Часть 3
27 июля 2023 г. в 21:00
Моракс недовольно фыркает, чуя остатки ненавистного запаха. Дракон, что позволил Амону построить город на своих землях в обмен на чужую смерть. Какое бредовое соглашение, в чём заключается выгода от такого решения? Он ведь наверняка не знает обо всех нюансах этой сделки, но…
Властелину камня кажется, что Апеп постоянно находится рядом, что ждёт последнего вздоха его друга. Беспокойство бьёт под дых, заставляя крепко-крепко обнять аль-Ахмара, прижать того к собственной груди. Моракс рычит, чувствуя как светлое чувство пачкается в чёрной слизи. Оно бьёт по голове, стискивает рёбра, тянется к сердцу, требуя прогнать конкурента прочь.
И потакает этому чувству драконье нутро, требует забить хвостом по земле, свернуться калачом вокруг повелителя песков, уложить тому голову на колени и ни за что не отпускать из собственной хватки. Он усмехается, щурит глаза, заглядывая в кровавое марево, выражающее лишь непонятое ему смирение. Словно он не имеет ничего против того, чтобы это огромное змееобразное существо преследовало его, словно тому было обещано хот что-то, помимо собственной смерти.
Но ничто не выдаёт в Амоне беспокойства по этому поводу, словно действительно всё именно так, как ему и рассказали. Равнодушие к собственной судьбе удивляет Моракса, и это недоумение начинает кипеть в его грудной клетке. И пусть сердце у него каменное, он отчётливо чувствует как стекает чёрная слизь по шахматной фигуре.
Аль-Ахмар спокойно улыбается, разворачиваясь к нему лицом, аккуратно касается пальцев, что сжимают древко копья, аккуратно проводят по нему, словно стараясь успокоить, ослабить его бдительность, перед тем как поставить его перед неприятными фактами. Глаз цепляется за свежий шрам на ладони, безумно похожий на след от змеиного зуба. Вокруг укуса засохшая кровь, словно он нанесён был относительно недавно. Свободная рука перехватывает раненную конечность, бегло осматривает её, недобро щурясь. Сквозное, ровное, словно Амон не сопротивлялся.
С новой силой по рецепторам ударяет ненавистный запах, заставляя злость в его груди подняться к горлу. И приходится ему приложить огромные усилия, чтобы прямо сейчас не выплюнуть всю эту чернь на Амона.
Мгновение, он раскрывает рот, болезненно щурясь от вылезших драконьих зубов, слишком больших для человеческой челюсти. Аль-Ахмар вырывает руку, с недовольством заглядывая в лицо Моракса. Не объяснить ему всех нюансов этого договора, который он в своё время закрепил кровью. Не объяснить, и от этого безумно больно. Хочется рассказать о том, что оно пьёт его кровь, пьёт, ради того, чтобы облегчить его же участь.
Но говорить ничего не хочется, каким бы обжигающим не был яростный взор властелина камня. Он сглатывает, опуская глаза на шрам. Он понимает, молчание погубит его, но как же хочется попросить его отвернуться и позабыть о том, что он увидел.
Но вместо этого, перед носом клацают зубами, копьё падает на землю, глухой удар эхом раздаётся в ушах. Бог песков сглатывает, повинуясь чужой руке, что грубо ляжет ему на затылок, а после оттянет, заставляя откинуть голову, обнажить шею перед драконьими клыками. Слюна капает на ключицы, выбивая из него смешок.
Моракс — дракон. А драконы существа гордые, ревнивые, не потерпят никого. Никому не позволят присвоить себе то, что принадлежит им. И хочется засмеяться повелителю песков, оттолкнуть от себя нерадивого партнёра, но...
Рука, лежащая поперёк талии, вонзает когти в бок, заставляя Амона болезненно застонать. И это куда больнее, чем проткнутая насквозь рука. Амон отсчитывает удары собственного сердца, прежде чем хоть что-то сказать, но его встряхивают, оцарапывают кожу головы, отбивая любое желание привлекать чужое внимание.
Его зубы медленно погружаются в кожу на шее, перетирают. Привычное при любой прелюдии действие становится неприятным и болезненным. Амон вздрагивает, чувствуя течение собственной крови по ключицам. Мгновение, Моракс отстраняется, принимаясь слизывать его кровь, покрывать слюной нанесённую рану, словно это поможет отпугнуть дракона.
Укусы спускаются ниже, без сожалений превращая грудь бога песков в полотно, которое он без зазрений совести подписывает, превращая кожу в кровавое месиво. Он игнорирует руки Амона, что дёргают его волосы, в тщетной попытке отстранить от себя. И с этого действия хочется расхохотаться. А потом...
Обратиться драконом и снова напомнить о том, кому он принадлежит. И плевать он хотел на договор, что не скреплён им. А ежели он, бог контрактов, не признаёт данное соглашение, имеет ли он право разорвать его?
Оставляя метки и запах, он успокаивается, с видом довольного кота разглядывая свою работу. И пусть лицо Амона скривилось, являя тому негодование и злость. Пальцы его перебираются с волос на щеку, оцарапывают её, переманивая взгляд властелина камня к своему лицу, сжимает подбородок, желая объяснений от наглого архонта.
И прежде чем что-то сказать, перед глазами всплывает яркая вспышка, на несколько мгновений дезориентируя бога песков. Песок под ногами меняется на твёрдую землю. Вокруг зелень и непривычная тишина. В руках Моракса он разглядывает пластину, на первый взгляд, деревянную.
Оглядываясь, Амон сглатывает, опасаясь поворачиваться к властелину камня спиной. Чужая злость не сулит ничего хорошего. Местность ему незнакома, он не помнит такого места во владениях друга.
Дракон рычит, пряча ключ в обитель в складках своей одежды. Сторонний запах притупился, позволяя довольно улыбнуться. Хочется закричать, схватить бога песков за плечи, встряхнуть, крича о том, что ему не нравится происходящее.
Остатки иной чешуи в волосах заставляют разгореться собственную злость ещё сильнее. Амон прищуривается, кидая беглые взгляды на кровавые пятна на собственной одежде. Недовольно шипит, не позволяя схватить себя снова.
Это уже слишком. Аль-Ахмар ничего не спрашивает, скрещивая руки на груди. Моракс порою пугает не хуже неизбежной смерти. И он ненавидит себя за этот страх перед ним. Слишком человеческий он, словно он может умереть так же, как и люди перед гневом бога. Моракс — бог, а ему скоро предстоит умереть, но...
— Идём за мной, отмоешься... — резко говорит Моракс, отворачиваясь от партнёра.
Амон мысленно благодарит его за временное перемирие. Глупо было бы говорить, что он не понимает причин поступков властелина камня. Человеческое сердце более чувствительно, чем то, что в груди у избранников неба.
Ревность. Амон усмехается, осознав это. Но вообще-то... Он сам виноват, не обозначив какие у них отношения. И это кажется таким забавным. Надменный ретивый Моракс, и так самозабвенно отдаётся чувствам, зафиксировать бы, да только он рисовать не умеет. Но ничего, его память сохранит этот момент.
Аль-Ахмар отвлекается, не замечая остановки, и от столкновения его спасает лишь хватка на собственных плечах. Злость в глазах напротив подействует не хуже ледяной воды. Моракс по-прежнему шипит, кивая на водоём.
Амон прикусывает губу, взвешивая всё за и против. Учитывая нрав властелина камня, если он не полезет в воду сам, его с радостью окунут в неё, пытаясь доказать нечто, чего он не в силах понять. И нет, ему понятна природа его ревности, понятно, что все его действия — проявление драконьей природы.
Драконы не отпускают золото из своих лап добровольно. И он признавался себе, такое сравнение обдавало сердце мягким теплом, выбивая из него улыбку в ответ на ярость. Всё встаёт на свои места.
И пусть понимание было достигнуто, задачу это не облегчало. Он бы и мог не склоняться перед Апепом снова и снова, но чёртова жизнь... Жизнь стоит очень дорого, особенно уймы людей. Свою — не жалко, свою — он выменял на жизни людей, которых он защищает, проклятая установка небесного порядка. Своя — ничего не стоит, скоро оборвётся, и словно никогда не было, а потому...
Если ревность Моракса настоящая, пусть она отогреет его перед неизбежным концом. Амон прикрывает глаза, присаживается на корточки и начинает медленно раздеваться. Внезапный порыв ветра ударит в бок, заставив недовольно хмыкнуть, словно всё происходящее идёт просто ради того, чтобы ему насолить.
Минута, другая... О медленно заходит в воду, не оборачиваясь. Едва под водой скроются бёдра, его окатит брызгами. Моракс тяжело дышит, оттягивая назад. Он чувствует эту треклятую отстранённость со стороны бога песков. Что-то не так, и это точно связано с его договором.
Ревность снова царапала рёбра, заставляя впиться ногтями в кожу предплечья Амона. Он словно не здесь, а где-то среди привычных песков. Раствор с золой льётся на спину аль-Ахмара. Властелин камня сжимает зубы, яростно втирая тот в кожу, заставляя повелителя песков зашипеть. Ему не нравится происходящее, хочется заковать вредное божество в цепи, чтобы ни за что на свете раньше времени не отдать его погибели.
Смывая средство, Моракс усмехается, прижимаясь носом к изгибу шеи. От него больше не несёт Апепом, которого он видит прямым соперником. Так гораздо лучше. Хвост бьёт по воде, поднимая брызги высоко вверх.
— Пойдём в дом... — говорит он, утягивая бога песков за собой.
Тот повинуется, прячась в привычном одеянии. Хочется остаться под чужим боком, не раскрывая всей своей гнилой личины. Но Моракс выглядит непоколебимым, не позволяет тому отказаться от откровенного разговора. Он желает знать всё, и он обязательно вытащит ответы на каждый свой вопрос.
Стоит двери за ними закрыться, Моракс начнёт недовольно шипеть снова, ударяя хвостом по полу. Амон оборачивается на жалобный треск дерева, бегло смотрит на вмятину, оставленную хвостом, а потом останавливает его на боге. Ему плохо от злобы в глазах напротив, мягкое поглаживание вот-вот сменится удушающей хваткой. Не то чтобы у него есть выбор, но... Ему очень хочется знать, что чёртова ревность исходит из глубин его сердца, что это искреннее беспокойство, а не жажда владеть без остатка. Он прикусывает губу, а потом делает пол шага назад.
Он вошёл в драконий дом, а значит согласился отдаться сам. Аль-Ахмар закрывает глаза, склоняет голову, смахивая любую тень улыбки со своего лица. Драконы любят смирение, и внезапная хватка на его предплечьях доказывает это.
— Знаешь, Амон... Мне всегда было интересно, почему ты не делишь со мною постель лицом к лицу... — прислоняя к стене бога песков, отзовётся дракон, стискивая ткань, что скрывала его работу.
И стоит той упасть с плеч бога песков, обнажить торс, тот а мгновение замрёт, цепляясь за витиеватые линии, что вьются по бокам и низу живота. Тёмно-синие, почти не отзывающиеся на его касания. Бездна? Часть сделки с другим драконом?
Он облизывает зубы, медленно проводя по бокам. Он не привязал к себе бога песков, не объяснил какие у них теперь отношения, но разве это не очевидно? Разве он не понимает что отдавшись ему самостоятельно, то попадает в его владение?
Задевая когтями хитросплетение линий, он обвивает хвостом чужую талию. Стискивает её, хватая Амона за подбородок. Хитро улыбается, раздвоенным языком проводя по губам бога песков. Ему нравится, нравится чужое смятение, принятие...
Но Моракс его не целует, лишь разворачивает, вжимая лицом в стену, примечает местечко между лопатками, а потом принимается вылизывать его, перехватывая руки чужие на запястьях и заводя их за спину.
Амон вздрагивает, оцарапывает ногтями стык чешуи и кожи, прежде чем услышать недовольное шипение и почти оглушающий треск собственной кожи. Острые зубы вспарывают её, медленно-медленно погружаясь в его плоть. Собственная кровь, та, которую не успеет смахнуть ловкий язык властелина камня, струится вниз по спине, пачкая одеяние и пол. Мясо между зубами словно перетирают, кожу всасывают, словно желая оставить синяк как можно более долговечный.
Шумные вздохи сменятся писком, как только на грудь прилетит удар от чужого хвоста. Моракс довольно зарычит, вонзая ногти в предплечья и размазывая капли крови по рукам, отстранится, принимаясь вылизывать место укуса и как только обильное кровоизлияние прекратится, он прислонится лбом к оставленному укусу. Подождёт несколько секунд, ожидая пока сердце чужое успокоится, а потом...
Под его губами загорается надменный квадрат, окончательно привязывая Амона к властелину камня.
Моракс довольно усмехается, крепко прижимая к себе божество песков.
— Ты остался доволен? — тихо говорит Дешрет, укладывая ладони поверх чужих рук.
Равнодушие в его голосе не задевает властелина камня, тот утыкается носом в изгиб чужой шеи, и довольно заурчав, трётся носом о плечи.
— Да. Ведь ты... Теперь мой.