для тебя Танечкой?! — удивился муж. — Когда вы с Кирюшей устраняли последствия твоей безалаберности, мы с ней очень мило побеседовали. — Люба, ну зачем надо было мучить девчонку? — усмехнулся бывший учитель. — Сразу же видно, что настоящая. — Тебе-то, может, и — сразу, а вот я должна была убедиться. — Ну и как? Она смогла тебя убедить? — Представь себе, да, — сказала с воодушевлением. — Она меня очаровала, так что будем надеяться, что дело кончится свадьбой. — Будем надеяться, — согласился с улыбкой, отставляя пустую тарелку.***
Осень. Пасмурно. Зеленый ржавый поезд. Девушка в длинном свадебном платье осторожно ступает по железнодорожной платформе, усыпанной разноцветными листьями, не до конца понимая суть происходящего. Здесь был мужчина с бакенбардами лет сорока пяти в черном плаще из кожи. Это Васильев. — Дед, что случилось? — Заметив легендарного следователя, Таня вскинула левую бровь. Тот лишь сочувственно посмотрел на внучку, пожав плечами. Поезд вздохнул, будто намекая, что пора возвращаться. Виктор вскочил на подножку и растворился, казалось, в тумане. — Нет! — кричала до исступления. — Пожалуйста… Там уже никого не было. Накатанный сценарий неожиданно изменился: она начала падать куда-то вниз. Ощущение, будто из нее вырвали сердце — жизнь окончательно оборвалась.***
— Нет!!! — Дедушкина внучка проснулась в холодном поту, приподнявшись на локтях, и судорожно переводила дыхание. Вдох-выдох, и откинулась на салатовую подушку. Перевернулась на другой бок. Опять этот дурацкий сон! Стал сниться, после того как Кирилл сделал предложение, и каждый раз просыпалась в холодном поту и в отвратительном настроении, в особенности теперь. Никогда не верила в мистику, поэтому полагала, что это просто расшатанная психика. Легче от этого не становилось. С момента исчезновения жениха стала приобретать снотворные и успокоительные, доставаемые через одноклассницу-фармацевта, — хоть временное облегчение. Правда, иногда забывала принять таблетки. Увидела электронные часы, стоящие на темной прикроватной тумбочке, — шесть утра. «Отлично». Получается, спала всего два часа — что ж, сама виновата. Вставать не хотелось вообще, но планы нарушил грохот, кажется, доносящийся из кухни. «Блин, что они опять натворили?!». Накинув бежевый атласный халат и обув мягкие белые тапочки, вылетела из спальни. Деревянная кухонная дверь была приоткрыта. Остановилась возле нее, боясь зайти: успела представить, как будет отдраивать посуду, плиту и гарнитур. — Часто с ней такое? — обеспокоенно спросил Иван. — Практически все время. — Никита это сказал таким тоном, будто для нее пора заказывать катафалк. — Как она вообще работает в таком состоянии? — Дудин явно отодвинул стул, потому что Таня услышала жуткий скрип. — Так же, как и Кир Дмитриевич: чуть ли не живет на работе и готова идти по головам, для того чтобы найти убийцу, — наверняка что-то размешивает. — Ты считаешь, что это нормально?! — вскрикнул Дудин. — Нет, я, конечно, знал, что Романовский самый настоящий ублюдок, но его за такое четвертовать мало! — Ага, — мрачно подметил Воронин. — Только ты одного не учел: если мы предпримем какие-то действия относительно Романовского, Васильева нам башки открутит, причем не исключено, что Кир Дмитриевич ей поможет, когда вернется. — Да почему вы так уверены, что этот подонок вернется?! Он ее бросил. Понимаешь, бро-сил?! — Да тише, услышит. Давай лучше следы заметать, пока она не встала. Лейтенант испытывала противоречивые чувства: с одной стороны, в глубине души понимала, что ребята желают ей только добра, а с другой — какое право они имеют оценивать Романовского и его действия, вторгаться в ее личное пространство, выламывать дверь?! Абсолютно никакое, однако, чтобы окончательно не свихнуться, нужно держать лицо. Натянув улыбку и мысленно пообещав быть спокойной как удав, она потянула за черную дверную ручку. Выдохнула с облегчением. «Могло быть гораздо хуже». На четвертой конфорке плиты стояла алюминиевая кастрюля, в которой была подгоревшая овсяная каша. Сонные барабашки, сидящие за белым столом, с испугом ожидали ее реакции. Таня ощущала себя полоумной, от которой можно ожидать чего угодно. Впрочем, наверное, так оно и было: все, кроме Ларчика, ходят вокруг нее чуть ли не на цыпочках, все время боясь сказать что-то лишнее. Никита с деланно-равнодушным видом закуривал, а Ваня заламывал руки, сочувственно смотря на нее. — Грохот откуда был? — спокойно спросила. Напарник оставил сигарету, удивленно смотря на нее. — Какой грохот? Танюш, мы просто пытались приготовить тебе завтрак. Ты, наверно, не выспалась, да? — похоже, действительно не понимает, о чем она спрашивает. — Судя по запаху, эту кашу уже ничем не спасти. Если хотите, могу приготовить сырники, после того как приведу себя в порядок. Конечно, не обещаю таких же вкусных, как у Ларчика, но тем не менее. — Она искренне улыбнулась. — Все нормально — не надо со мной обращаться как с душевнобольным человеком, пожалуйста. Друзья-товарищи, облегченно выдохнув, с удовольствием согласились на сырники. — Ну и прекрасно. — Еще раз улыбнувшись, Татьяна пошла превращать себя в нормального человека. Бывший начальник пораженно смотрел ей вслед: совершенно не понимал, когда Танюша, которую он знал, могла превратиться в морально взрослую женщину, чем-то похожую на Романовского.