Только ты. Мне нужен только ты, Что бы ни случилось, Пусть исчезнут звёзды, но мы будем двигаться вперёд. Неважно. как долго, Обнимай меня в этой ночи - она для нас двоих. Может, останешься?
Киму не свойственно бессилие. Слишком силён и эгоистичен, привыкший полагаться лишь на себя и не знающий слабости. Хладнокровен, расчётлив, держащий всё вокруг и собственные эмоции в ежовых рукавицах и не разрешающий ни единой слезинке скатиться по гладкой щеке даже в секунды прямого взгляда Смерти. Но не теперь. По расползшейся вязкой тишине полоснул сдавленный всхрип, старательно замаскированный в кашель. — Блять! — шепчет, сжимая в руках гитару. Ноги подкашиваются, и он садится на колени, дабы не свалиться плашмя. Всё, что когда-то волновало, сейчас кажется верхом никчёмности. Зачем ему песни, если тот, для кого они написаны, желает забыть звук его голоса? Зачем ему всё время этого ёбнутого мира, если рядом нет Порчэя? *** — Кто-нибудь нравится? — спрашивает старший, чуть поводя плечами. Он следит за каждым движением, тайно любуясь красотой теней, отбрасываемых ресницами сидящего перед ним юноши, и жадно изучая вспыхнувшую смущённую ухмылку. — Ну, да. Нравится кое-кто, — говорит вместе с выдохом, будто признаваясь в любви, пытается отвести зачарованный взор, но лишь приспускает веки, продолжая смотреть на Кима, как на чудесное видение. — Кто? — отчего-то сердце парня ёкает в томительном ожидании, и ему приходится пару раз втянуть воздух, а руки беспокойно сжимаются в замок, неосознанно массируя костяшки. — Ты его не знаешь. Но загвоздка состоит в том, что Ким знает. И он… в ужасе. *** Грохот. Звук трескающегося дерева вперемешку с стихающим звоном сорванных струн. И истошный, полный ненависти, боли и гнева крик, сотрясший подёрнутый тишиной одинокого спокойствия дом. Ким не может прекратить орать, как будто рушится плотина, освобождая все эмоции, которые он предпочитает прятать. Крушит, разбивает вдребезги всё, что попадается под руку. И если бы не Пит, с недавнего времени назначенный его телохранителем, Ким не знает, чем бы это закончилось. — Господин Ким, успокойтесь, — Пит держит стальной хваткой до сих пор, пока парень не обмякает, снова съезжая на пол и смотря на него остекленевшими глазами. Он тяжело вздыхает, присаживаясь рядом и протягивая Киму телефон. — Он Вам ответил, господин Ким. У Вас ещё есть шанс. Только пожалуйста — будьте честны. Перед ним и перед самим собой. *** — Я боюсь, что, если посмотрю на тебя, просто расплачусь, — Ким смотрит на Чэя, ощущая по спине холодок. Он знает, что лицо юноши озаряет улыбка, и хочет, чтобы она никогда не покидала нежных уст. Но Ким не уверен, что сможет всегда быть её причиной. — Чего это? — заискивающе поглаживает хрупкие плечи, чтобы хоть как-то отвлечься от терзающих мыслей. — Мне всегда казалось, что удачливости мне в жизни не отсыпали. Но сегодня… я вдруг понял, что вся моя удача ушла на то, чтобы быть с тобой, — губы Кима дрожат в мимолётной чувственной усмешке, и он глядит на поднявшего голову Порчэя с выжидающей нежностью. — Пи'Ким, я тебя люблю, — боже, как Ким ждёт этих слов, и как страшно боится услышать их. Потому что в его мире нет места любви, только постоянная опасность и угасающая надежда выжить. Но искренняя, непорочная любовь, взирающая на него глубокими очами, заставляет старшего поверить в возможность любить. — А ты меня любишь? *** На экране смартфона сообщение. От Порчэя.«Встретимся в Вавилоне.»
*** — Позволь спросить кое-что? — Порчэй цепляется за руку, остервенело, словно за верёвку, висящую над пропастью. Ким страшится увидеть слёзы, стекающие по смуглым щекам, ведь сознаёт, что это его вина. — Ты меня любил вообще? — хочется повернуться, притянуть к себе, укрывая в объятиях от своей трусости. Сказать, что любит больше жизни. Но вместо этого лишь сухое: — Прости. *** Ким идёт сквозь толпу, ловко лавируя между людьми и не отрывая пронзительного взгляда от синих волос, попеременно исчезающих из виду. Порчэй не танцует, он просто стоит, наблюдая за остальными с практичным интересом. И, кажется, никого не ждёт. Ким замирает за его спиной, затаив дыхание. Он в смятении, не чувствует себя достойным второго шанса. — Долго будешь стоять как призрак? — теперь Порчэй встречается с ним глазами, и в них ледяная пустота, захлестнувшая Кима подобно волне. Парень молчит. И только руки медленно приподнимаются, очерчивая в воздухе фигуру юноши. Шаг вперёд, осторожное, едва ощутимое прикосновение к талии, Ким изучает реакцию, притягивая неподвижное тело в тёплые объятия, слыша судорожный вздох. Парень думает, что юноша его оттолкнёт, но тот лишь глядит непонимающе, ожидая следующий шаг. Ладони ласкающе проходятся по спине, обдавая жаром, и на шее Чэя растворяется шелест взволнованного дыхания.«Прости меня, Порчэй. Я трус.»
Лёгкое покачивание в такт мелодии, доносящейся будто из самого сердца, чёрные пряди щекочат покрывшуюся румянцем кожу. Ким вглядывается в лицо юноши, с грустью дотрагиваясь кончиками пальцев до губ, проводя по ним с щемящим трепетом.«Но я — всего лишь человек, со своими слабостями и ошибками.»
Порчэй не выдерживает, сжимает парня со всей существующей в нём силой, утыкается носом в плечо. Их движения синхронны, они танцуют в ритме, известном только им, вплетаясь в друг друга. Они задыхаются, но не могут отпустить объятий. Не сейчас, когда Ким находит в себе силы признать своих демонов. Не сейчас, когда Порчэй бесстрашно одаривает лаской, понимая и принимая. Не сейчас, когда их диалог вновь делается понятным, общим. Ким наклоняется вперёд, левая нога юноши на его талии, и он заботливо придерживает её. Тёмные взоры пересекаются, считывая каждое слово, недосказанное, гневное, ласковое. Нужное.«Разреши мне стать сильным ради тебя. Останься. Ведь… я люблю тебя, Порчэй!»
Юноша улыбается той самой радостно-смущённой улыбкой, в которую Ким влюбляется из раза в раз. А потом обхватывает парня за шею, впиваясь в приоткрытые уста страстным, выбивающим почву из-под ног, поцелуем, получая жаркий, жалящий ответ. Ким отдаётся этому поцелую полностью, пьянея от ощущения свалившегося счастья и сковавшей всё существо уверенности, что в этот раз он всё делает правильно. *** — Это было твоей инициативой, — притворно-небрежно бросает Кинн, наблюдая за разыгравшейся на танцполе сценой. Порш, стоящий рядом с ним у барной стойки, пожимает плечами. — Не хочу, чтобы они страдали из-за необдуманных решений. Людям присуще ошибаться. И важно в этой ситуации вовремя найти общий язык, вернуться к первозданному Вавилону, так сказать, — слышится тихий, поражённый смех, и Порша сгребают в охапку, выдыхая влажно в шею. — Тогда, думаю, нам тоже пора побеседовать. Серьёзно побеседовать. *** — Они слишком милые! Неси ведро, блевать буду! — Вегас демонстративно морщится, играюще отпихивая от себя лезущего к нему целоваться Пита, за что лицезреет широченную ухмылку во все тридцать два и кокетливое подмигивание. — Ой, да ладно тебе, Вегас! Сам тот ещё ванильный сучонок, — мужчина возмущённо пыхтит. — Чё, скажешь нет? О, эти завтраки в постель, с рожицами вместо яиц. «Солнышко» «Волчонок». И поцелуи, от которых пальцы поджимаются, столько в них ласки и нежности. Ну же, — ладони черноволосого впечатываются в щёки, заставляя Вегаса обречённо вздохнуть, признавая поражение, и заткнуть вечно болтающий рот любимым парнем поцелуем.Даже распадаясь на куски, Этот мир никогда не заберёт то, что в наших сердцах. Не всё сразу. Просто закрой глаза, приготовься к полёту. И я сделаю так же рядом с тобой.