закат человечности

Вода. Тарелка выскользнула из рук и упала на дно раковины, когда Груша характерно затрещала, сообщая о звонке. Сеченов стряхнул капли с пальцев, переместился из кухни в спальную зону и нажал зелёный знак на полупрозрачном экране. — Сеченов слушает — Он поднёс аппарат ближе к лицу и, взяв с тумбы клочок бумаги и ручку, отправился обратно на кухню. В трубке с секунду что-то капошилсь, а потом забасило: — Дмитрий Сергеевич, это я — Немного хрипло проговорил Нечаев. Сзади послышался механический голос, фраза по смыслу была похоже на: «не так громко, товарищ», по крайней мере академик понял так. — Сынок! Ты как там, квартира хорошая? Мне говорили ты в полицию не хотел являться, мы бы ещё вчера увиделись — Он отпил чаю и выдохнул, остыл, нужно подлить кипятка. — Квартира прекрасная, спасибо, тут ещё яблони растут и двор хороший, всё уцелело. Я только из участка, разбудили чёрт знает во сколько, терпеть их не смог, вас тоже туда посылали? Зачем, сами чтоле не могут эти свои бумажки заполнить. — Я рад что тебе нравится, понимаешь, у них опять проблемы со службами, кажется им не дают документов, Шток тоже жаловался — Ложка звякнула по стенкам чашки. — Документы им не дают. Ладно — С нотой недовольства сказал голос. — Там фрица вашего ранило, живой хоть? Его тащить было тяжело, не зря же? — На это второй в трубке цыкнул и поправил: «товарища Штокхаузена». — У него осколочное в ногу, ничего серьёзного, хромает немного. Спасибо, если бы не ты у меня бы не было помощника. — Работа такая, не благодарите Дмитрий Сергеевич. А вы когда к нам? Наверное заработались, приезжайте, тут икорка вкусная, мне в столовой ещё борща дали, вы такого и не ели в этом своём… как его. — Я на неделе не смогу, ты можешь сам приехать на Челомей, ХРАЗа с собой возьми, проверю как он, я в лаборатории не был с самого сбоя, весь в бумажках. Борщ у нас есть, тоже вкусный, ты совсем забыл столовую? — Так точно, приеду во второй половине, с ХРАЗом всё хорошо кстати, отличный мужик, как настоящий прям, его люди путают иногда в магазине. У вас есть столовая… — Он сделал паузу. — Да, я её не помню. — Ничего страшного. Так, я предупрежу, вас пропустят, мне ещё нужно будет тебе кое что сказать. — Можете сейчас. — Это не для телефонного разговора, только при встрече, очень важное дело. — Гостайны значит, хорошо. Тут ХРАЗ вас просит, вот — Голос отдалился и телефон судя по звуку перешёл в другие руки. — Я пойду чайник поставлю, позови потом — Майор похоже ушёл. — Здравствуйте товарищ Сеченов. — ХРАЗ, ты как там? Чувствуешь себя как человек теперь? — Мужчина усмехнулся и, поставив Грушу на стол, сел. — Ваша работа над системой искусственного интеллекта оказалась весьма удачной, положительных маркеров больше чем отрицательных. Мы ходили на субботник, это был странный экспириенс, в некотором роде приятный, но вы перестарались с моими асоциальными чертами личности — Его тон изменился, он был достаточно мягким и саркастичным, при этом полностью серьёзным, этого ранее в нём не было, что вызывало интерес академика. — Это сильно мешает тебе? Мы можем это откалибровать или ты просто хочешь, чтобы я учёл это при создании тебе подобных? — На последних словах он осёкся и затих, почему это вообще было произнесено и о ком он говорил, если не планировал ещё таких моделей, для кого бы можно было такое сделать, даже если не разум, оболочку, кому нужна именно. Кроме двух. Это будет позже… — Второе, я уживаюсь с тем что есть. — Говоришь, как человек, это хорошо. У меня вопрос. Нечаев в норме по твоему мнению? Я беспокоился. — Ему лучшее, может через время он станет таким же, как был до травмы. Но иногда простые вещи расстраивают его. Это сложно. — Но успехи есть… Я рад — Они немного помолчали. — Вы сегодня приедете, так что, увидимся, спасибо за твой. Труд — Мне это не в тягость, увидимся — Он отдалился. — Товарищ Нечаев. — Иду ХРАЗ, иду — Шорох, снова забасило. — Ало, сынок, я сейчас уже собираюсь на работу, если вы приедете, а меня не будет, то оставайтесь в холле, мы придём сразу, как о вас сообщат. — Понял принял, до встречи. — До встречи. Гудки. Сеченов встал, помыл чашку и, потирая лицо влажной рукой, начал ходить по комнате. Пару минут он вилял туда сюда, собираясь с мыслями. Время не раннее, около десяти, утренняя дремота спала, по коже проходил приятный холод. Было бы хорошо выйти на какой-нибудь балкон, посмотреть на небо, на солнце, может перешагнуть через борт и пойти по траве. Меланхоличные идеи посещали голову пока мужчина одевался строго по будничному. Отражение в зеркале смотрело обыденно спокойным кофейным взглядом, Сеченов не мог сказать, любил ли он своё лицо, он помнил себя много лет назад, кажется с тех пор много воды утекло. Хотя некоторые полимерные манипуляции скрашивали вид, мужчина не мог дать себе больше тридцати семи лет, язык не поворачивался, эта оболочка ещё заслуживает внимания. Он надеялся на это, старость, даже это слово пугало, да, возраст в учёных кругах это почётная вещь, юношей часто считают глупцами, они сами себя таковыми видят, но прожив полвека человек уже знает своё место и то на что способен, его ценят за это сознание. С другой стороны смерть. Она будет однажды, не скоро, но она тянет к себе, она убивает красоту, человеческое, то, что отличает людей от скелетов в их шкафах. Седина. Академик желал бы, чтобы все продолжали думать, что это его модный стиль, что он просто хвастается своим положением, это было не совсем так. Интересно, Шток красит волосы, чтобы продолжать быть удивительно молодым, кажется время не трогает его, также влюблено, не удивительно. Хватит. Сеченов быстро обулся и вышел в коридор. Он вернулся через минуту, поняв, что забыл вчерашний отчёт, теперь он уже полностью готовый направлялся к администратору, под звуки лабораторной возни. Штокхаузен не писал и не звонил, академик думал, что он всё ещё спит, и был морально готов начать работать в одиночку, эта возможность казалась не слишком хорошей, внутри чётко чувствовалась потребность в наличии помощника, но желание дать ему заслуженного отдыха было больше. Лифту не хватало чего-то вроде забавной музыки, наверное если бы она была и создавала незатейливую атмосферу Сеченов мог бы пытаться позволить себе больше, строя из себя шутку. Но музыки нет, как и других пассажиров. В холле тем временем народу достаточно, через него почти приходилось проталкиваться, что раздражало, иногда академик вспоминал, что не любит касаний в большой степени, чем в них нуждается. — Дмитрий Сергеевич — Знакомая рука легла на плечо и выдернула мужчину из общего потока, перемещая его к нужному месту. — Михаэль, доброе утро — Он оглянулся, не зная зачем, а потом уставился на коллегу. — Тань, возьми — Отчёт лёг на стол и его тут же забрали. — Я думал ты поспишь сегодня. — Уже позже десяти, я давно встал и договорился кое о чём с Скворцовым, он сейчас придёт сюда и мы поедем выбирать костюмы для выступления, если вы не против. Не хотел вас беспокоить, по этому говорю сейчас, простите. — Всё отлично, когда мы ещё сможем что-то новенькое купить, тем более под руководством эксперта. — Вы правы. — Шток легко поправил причёску, которую только что сбил неаккуратным поворотом головы. — Вы завтракали сегодня? — М? Да я поел, спасибо за беспокойство, надеюсь ты тоже. — Успелось. — Отлично — В ответ была лишь улыбка, этого было достаточно, чтобы утро из обычного стало хорошим. Сеченов немного завис и не заметил достаточно громкого стука уже знакомых каблуков. — А вот и я дорогие мои, товарищ Сеченов, рад вас видеть, надеюсь вы готовы — Свидрегайлов весело смотрел на коллег через алые огненные стёкла, ярко жестикулируя, в его руках были ключи и белая сумка с двух сторон увенчанная, кажется сломанными пластинками, новая мода делать из старых вещей красивые предметы, что только не придумают ради того, чтобы выделяться из толпы типовых нарядов. — Доброе утро — Очнувшись проговорил академик, в ту же секунду, его и Штокхаузена потянули за собой проворливые руки. Вышли на парковку, солнце легонько грело экстерьер Челомея, было по утреннему влажно. Михаэль снял пиджак и положил его поперёк сумки, алый галстук подрагивал на ветру, чуть сгибаясь в месте, которое плотно сжимал блестящий зажим. Сеченову нравился такой вид коллеги, он не мог отвести от него свой немигающий взгляд, но тщательно старался его скрыть иногда переключаясь на асфальт или капот автомобиля. Ехали на машине художника, даже в его служебке было что-то необычное: подвески из чёрт знает чего, прицепленные к различным местам, приятные душистый запахи и подушки в форме глазастых сердец, эпатажа этому мужчине не занимать, интересно сам ли он их сшил, ровный шов заинтересовал пассажиров, как любителей сшивать человеческие оболочки они были внимательны к этой детали. Скворцову следовало ассистировать на операциях, кажется этот вид прошивки назывался очень забавно, то ли оверлок, то ли что, но вещь в том, что снаружи почти ничего не видно, Шток взял бы на заметку, если бы вовремя не вспомнил, что припусков на коже не существует. Мысли о внутренностях как-то успокоили и салон наполнился тягучей дремотой, Михаэль тут был как у себя дома и расплылся по сидению, косясь к окну и складывая согнутый локоть на его обрамление. Сеченову же не так удобно, его стесняло даже не то, что он в чужой машине, при таком чине, какой имеется, в чужих автомобилях можно и ковры пачкать, но было не комфортно даже сидеть, кажется вчерашние объятие было лишним, когда мысль до него дошла, захотелось от неё скрыться. Возможно это просто утренняя тревога, она часто разъедает изнутри по пустякам и смывается мелкой каплей воды, словно налёт на дне чайника. Водитель не обращал внимания на пассажиров, включил музыку и поставил на автопилот, руки занимал планшет и перо, кажется он вошёл во вдохновлённое состояние и не собирался начинать разговор. Это радовало, сейчас академик не хотел говорить, не находил ни тем, ни слов, ему нужен был какой-то знак. Он перевёл взгляд на Михаэля, тот уже смотрел в ответ и хлопал чёрными ресницами, губы растянулись в мягкой улыбке. Посыл ясен. Внутри что-то успокоилось. Хорошенькое ателье показалось из-за угла, похоже подвеска авто была в порядке, потому что академик пропустил момент, когда машина приземлилась на асфальт и начала по нему ехать, хотя возможно причиной такого стала сеченовская задумчивость и страсть к утопанию в мире далёком от земли, в данном случае утопанию в чужих глазах. Когда он дошёл до того, что в его голове начинаются такие ассоциации, ужасное состояние, простое до глупости, иногда душевный трепет переходит некую границу и в этот момент нужно вспомнить, где ты находишься и кем ты являешься. Крупные печатные буквы на вывеске блестели на свету, прозрачная дверь была закрыта, значит внутри работает кондиционер. И правда, в длинном помещении достаточно прохладно, слышался монотонный звук вентиляции, тяжёлый грохот машинных стежков и говор, прерываемый железным скрипом ножниц. На входе встретила миленькая женщина, сначала она хотела усадить гостей ждать на пуфы, все работники были заняты, обслужить некому, но самый последний зашедший — Сеченов, произвёл на даму неизгладимое впечатление, и она решила вытащить недостающего сотрудника из подсобки. Это был худой блондинистый паренёк лет так двадцати, сначала он был недоволен своим положением, но на него снизошло осознание скорой возможной премии и более он не проявлял никаких чувств кроме положительных. Юноша предложил вошедшим раздеться и, когда те повеселил свои пиджаки на вешалки вместе с сумками, отвёл гостей в ту часть ателье, где находились уже сшитые модели. Это была крупная и самая дальняя комната, т-образно расширенная и имеющая в себе кучу примерочных, рядов вешалок, манекенов, стульев и маленьких площадок, куда становились, чтобы показать себя. Скворцов вился вокруг консультанта, бойко пояснял что он хочет видеть на «своих дорогих выступленцах», иногда в руках его появлялись фотокарточки или вырезки из журналов, несмотря на то, что со стороны поведение мужчины казалось странным, подробность его рассказа позволяла быстро отыскать нужные вещи. Пришли и уселись. Место себе нашли подле двух свободных примерочных, отгородившись от остального пространства серой шторкой, уютно. Живые цветы стояли в вазе на низком столе, похоже здесь всё предназначено для важных гостей, на стенах замысловатые картины, пахло духами и розовой водой. Михаэлю явно нравилась такая обстановка и он сам начал походить на ясный цвет, завитки волос в некоторых местах сливались с лиственным узором на обоях, что было забавно и очаровательно одновременно, общий силуэт Штока изначально острый и тревожный, но здесь он, кажется, нашёл своё место и, опираясь на светлые ткани дивана, приобретал нужную ему мыльность. Сеченов устроился совсем близко к коллеге, чтобы иметь возможность при случаи склониться к нему. Пару минут сидели в одиночестве, иногда произнося короткие фразы, оценивающие окружение, потом пришёл Александр. — Дмитрий Сергеевич, ваша часть, прошу, примерьте — Он протянул мужчине достаточно увесистую пачку костюмов в разных оттенках чёрного. — Да, конечно — Примерочная была из тех удобных, где много места, есть где сесть и куда сложить одежду, также она закрывалась не на штору, а на дверку с задвижкой, кажется нужно быть гением, чтобы придумать такое. Из-за музыки не слышно шороха тканей, это радовало, Сеченов не любил создавать мелкий шум и давать знать о том, что он что-то делает, это мелко раздражало. Первый наряд сел достаточно плотно, он был заужен в талии, двубортен и чуть блестел, на лаконцах красовались звёзды-пуговки, а подкладка была расшита каким-то златым узором, причудливо перебирающимся на брюки. Мужчина вышел из примерочной чуть качнувшись с непривычки нахождения не в своей одежде. Он встал на круглую почти платформу, покрутился и начал смотреть в зеркало. Скворцов долго мялся и оценивал ситуацию, прикидывая что-то в голове и в конце концов сказал: — Фасон то что надо, рисунок нет, цвет поплотнее бы, примерьте другое товарищ, выберете то что не блестит, может с белыми деталями, сейчас с красными ищут, давайте варианты смотреть — Всё это время Штокхаузен не говорил, но и не слушал, его взгляд застыл на стоящей на некотором расстоянии фигуре, без возможности найти иную прекрасную точку. Тепло ударило в голову, Александр что-то спрашивал, ответа не следовало и диалог был прекращён, прошла пара секунд и Михаэль уже кивал невнятно, провожая академика обратно в примерочную. Странная переменчивая улыбка играла на лице, нервное колкое чувство вызывало её, оно то звенело, то волновало, то мягко обволакивало, наверное красота всегда именно так влияет на людей с развитым чувством прекрасного. Штокхаузен был как раз из таких, его падкость на эстетику часто играла с ним злую шутку, но также часто приносила высшее удовольствие от созерцания прекрасного объекта. Шорох ткани. Второй костюм вышел по мнению художника скудно наверняка из-за белого и отсутствия узора, третий вставками с не той формой не нравился и не писался с формами выступления, который то и дело примерялся к одежде. Прошло ещё несколько хороших, но не концептуальных одеяний, Шток был и бледен и горел, словно факел и просил воды иногда не понимая, что с ним внезапно сталось. Критик не унывал, ему нравился процесс подбора и в отличии от сидящего рядом, ему не было зазорно смеяться нервно и отпускать комплименты, над ними академик не думал и не смущался, отпуская мысли со строгим: может у них, творческих натур, так принято. В этом есть большая доля правды. Шёл дневной час, и вот на широкие плечи упал костюм удивительного содержания, он был уже с алыми, как и хотелось с самого начала, акцентами, выглядел лучше всех предыдущих, смоль слегка блестела, запонки — красные звёзды, мелкие но различимые, увенчивали аккуратные подвороты рукавов. Скворцов вскочил с места и пару раз обойдя фигуру Сеченова воскликнул в сторону консультанта. — О, партия, этот идеален! Прошу второй такой же для товарища Штокхаузена и приготовьте красных галстуков, я очень беспокоюсь за их ткань — После этих слов юноша, стоявший в углу, кивнул и вышел. Александр радостно крутился ещё с минуту, а затем сел. Изрядно уставший академик последовал его примеру и потеснил на диване смущённого Михаэля, который тихо ожидал своего костюма, надеясь не провалиться в пол так и не одевшись. Но ему повезло, уже через пару минут, заполненных скворцовской болтовней, принесли костюм и два на первое время галстука, еле красных, но внятных. Художник задержался с выбором тайков, чтобы взглянуть на разодетого немца, тот показался из примерочной, встретил удовлетворённый беглый взор и остался с Сеченовым наедине, только стук каблуков слышался из-за шторки. Дмитрий Сергеевич, который в это время пытался прилично завязать галстук оторвался от своих забот и потерял готовый узел, кажется от какой-то мимолётной дрожи в руках, которая с ним ранее не случалась и была не обычная для человека, который в операционной провёл достойную часть жизни. — Ты прелестно выглядишь — Он бросил попытки и полностью погрузился в рассмотрение чужого облика, когда Шток сел, оба отразились в зеркале, стоящем далеко напротив. — Спасибо, вы тоже — Они стали удивительно похожи в этих одинаковых костюмах и будучи близко в некоторых местах фигуры соединялись, блестели чёрным в такт мелкому колебанию света ламп. — Помочь? — Прокартавил голос. Тёплые ладони подхватили концы бледной ткани. — Да, похоже я забыл как это делается — Мужчина наклонился, чтобы Михаэлю было удобней и он ненароком его не придушил. — За результат не ручаюсь, на себе это делать легче — Пальцы аккуратно делали ровный изгиб, затем узел, правили складки и затягивали конструкцию, постепенно приводя её в нужный вид. Сеченову стало особенно легко, ему откровенно нравилось ощущение затягивание петли на шее, он пристально смотрел в чужое лицо, в попытке найти в нём что-то вглядывался в ресницы, брови, завивающиеся локоны чёлки. Один серебряный волос выбивался из общей копны, это миловидно и в какой-то степени привлекательно… Слышалось чуть резкое, но тихое дыхание, чужая грудь то постепенно поднимается, то снова опадает не попадая в такт ближнего тела при этом делая это так элегантно и хрипло. В фильмах обычно такие моменты происходят по другому, многословно, пылко, может неловко, но, хотя академик всё понимал, так же как он понимал строение костей и полимеры, он не видел в этой сцене ничего из злополучных наивных фильмов. А он верил в них, иногда казалось, что так и правда бывает, но когда оказываешься в подобной ситуации, нет никакой магии, он не может сдвинуться с места и поменять порядок вещей, он остаётся в своей немногословной дружеской роли. Это приятно? Приятно ли, мало, но точно спокойно, достаточно стабильное положение чтобы оставить его. Хотелось оказаться в фильме, где всё меняется каждую секунду и где странные решения не несут последствий, но в жизни так совершенно нельзя и. Сеченов зашёл в тупик с эпитетами, пытаясь придумать то, как бы это было в том кино, которое он смотрел в свои двадцать на чёрно белом телевизоре с помехами и еле чётким звуком. Такой резкий тупик в сознании, что мысль как-бы ушла и не соизволила вернуться, запнулась, упала и распалась на части. Она бы могла привести к очень дерзкому действию но задохнулась на лёгкой дрожи. Зелёные глаза уже с минуту как оторвались от дела. Академик только сейчас понял, что ответно смотрит в них мутно и прямо. Мужчина неясно моргнул, улыбнулся еле заметно, зная, что Михаэлю всё было ясно видно, так что его который раз пробрало слегка. Смешок. Немец засмеялся, качнулся в сторону и остался в положении, когда он склонён к человеку, но на него совсем не смотрит, одна из рук оставалась на галстуке, вторая опиралась на диван, чтобы вдруг всё не упало в один момент, этого Штокхаузен бы точно не пережил. Сеченов тоже смеялся и механически положил свою ладонь на чужую. — Спасибо, прости, я задумался — Он отвёл взгляд и прикусил губу. Смешно даже. — Вы. Ничего я тоже. Я- За шторой послышалось движение и Михаэль, отстранившись от коллеги, замолчал. Скворцов появился в пространстве, как появился запах газа в квартире, резко и ярко, он перебирал с виду одинаково алые галстуки и улыбался, консультант, составляющий мужчине компанию, подал ему ещё один, но получил в ответ жест и странную фразу: — Нет нет нет, такие текстуры только театральные извращенцы носят, уберите — Хотелось задуматься но мысль перебила друга фраза. — Смотрите, у нас тут куча вариантов, даже не знаю что выбрать — Он грациозно-вычурно упал на диван, туфли блеснули, а их каблуки ударили по полу так, что немец, ещё не оправившийся от всего, дрогнул и толкнул плечом коллегу. — О, то что на вас тоже недурно, оставьте его себе, прошу, этот цвет будет прекрасен к вашему оливковому жилету, товарищ Штокхаузен, вам тоже идёт! — Резвый голос выбил из головы остатки навеянного прошлыми минутами смущения. — Прошу возьмите тот, что нравится, думаю вам лучше видно — Сеченов подумал секунду и выбрал какой-то галстук, как будто он понимал чем тот отличен от других. Примерили, Михаэль снова постарался помочь, его руки задевали шею и грудь, от этого в голове что-то приятно царапало. Скворцов отошёл подальше, оценил вид и радостно ойкнул, сегодня он явно был в настроении. Консультант потихоньку стал уносить лишнее, все переоделись в то, в чём были, потом ходили меж рядами, пока Александр что-то там для себя искал. Оказалось что ателье было действительно большим, за шторой так и не думалось, выйдя в общую целую зону, можно заблудиться средь вешалок и тканей. Наткнулись на зашторенное окно, оно весьма хорошо вписывалось в общий интерьер, оставаясь своеобразно низким и увенчанным подушками, Шток не упустил шанса присесть, чтобы проверить подоконник на прочность, хотя вес мужчины не то чтобы мог проверить на неё хоть что-то в этом мире. Сеченов приземлился рядом. Обстановка вокруг напоминала ему любимый шкаф, ах, если бы выключили свет. Так и сидели, думая каждый о своём, потом из гущи одежд послышался ясный голос и пришлось покинуть своё временное обиталище. Остальные минут так пять купленные вещи отглаживали паром, складывали, упаковывали тщательно, чтобы не мялись, на выступлении должно выглядеть отлично, не зря тратили время. Штоку особенно нравились пуговицы, он ценил мелкие детали и сам имел фигурные запонки, которые никто не замечал, но мужчина ими очень гордился, вот и теперь объектом его эстетического наслаждения стали маленькие звёзды. Сеченову же более всего нравился цвет костюмов, потому что, кажется, при виде Михаэля в совершенно чёрном, не только академик мог питать к нему жалкую слабость, возможно такое случалось по причине того, что этот цвет шёл мужчине идеально, как будто он всё время был его недостающей частью. Приятная улыбка девушки за кассой провожала гостей. Художник под шумок уговорил товарищей в день события пойти всем вместе в одно чудное место наводить марафет, никто не стал сопротивляться, то ли из-за усталости, то ли из-за действительного желания сделать всё, чтобы выглядеть прилично. Скворцов предлогал также всем сейчас же вернутся в залу, чтоб репетировать, ему эта идея нравилась, но Сеченов, к удивлению коллеги, просил оставить его и Штока, объясняя это тем, что они оба устали и скоро должны принять майора, так что их времени не хватит на репетиции. Через пятнадцать минут троица рассталась, уже будучи на Челомее. Погода стояла дивная, дул ветер, знойный час прошёл, началась послеобеденная сырость. Возможно к ночи польёт дождь. — Чего мы ждём? — Шток держал крупный чехол с костюмом и мелкий картонный пакет с галстуками. Мужчина мялся, ему было жарковато в пиджаке, а начальник, кажется, хотел остаться на парковке. — Близняшек, они заберут костюмы, я хотел посидеть здесь, на воздухе, если ты не против — Его лицо стало как-то тревожно. — Конечно. Кстати, что с близняшками? Вы оставили их почти на неделю. — Хотел калибровать протокол защиты, меня беспокоит их реакция на звуки, их безразличность могла тебя убить, если бы не Серёжа. Они бы не справились. Но в последнее время я занят и сам знаешь, мы в лаборатории давно не были. — Да, действительно — Помявшись пару секунду он продолжил. — Вас что-то беспокоит? — Я должен рассказать всё майору, он не простит меня. — Вы действительно желаете, чтобы он знал правду? — Это будет не правильно, врать ему — С каким отвращением он произносил эти слова и отводил в сторону глаза. Коллега хотел было открыть рот и уже нашёлся что ответить, но механический звук прервал его. Две высокие стальные фигуры вышли из главного входа, не качаясь и не делая ни одного лишнего движения приблизились к мужчинам, ровный стан отражал солнечный свет, на безликих экранах белела полоса. Шарниры в руках синхронно сгибались, проворачивали почти кукольные, совершенно неживые части. Мягко склонившись роботы забрали вещи, Штокхаузен отдал им свой пиджак и остался в одной рубашке. Тишина. Так же быстро как появились, они исчезли, не оборачиваясь более. Сеченов вздохнул и облокотился на ближайшую стену фасада, через пару минут начав медленно сползать вниз, закурить как обычно нечего, поэтому он лишь горько смотрел в чернеющий из-за теней асфальт. Штокхаузен встал рядом, потом тоже сел, пол был прогретым и приятным на ощупь, новый материал, который теперь встречался везде, говорят если на него упасть то он заберёт часть силы удара, но Михаэль, хоть и падал постоянно, так и не смог этого проверить, возле машин он обычно был весьма тревожен и старался следить за шагом. Писк. Это Мысль. — Ай, громко то как — Немец неловко качнул головой и звук утих, потом сошёл на нет. — Что это? — Перекус — Он порылся в сумке и достал батончик, завёрнутый в крафт, такой же как был вчера. Сеченов взял его из прохладных рук без слов, немного сблизившись с Михаэлем, теперь их плечи соприкасались. — Спасибо. Ты очень заботлив — Грусть на лице посветлела, вкус шоколада и ореха разбавлял печаль, как молоко до ужаса горький кофе. — Стараюсь. Для вас — Последнее дополнение висело на грани, оно сказано таким низким почти шёпотом, что кажется, его никто и не говорил, академик даже не поверил сначала, что слышит это, это слишком лестно для его души в данный момент времени. Слишком просто и мягко. Ему хотелось подобного, может быть из-за душащего постоянного одиночества, которое делает всё отвратительно бездушным и безличным. Сеченов согнул колени и уткнулся в них лбом, голова потихоньку начинала болеть от грузных мыслей. — Знаете, вы всё правильно делаете, всё хорошо, правда, не думаю, что майор когда нибудь будет зол на вас. И спросите его, хочет ли он знать, может ему это не интересно — Глаза совсем не смотрели на собеседника, он улыбались, будто это делают. Пальцы подобрали чужую руку в успокоительном движении, сжали её слегка и остановились. — Спрошу. Может обойдётся. — Да, обойдётся. Сеченов положил голову Штоку на плечо, он надеялся, что Ромашка, висящая на парковке, этого не снимет, хотя даже если так, то это уже случилось и возможно это сейчас была катастрофа, возможно нет, кто знает и кому не всё равно. Внутренний голос говорил о разных и самых ужасных сценариях, он просил и ярко злился, но сам академик смотрел на всё через белую пелену влюблённого очарования, которое снизошло на него своим успокоением так вовремя. Он слышал шум чужого сердца, если закрыть глаза, будет слышно кровь, бегущую по дельте. Во рту пересохло, когда думалось о костях и чужой мягкой оболочке, по которой разливалась смесь плазмы с красными телами, она была везде, и была со вкусом металла, но пахла совсем не так. Из-за какой-то моментной тревоги, Сеченов не хотел обо всём этом думать, сидеть так, на пыльном асфальте вместе, но что ещё делать теперь. Запах кожи, парфюма и геля для волос, слишком сильное сжатие чужой ладони и слишком горячий выдох. — У вас худая рука, нужно больше есть. Когда приедет майор пойдём обедать — Шток рассматривал кости жилистого, но узкого запястья. — Да, думаю ему понравится наша кухня. — Больше чем водка и сгущёнка ему в этой жизни ничего не понравится — Его акцент поредел, но оканчания заметно цыкали, Михаэль искусно оттенял свою речь, даже в бытовом разговоре, это было необычно и во многом занимательно. — Ты очень мил, когда раздражён, не обращай на него внимания, ты же знаешь он груб не без причин и не из-за тебя — Он усмехнулся поглядывая на свои чётко просвечивающие через кожу костяшки, которые при сжатии пальцев в кулак становились остриём. — Эти аргетумцы всегда такие, вы плохо их воспитали. Им нужно больше уважения — Волосы забавно качнулись, ударив Сеченову в районе лба, они тёплые от солнечного света. — Прости, из меня выходит ужасный отец — Его лицо совершенно уткнулось в покрытое рубашкой плечо. — Если вы настаиваете — Взгляд прыгал то на блестящие туфли, то на милую фигуру академика, это могло продолжаться долго если бы не звонок на Мысль. Мужчины поднялись, отряхнулись и вышли почти в центр парковки, оглядываясь, ожидая увидеть машину. И она появилась, спустилась с неба, буквально, пронзила припылёнными колёсами облака и встала на одном из свободных мест. Открылась дверь и из неё вывалился Нечаев, одетый в рубашку и брюки, что было для него не совсем обыденно. Из той же двери уже более грациозно, но неловко вышел ХРАЗ, он закрыл авто и хлопнул его по корпусу, как будто благодаря за работу. Фигуры приблизились, Шток держался поодаль, а вот Сеченов сразу стал обниматься и пожимать руки: — Серёженька, как я рад вас видеть, как полёт — Он с силой хлопнул товарища по плечу, ярко улыбаясь. — Мы вас тоже, Дмитрий Сергеевич, полёт хорошо, машина что надо. — Отлично, ты не часто в официальном, тебя ХРАЗ заставил? — Мужчина отошёл на пару шагов чтобы оценить вид майора. — Нет, я сам так — Смех, кажется Нечаеву стало лучше с момента сбоя, его глаза, хоть и оставались прозрачно грустными и глубокими как две водные глади, смотрелись живее и завершённее. — Совершенно нет, товарищ Сеченов, это было его желание — Приятный голос робота мягко язвил. ХРАЗ снял очки и начал их протирать, косясь в сторону Михаэля, немец пристально следил за не так давно собранным «коллегой», их можно было так назвать, ведь у обоих задача составить компанию более успешным людям и заботиться о них. Ещё минут пять слышалась болтовня, потом академик побеспокоился о том, что его помощник половину дня на ногах и это не очень хорошо для его здоровья, таким образом компания переместилась в столовую, где заняла самый дальний ото всех остальных стол, отчасти чтоб не привлекать лишнего внимания, отчасти из-за того что Сергей упомянул нелюбовь ХРАЗа к большому скоплению людей, и, хоть обед почти кончился, в буфете было достаточно народу, чтобы тревожить робота. — ХРАЗ, не знал, что ты ешь — Академик удивлённо смотрел на тарелку с супом для его полимерного товарища, она была точно такой же, как у Сергея, тот даже отломил для робота половинку своего чесночного хлеба. — Товарищ майор не любит обедать в одиночестве, я составляю ему компанию, не знаю зачем вы включили распознавание вкусов в мою программу, но думаю без неё питаться было бы не так приятно — В ответ на это Сеченов сыпал вопросами на счёт состояния датчиков и систем, его искренне завораживал разговор и сама возможность поговорить с созданным им же почти живым существом. Хотя Нечаев наотрез отказывался называть ХРАЗа роботом и даже на это в шутку обижался, подпорка его движимой психики работала и это радовало. Шток единственный из всех сидел тихо, иногда рассеянно кивая в сторону коллеги, только вкусная еда скрашивала его пребывание здесь, маска холода смешанная с безразличием давалась сегодня если не плохо, то просто утомительно. Возможно Михаэль хотел побыть с Сеченовым наедине дольше, потому что он явно чувствовал потребность вставить слово, которое не подходит для произнесения не с глазу на глаз. Тарелка опустела и остыла, во рту оставался обжигающе пряный вкус борща и брускетты с творожным сыром, светлая поверхность отражала скучное лицо в его высшей степени скудности. ХРАЗ и Сергей отошли на пару минут отнести пустые тарелки и взять всем десерт, это был знак, а Штокхаузен верил в знаки, его жизнь была из тех жизней в которых случай решал многое, а иногда и всё. — Я пожалуй пойду, ни разу не репетировал свои реплики выступления, надо это сделать. — Не уходи — Сеченов посмотрел на Михаэля прямым беспокойным взглядом, его светлые от радости глаза чуть потемнели. — Прошу. — Не думаю что мне здесь есть место. — Прости, я заговорился — Он сделал паузу и взял ладонь Штокхаузена в руку, аккуратно и даже нежно. — Я хочу чтобы ты остался, мне кажется это может быть… Интересно и весело может… Между вами и Серёжей есть шероховатости, но мне будет легче если всё удалиться, я его ценю и тебя тоже. — На выдохе он завершил свою речь — Ни чуть не меньше. И тебе похоже не приятно, это беспокоит. Извини. — Я останусь, всё нормально — Жар резко пробрал изнутри, как будто душу промыли кипятком. На месте тревоги и некой скорбности появилось спокойствие, эта фраза и жест были вовремя, определённо. В теле повисла мягкая дрожь. Михаэль чувствовал, что ему не достаточно прикосновений рук и всех этих мимолётных действий, но сейчас и это приводило его в состояние упоения. — Мы взяли что-то очень сладкое, надеюсь у вас не будет диабета — Нечаев громко скандировал предложение, подходя к столу, его чудные неаккуратные движения скрыли то, как Сеченов убрал свою ладонь с чужой, хотя вряд ли Сергей бы понял настоящее значение этого. ХРАЗ с машинным перфекционизмом правил тарелки на столе, из двух товарищей он нравился Михаэлю больше и он даже пошёл на риск заговорить: — Любишь расставлять вещи. — Да, конечно, не могу быть уверен, но это я забрал у вас, у Захарова такое не было в почёте, а вы один из самых близких коллег товарища Сеченова — Васильковые глаза приятно блеснули, Шток помнил, как создавались эти глаза и помнил, что цветы лежат у него в книге на полке, прекрасное воспоминание. — Это так? — Немцу стало интересно. — Возможно — Улыбка стала ответом. Нечаев тоже хотел что-то сказать, скорее всего нечто язвительное, но уставше-спокойный взгляд Штокхаузена остановил его, не в этот раз. Как не удивительно обед далее шёл хорошо, десерт был невероятно высоких качеств, разговор пошёл в стабильное русло. Академик иногда многозначительно кивал, то товарищу, то майору и до самого конца трапезы ни тот, ни другой не сказали друг другу ничего плохого и даже обменялись простой фразой. После всего началась решили отправиться в лабораторию, Михаэль уже предвкушал эту знакомую атмосферу и был в хорошем расположении. Ему нравилась эта светлая часто душная каморка с кучей экранов и вещей, которые то пищат, то звенят, то светятся. По логике вещей среди недособранных моделей должны ожидать балерины, может их калибровкой также займутся. Коридоры казались Сергею не такими как были раньше, возможно это из-за того, что в последний раз он был здесь при плохих обстоятельствах и сам мужчина также был на себя не похож. Да, с этого момента многое изменилось. ХРАЗ иногда тихонько что-то говорил и майор усмехался, наверное у них появились свои шутки, Сеченов заметил это в лифте, лицо Нечаева показалось таким заметно довольным. Светлые пряди иногда падали роботу на лицо, забавно, что он не будучи человеком имеет такие проблемы, как непослушные локоны и мятый костюм, который сейчас был явно отглажен. А вот и лаборатория, проходя мимо персонала этажа заметно лишь одно: они все смотрят на майора, как на живого мертвеца, слухи о его жизни и смерти, а потом о том, как его здесь пересобрали по кусками, известны каждому служащему и на самом деле не являются слухами, только немного приукрашенный правдой. Михаэль вспомнил это всё. Бессонные ночи, много часов в операционной, гул аппаратов, ругающийся громко и грубо Захаров. И Сеченов, тогда он так ужасно уставал, что почти не спал, изводился в край и днями не выходил из медицинского крыла. Он даже не записывал на свой диктофон тогда, только пару раз его голос выдал что-то внятное, остальное наговаривал по памяти. Шток помнил как они сидели на диване в коридоре подле операционной, плечо к плечу и как совсем уставший академик горько мычал и падал на чужое плечо. Как сегодня. — Михаэль — Сеченов повёл бровью и прокашлялся. Они были по середине комнаты, ХРАЗ усаживался на стул возле главного монитора, а майор разглядывал отключённые для работы с системой оболочки балерин. Немец быстро положил сумку и подошёл к компьютеру. Засветились экраны. — Так, я только проверю систему на наличие мусорных данных, которые она сама не выбросила и посмотрю на работу системы в целом, если ты не против. Файлы памяти трогать не буду — Академик протянул ХРАЗу узкий провод. Тот расстегнул манжету и воткнул штекер прямо в полимерную оболочку, она была бесшовна и без выемок, но спокойно пропустила подключение. — Я не могу быть против — Голос сильно изменился из-за входа в систему, он стал менее похож на человеческий и сильно ломал окончания. — Хорошо. Сеченов сонно водил рукой по панелям, иногда переводя взгляд в бок и говоря своему коллеге что-то достаточно информативное. Время от времени машина требовала ключей и паролей, тогда мужчина пару секунд стоял на месте прикусывая губу и затем, вспоминая нужные числа вводил их в графу, резко топая при этом. Майор, утоливший свой интерес к помещению устроился рядом с ХРАЗом и наблюдал за тем, как сине-фиолетовый свет радужки то зажигается, то гаснет. Лицо Нечаева достаточно не спокойно, хоть он и привычен к манипуляциям с роботами, но его явно что-то волновало, академик так и не понял что, возможно он просто сильно привязался к напарнику. Михаэля после плотного обеда разморило, он запустил пальцы в волосы и медленно накручивал на них локоны, немец совершенно не любит печатать на клавиатуре двумя руками, по этому и одной правой справлялся быстро. Приятный звук клавиш заполнил комнату, его перебивало только дыхание людей и монотонный шум вентиляции. — Мы закончили — Сеченов выключил экран и вздохнул, мягко улыбнувшись. — Отлично — ХРАЗ быстро вернулся в прежнее состояние, встал и правил очки, сползшие за время процедуры. Майор о чём-то задумался и ничего не говорил, робот потрепал его волосы. — М? — Светлые глаза смотрели снизу вверх. Нечаев сориентировался и встал, затем понял, что никто никуда не идёт и упал обратно на стул. Академик расслаблено закатал рукава рубашки и ослабил галстук. Он взял в руки какой-то небольшой прибор непонятного вида и начал его закручивать по схеме. Шток устроился рядом с ХРАЗом, они похоже нашли общий язык и вполне мило болтали, два дотошных педанта, смотрелось замечательно, Сеченов только посмеивался про себя, отмечая их схожесть, возможно он действительно добавил в программу повадки помощника, они всё же нравились ему. Мужчина завёл какой-то бытовой разговор: расспрашивал о субботнике и о том, как обстоят дела на Предприятии, сбой он почти не затрагивал, это ему казалось неуместным. Так продолжалось какое-то время, до тех пор пока Сергей не вспомнил одну фразу из утренней беседы. По его взгляду Михаэль что-то понял и шепнул что-то механическому товарищу на ухо. — Дмитрий Сергеевич, вы говорили, что скажите что-то важное и очень секретное — Нечаев чуть придвинулся на стуле, а академик даже не смотрел на него, он не мог поднять глаз и старался оставить внимание на закручивании маленьких блестящих гаек. Эти детали тревожно сверкали и волновали, в ключе было видно собственное отражение, которое своим недовольным видом предвещало сложный разговор. — Важное, да — Сеченов вздохнул. — Думаю нам с ХРАЗом лучше выйти покурить — Шток встал со своего места, робот вместе с ним, они быстро ушли, более ничего не сказав. Дверь хлопнула и в помещении стало ужасно душно, как будто воздух оттуда забрали и пространство заполнил вязкий полимер. — Раз Шток вышел, значит что-то действительно серьёзное, говорите скорей. — Михаэль забрал с тела Филатовой Мысль и на ней мы нашли некоторые данные, она и Петров хотели переманить тебя на свою сторону, воспользоваться тем, что я скрыл от тебя некоторые из твоего прошлого. Это меня беспокоит и я хотел быть с тобой честным. — Вот ублюдки, они меня что за псину принимают, я своих не предаю, Дмитрий Сергеевич, вы- — Не в том дело, я действительно скрывал от тебя важные данные и это моя вина — Он с силой положил отвёртку на стол, сдавливая после его край. — Тебе нужно всё узнать. Мы можем поехать в архив, там есть- — Мне это не нужно — Его лицо оставалось спокойным и лишь немного злым на уже погибших людей. — Серёжа- — Мне правда это не к чему, я уже решил, что не хочу ничего помнить, всё равно эти воспоминания ничего мне не дают, может я расстроюсь или что-то такое. Но мне этого не надо. Прошло чёрт знает сколько времени, не думайте об этом, я в порядке — Он улыбнулся, ему казалось, что так Сеченов скорее успокоится. И правда. — Если это твоё решение, то не буду спорить — Глаза наконец посмотрели на собеседника. Больше мужчина не стал сомневаться, Нечаев редко менял своё мнение и даже предложить прийти, если он передумает, оскорбительно. С такими мыслями академик умолк. Повисла тишина. — Знаете, у вас тут неплохо — Майор посмотрел в светлые потолки, атмосфера приобрела тёплый оттенок. Пару минут мужчины так и сидели вдвоём, тихо говоря о чём-то, но вскоре дверь открылась и оттуда показалась кудрявая голова Штокхаузена, он был немного взволнован, но по выражению Сеченова понял, что всё в порядке. Гнетущее чувство быстро ушло, но гости уже порядком утомили Михаэля, кажется сегодня ему не хотелось более говорить, в конце дня бывает такое, он становится более нервным. Академик, да и все это заметили, удивительно, что Сергей не дал язвительного комментария, пристальный взор ХРАЗа заставлял его вести себя приличней. Ближе к вечеру товарищи расстались. Прохладно, чёрное ночное небо растворило силуэт автомобиля в своей чистой глади. Асфальт затенился, фонарь ярко светил в лицо, вокруг лампы бились мотыли, сгорая от жара и падая наземь они издыхали, а Сеченов мог разглядеть их прозрачных мёртвых тел. Что-то насекомое и странное шуршало в желудке, ползало под кожей и изнывало. Шток был очень мил в своём растрёпаном виде, он ослабил галстук и немного качался в такт ветру, его уставшие прикрытые ресницами глаза отражались удивительно чистым оттенком травянистого. Академик не мог унять себя и то что было внутри него, он правил складку, на чужом горячем плече и его руки также пылко перехватывали тонкие пальцы Михаэля, после оставляя в неловкости. Какая-то текучая недосказанность мочила бледным существом подошвы туфель, словно лужа после дождя. Ливень. Тучи собрались за то время, пока друзья молча обменивались неловкими жестами и словами, в это время года так бывает. Капли тёплые и приятно ложатся на кожу, неосторожное движение смазывает их и остаются полосы воды которые вновь превращаются в капли, скатываются по овалу лица застывают на подбородке и падают разбиваясь о ткань твёрдого ворота рубашки. В голове всё как в тумане, Штокхаузен потянул Сеченова за собой, крепко держа мужчину за запястье, он чувствовал его пульс, его жуткое биение сердца, но отвлекался на своё, которое стучало не в такт. Они зашли в холл и сразу вызвали лифт, он вскоре приехал. На полу остались еле заметные следы туфель, которые высохли к тому моменту как мужчины вышли на одном из верхних этажей, в кубе. — Почему мы здесь? — Академик не всё ещё ничего не понимал и плохо мог оценить обстановку вокруг себя, он думал только о запахе озона, который теперь кружил в голове. — Смотреть на дождь — Михаэль подошёл к окну, точнее к стеклопластиковой стене помещения прямо за рабочим местом Сеченова. Поток ветра открыл форточку, это было маленькое прозрачное окошко вверху помещения, теперь из него в комнату попадал шум и наставшая от ливня прохлада. Капли стекали по поверхностям обгоняя друг друга. Академик сел в кресло и придвинулся ближе к коллеге. — Прекрасная погода. — Да, очень вкусно пахнет — На лице появилась спокойная улыбка с ноткой грусти. — Иногда жалею, что в моей комнате нет окон. — Я тоже. — Знаешь я хотел сказать спасибо. — За что? — Он обернулся. — За то что не ушёл. — Мелочь. — Это важно для меня — Почти шёпотом проговорил голос и остановился в раздумье. — Нам подобрали такие чудные костюмы, ты отлично выглядишь в своём. — Спасибо, мне кажется вы в последнее время щедры на комплименты, я ошибаюсь? — Когда он рад его речь становится такой тягучей и картавой. — Да, заметил, что мне нравится делать комплименты — Глаза искали на столе чашку. Академик встал и покопался в шкафчике. — А мне нравится их получать, думаю мы в этом сойдёмся. Дорогой друг — Теперь уже он сел в кресло, по хозяйки шутя. Он разглядел на дне шкафа пачку дрянных, как его характер сигарет. — Может закурим? — Пожалуй, там наверное последние остались — От фразы «дорогой друг» его пробрало, благо после этого следовала другая тема и была возможность свернуть с опасной дорожки. В столе нашлись две небольшие чашки и сухой кофе в узких картонных пакетиках, Сеченов метнулся к стене, той же в которую вмонтирован лифт, там он нажал на одну из панелей, она открылась, за ней находилось место для приборов и чайника, послышался шорох. Там же в стене, но в другом отсеке нашлось второе кресло, обычно в кубе академик работает в плохом настроении и полном одиночестве, по этому дополнительное место ему не нужно, но сегодня случай исключительный. — Знаете вы тоже отлично выглядели в том костюме, но больше мне понравился галстук, надеюсь вы будете его носить. — Конечно, мы будем носить одинаковые галстуки. Думаю это мило. — Да. Вы сами очень мил кстати — Он облокотился на стол, чтобы быть немного ближе к коллеге, который уже придвинулся на своём стуле. — Ты явно хочешь меня смутить — Мужчина прикрыл рот рукой в нервном движении и улыбнулся. — Простите, не смог сдержаться, вы часто меня смущаете. — Не могу отрицать того что мне нравится это в какой-то степени. Это забавно — Чайник скрипел и Сеченов наконец смог отлучится. Зелёные глаза шаловливо смотрели на него. Звон в голове. — Мне кажется, что если я закурю то моё настроение будет слишком хорошим и я могу сказать что-то не то. — Для кого не то? Мы сейчас просто мило беседуем как друзья. Да и мне не хватает этого, мне иногда, точнее чаще хочется думать о хорошем или глупом, чтобы чувствовать себя человеком. — Мне тоже. Нравится с вами просто разговаривать, вы приятный человек. — Можешь на ты. — Знаю — Он взял стакан с кипятком и развёл свою порцию кофе с большим количеством сахара. Терпко-сладкий вкус приятно растёкся по горлу позже уходя в желудок и разливаясь теплом, не больше того которое там уже было, но физическим в отличии от первого. — Просто так принято называть вас. Это звучит так красиво. Почти первое слово которое я узнал на русском, потому что оно нужно для работы. Но люблю его не по этому. Я читал классику и там даже близкие и влюблённые называли друг друга на вы, это было так восхитительно. Люди раньше были так уважительны, может слишком, хотя сейчас многие так говорят, заменяя фамильярность. — Интересная привязанность к слову, на самом деле действительно хорошо звучит, надеюсь ты не в обиде за мою манеру выражения — Он поморщился от горячего на языке. — Ничуть, мне нравится как вы говорите, что угодно, вы приятны в любой своей речи, наверное это из-за того что вы работаете так давно. — Спасибо. Мне очень приятно. На самом деле мне всегда нравилась твоя речь из-за акцента, ты особенный. — Вам действительно нравится моя вычурная привычка? — Я не променял бы её на простую речь ни за какие блага. Думаю я бы завял в этих стенах каждый день слыша монотонный чистый язык без изысков, мне нравится разные голоса. Это живо. — Вы так цените жизнь. — Это единственное, что можно ценить помимо науки и человечности. По крайней мере в первом эшелоне ценностей — Пачка сигарет, немного потрёпанная но целая, открылась. Две осталось. — А как же любовь? Она тоже ценна — Он взял протянутую ему скрутку и ожидал огня из зажигалки, найденной в том же шкафу. — Жизнь и любовь это одно и тоже. А наука без любви как стул без ножки — Качнувшись на стуле мужчина поджёг свою сигарету, после от неё передав светлое пятно второй. С кончика побежал густой белый дым. — Вы любите науку как людей? — А ты нет? — Всегда считал это странным — Горькая затяжка и выдох. Его лицо так красиво в этом светлом тумане. — Нет, нет, это не странно. Судя по тому что случилось с ним иногда жизнь можно променять на любовь к науке — Сеченов закатил глаза и откинулся на спинку кресла. — Не хочу быть настолько жалко влюблённым. Любовь часто низкая, мои интересы чаще плохи, чем нет. Последний раз мне сунули гранату вместо подарка. Хорошее было свидание — Он искушал этим видом, академик хотел сделать больше комплиментов, можно было часами наблюдать за тем, как кудри пропитываются запахом гари и вишни, смешанным с тяжёлыми выдохами. — Буду знать, что гранаты не нравится тебе. Что же подарить… — Мне нравится шоколад, без яду, просто любой шоколад, не импортный или если импортный то немецкий, английским только печи топить. — Отлично, это легко достать. — Вы будете делать мне подарки? — Хотел чтобы ты был рад — Терпение падало пеплом на стол, ведь здесь не было пепельницы, вкус кофе смешался с сигаретным вкусом и ощущением сладкого желания, ожидания чего-то. В голове ужасно звенело и спокойный разговор казался ужасно тонким, как калька с нарисованными на ней чёрным углём узорами, они расплывались от касаний. Это Сеченов не мог удержатся от того, чтобы поправить чужие волосы, но Михаэль был совершенно не против. В этой комнате все всё понимали, но не хотели ничего менять, чувствам нужно настояться и никто из них явно не дрожит и не задыхается. Академик хотел дойти до этого момента, помня что больше не любит так слепо, но его искренне гложила мысль о том, что теперь его посетила стабильность и прямое признание было бы лучшим из всех. — Вы слишком милы и я хотел бы остаться, но не смогу уснуть после. Мне пора — Кофе был допит и теперь мужчины стояли подле стола. Шток обнял Сеченова, перед тем как тот успел сам сделать это. Объятие в этот раз был крепче и немец точно чувствовал руками чужие лопатки, может он переборщил с близостью, но это его более не волновало. — Спокойной ночи. — Спокойной ночи — Двери лифта закрылись. Куб опустел и потух. Здание погрузилась в ночную тишину. Безумно хотелось спать. Академик ложился в постель радостным и ликующим от собственной смелости. Его радовало то, что он может чувствовать что-то большее чем грустную серость и в какой-то степени это давало ему надежду на завтрашний хороший день. Усталость ломила кости, но из-за общего приподнятого настроения мужчина просто мирно ворочался в кровати и то и дело смотрел на лампу, которая чуть светились в темноте голубоватым светом, возможно из-за проблем с проводкой, возможно из-за чего-то другого. Постепенно сон плотной пеленой застелил мозг и тот поддался монотонному раскладыванию событий дня по полкам. Высокие ряды шкафов похожие друг на друга отличались только годом, в таких архивах и теряются документы, ведь цифирные номера не говорят о наполнении ящика совершенно ничего. Но сегодняшний ящик получился другим, его хотелось отметить, несколько предыдущих дней тоже были не совсем обычные, на них красовались бумажные листы с какой-то размытое надписью, но точно можно сказать, что даже через время именно эти шкафчики будет легко найти. Штокхаузен в это время ещё не ложился, он решил сделать бутерброд, чтоб с утра не просыпаться голодным, что-то всё ещё волновалось внутри. Уже полночь, а он сидит на кухне, запах колбасы и сыра приятный и чёткий возвращает мысли из далёких берегов, приземляет их. Возможно мужчина действительно жалеет, что у него нет окон, наверняка дождь всё идёт, а поздний ужин с ливнем прекрасно сочетается. Температура медленно падала, через вентиляцию по полу шла прохлада, как та, что имелась в кубе, только теперешняя была не такой живой, ночью просто всегда свежей, Михаэль не помнил, то ли это какая-то норма, то ли Челомей просто остывает. Отец говорил, что комфортная температура сна — двадцать один градус, наверное это правда, в Лондоне вот всегда прохладно, но почему-то спиться там не хорошо. Здесь явно лучше, что радует. Простыни и одеяла укутали тело, немного мокрые после душа кончики волос задевали лицо.