Пластилиновый ёжик

Боль. Чужая. Пронизывает до самых корней чёрных волос, заставляя желать скорой смерти от опытного удара очередного бойца. Но проклятие состоит в том, что желающий участи — боец, которому нет равных. Он вынужден ощущать каждый свой выпад на собственной шкуре, тихо крича, расщепляясь на атомы от бесконечных вспышек боли и раз за разом медленно, кусочек за кусочком, сращиваясь обратно, чтобы как ни в чем не бывало наносить смертоносные удары противнику, скорее заканчивая эту страшную пытку. И для него, и для себя. Он будет чувствовать боль других до того момента, пока не встретит родственную душу. Кажется, этого не произойдёт. Никогда. *** Майл стоит перед зеркалом, круговыми движениями разминая сильные пальцы, почти нежно поглаживая побелевшие костяшки в малюсеньких трещинках. Глубокий вздох даётся с трудом, но мужчина всё равно втягивает спасительный воздух, игнорируя ноющую боль по всему телу. Лёгкие раздирает после судорожных глотков, и Майл тихонько смеётся над самим собой за слепую надежду на конец этого ада. — Народ требует хлеба и зрелищ. И Снежного барса в кровавом сражении, — металлический голос из динамика возвестил черноволосого о том, что перерыв закончен. Пора возвращаться на импровизированную площадку подпольного бойцовского клуба, дабы снова захлебнуться в волнах смешанных оттенков боли, умиротворяющего триумфа и сладкого аромата отчаяния осознавшего неизбежность падения смельчака. Глубже. Аккуратные ноздри трепещут, вбирая живительный кислород. Пора. Майл плавно проходит сквозь беснующуюся массу, чувствуя на плечах благоговейные касания, подбадривающие похлопывания и бешеные удары. Разные люди, разное отношение к нему. Разные эмоции. Мужчина останавливается на площадке, приветствуя зрителей взмахом руки и хищно скалясь. — Сегодня соперником Снежного барса выступит Огненный феникс. Поприветствуем же его! Он идёт через взревевшую толпу, сияя в тусклом свете единственной лампы янтарным блеском. Прекрасные глаза с лёгким прищуром одаривают толпу взглядом, в котором читается несгибаемость, азарт и порочное удовлетворение от предвкушения победы над несокрушимым соперником. Но лишь до того момента, пока их взоры не пересекаются. Майл кривит губы в усмешке, ощущая, как гулко барабанит испуганное сердечко незнакомца, отдавая толчками боли в нём. Он отслеживает малейшую дрожь напряжённых черт лица, нервное сглатывание скопившейся слюны, прохладные сжимающиеся в ритме стучащего сердца кулаки и незаметные, но почти кокетливые шажки в сторону, дабы приблизиться. Отвлекающий маневр? Или… Выпад… Майл отражает его лениво, словно кот, играющий с мышкой, не давая парню дотронуться до красивого лика. Ответный удар приходится в грудь, соперник пошатывается, а клетку обоих обжигает боль. Но… другая… Сначала вспыхнувшая с невероятной силой, искрами рассыпавшаяся по нервным окончаниям, а после — пульсирующая аккуратными толчками, постепенно успокаивая взбудораженное адреналином сердце и воспалённый мозг, что не принимает внезапное помутнение. Они застывают, рёв толпы вокруг них вдруг стихает, оставляя один единственный звук — нервные, почти конвульсивные глотки воздуха, который наполняется свинцом. — Ты… кто… такой? — с расстановкой выдавливает из себя незнакомец, с неприкрытым ужасом глядя на расслабленно расправившего плечи мужчину, втайне любуясь расцветшей на алых губах улыбкой, полной удивлённой радости и бархатной нежности, обласкивающей каждый изгиб карамельной кожи. — Для тебя — тот, в ком ты нуждаешься больше всего. Друг, враг, любовник — неважно. А ты — моя родственная душа, которую я не надеялся встретить. Проклятье моё наконец-то снято, — уверенный шаг вперёд, и большие ладони касаются пламенеющих щёк, держа как нечто драгоценное, желанное. — Как зовут тебя, душа моя? — хриплый шепот проникает под кожу, волнует, подчиняет, парализует… А орлиные очи смотрят, не отрываясь, будто никогда прежде не видели встающего Солнца. — Апо, — тихо отвечает парень, легонько сжимая белоснежные запястья, но лишь для того, чтобы не дать прекратить так долго искомое им прикосновение, греющее и вздыхающее веру… Веру в то, что их путь к друг друг окончен. — Ты забрал мою боль себе. Я же растоплю лёд в твоих глазах.

Теперь хочу, чтобы ты стал, Тем, с кем буду дышать в унисон, Слышишь, любовь моя? Прошу, не отпускай мою руку.