Черные Кудри | Белые Ромашки

В пятницу он ждет Грейнджер в библиотеке после ужина, как и договорились. После ужина, который она пропустила. Малфой многозначительно поднимает брови, подмечая, что и Уизли покушать не пришел – стало быть, голубки уединились. Но Драко не знает того, что знает Тео. Поэтому Тео все же ускользает в книжную обитель из-под настойчивых вопросов Дафны, и терпеливо ждет ученицу у дальней полки. Грейнджер оправдывает ожидания и появляется чуть позже – запыхавшаяся и растрепанная, будто только встала с постели. По припухшим глазам можно только догадываться, что, если она и виделась с Уизли, то в порыве истерики, не страсти. – Ты опоздала, – говорит Нотт. Смотрит, как Грейнджер торопится вытащить книги. Ему кажется, она не особо рада встрече. – Давай без шуточек, ладно? – грубит гриффиндорка и садится рядом. – Я и не думал… шутить, – Нотт пожимает плечами. Жаль, что у нее нет настроения, думает; у него в голове было много веселых идей. – Я покопалась в кое-каких книгах, – говорит она, открывая исписанную тетрадь. Нотт впечатляется: среди неразборчивых строк каллиграфично выведены заголовки, а поля разрисованы узорами. – Нашла ту тему, которую профессор Бабблинг просила подготовить. И в целом, я разобралась. Но было бы неплохо, если бы подсказал мне парочку… – закусывает карандаш, – моментов. Теодор пробегается глазами по записям, отмечает про себя, что у Грейнджер все мысли разложены по полочкам. – Тут почти все решено, – говорит он. Хочет похвалить и хвалит: – Молодец, я впечатлен. – Ерунда, – она отмахивается. – У меня была бессонница последние несколько дней. – Проблемы? – он не знает, зачем это спросил. Грейнджер смотрит на него потерянно и внимательно – ходячее противоречие. – Пустяки, – врет она. Нотт хочет прокомментировать, но молчит. – Давай начнем с морфологии, – предлагает он вместо. Они разбирают тему в деталях, и Грейнджер меняется в лице – хмурый лоб разглаживается, а в глаза возвращается искорка одержимости знаниями. Она пытается доказать Нотту, что помощь – это показательно, дополнительное, не особо необходимое. Тео не обращает внимания на эти попытки – он и так знает, что она не глупая. – Я не согласна, – выдает Гермиона спустя час обсуждений. Звучит как вызов. – Поясни, – Теодор хмурится, пытаясь понять, где ошибся. – У славян и скандинавов схожий пантеон, но форма не вяжется с футарком. Ты ведешь разбор с обратной стороны. – Это лишь теория, Грейнджер, выдохни, – он расслабляется. – Да, но ты предлагаешь включить эту теорию в исследование, – она пробегается глазами по странице. – Это противоречит моему основному аргументу. – Хорошо, – Нотт кивает, подсаживается ближе и забирает у нее перо. – Мы вычеркнем этот абзац и получим больше места для дискуссии, – наклоняется и вдыхает: от Гермионы пахнет сладко. – Тогда здесь заменить? – она сосредоточена. – Я смогу добавить кое-что еще, но мне нужно будет вычитать… – она замолкает, только сейчас заметив непозволительную близость. Нотт снова думает о поцелуе: может, это поможет Грейнджер разобраться в чувствах к Уизли? – Пойдешь на вечеринку завтра? – спрашивает. Внутренний Орион торжествует, когда она смущается. Грейнджер зажата между стеной и слизеринцем, и ей некуда бежать. – Н-нет, я… у меня дела, не получится, – она отводит глаза, упрямо пялится в пергамент. – К тому же, не хочу идти одна. – А как же Джиневра? – удивляется Нотт, но не отстраняется. – Джин постоянно с Гарри, а третий, как известно, лишний. – Полумна Лавгуд? – С Невиллом, – вздыхает. – Сестры Патил? Друг с другом? – шутит Нотт. Грейнджер ломается между «ха-ха, не смешно» и улыбкой. – Это же не день Святого Валентина, – уговаривает Тео. – Просто музыка, танцы, немного алкоголя. Необязательно приходить с парой. – Я не тусовщица, – Грейнджер вдруг дергается и тянется за сумкой, начинает собирать вещи. – К тому же, руны сами себя не расшифруют. – Можем встретиться в понедельник, – предлагает Нотт. – Я подумаю над твоей теорией, а ты составишь мне компанию завтра на вечере? – Я что, похожа на самоубийцу? Хочешь, чтобы я стала мишенью Дафны? – гриффиндорка морщится. Теодор тоже – удивительное свойство Дафны следить за ним даже через чужие слова. Он цокает языком. – Прости, Нотт, со мной такие штуки не проходят, – теперь Грейнджер смотрит на него в упор. Он видит, что ее глаза отдают карим ближе к ободку. Думает, что это красиво. – У тебя перо в волосах, – замечает он и тянется рукой. Грейнджер хочет отодвинуться, но замирает. Угрожающе сощуривается – чтобы не позволял себе лишнего. Белое перышко оказывается у Нотта в руках, и он крутит его перед носом у Гермионы. Она вдруг улыбается – аж второй раз за вечер, – и Теодор щекочет кончик ее носа. Она забавно морщится и заправляет за ухо кудрявую прядь. – Ну и с каких пор вы друзьяшки? – слышится голос Рональда Уизли, и оба вздрагивают. Лицо Грейнджер меняется от «это не то, о чем ты подумал» до «пошел нахер». Теодор определенно ставит на второе. – Я сказала, что буду занята сегодня, – бесцветно отвечает она. – Проектом по рунам, а не этим, – Уизли фыркает, гневно тыкает пальцем в Нотта. Теодор разваливается на полу, кладет руку на колено и отбрасывает черные кудри со лба – это позерство, но он не может удержаться. Грейнджер, напротив – подрывается и пихает первую попавшуюся книгу Рональду в грудь. – Почитай чем, если интересно, – шипит она и уходит. Тео вскидывает брови, мол, вау; Уизли открывает рот, но говорит не сразу. – Она моя, ясно тебе? – наконец выдает. Нотт кривит губы и хочет ответить, что именно из-за таких высказываний сердце Грейнджер все еще свободно. Молчит, не выражая абсолютно ничего. Рональд играет челюстью, подбирает с полу оставшиеся учебники – кто знает, вдруг Грейнджер смягчится, если он принесет их в зубах, – и уходит следом за ней. Или просто уходит – Нотт не знает, но эта мимолетная сцена ревности обостряет его уснувшие охотничьи инстинкты. Он находит МакГонагалл следующим утром, когда та торопится сопровождать студентов. Тео бросается ей почти под ноги: – Профессор, я должен с вами поговорить. Директриса вздрагивает и пучит глаза, ее губы недовольно вытягиваются в полоску. – Мистер Нотт, вам известно расписание моих приемных часов, если это на счет вашей защиты по трансфигурации… – Нет-нет, это на счет сегодняшнего мероприятия, – он учтиво забирает пергаменты у нее из рук. – Вам ведь известно о планах? – Разумеется, – лицо директрисы смягчается. – В чем дело? – Я хотел узнать, какие меры… предосторожности вы учли, когда давали разрешение на проведение этого… вечера? – Мероприятия старшекурсников остаются вне моего контроля до тех пор пока вы ведете себя хорошо, – МакГонагалл хмурит брови. – А что такое? Почему вы спрашиваете? – Я волнуюсь, что на вечер могут попасть студенты, за которыми нужно присматривать, – он невинно пожимает плечами и косит взгляд на первокурсников; дети семенят следом. – Что вы имеете в виду? – Что старшекурсники будут заняты друг другом и атмосферой, вы ведь знаете – мы оболтусы и разгильдяи. Первокурсники хихикают; Минерва не может сдержать улыбки. – Я не могу, мистер Нотт, заниматься всем и сразу, – говорит она. – Да и вы вряд ли хотите видеть преподавателей среди оболтусов и разгильдяев. – Конечно, я это понимаю, поэтому хотел предложить… – Тео замолкает. Помогает женщине открыть дверь и заносит пергаменты в кабинет. Студенты рассаживаются по местам – бедолагам приходится наверстывать пропущенные на неделе уроки. – Что вы предлагаете, мистер Нотт? – интересуется директриса. – Старост, – озвучивает он. – Я полагала, старосты и так будут присутствовать. – Не все, – Теодор пожимает плечами. – Лайза Турпин отказалась, потому что не любит много народу. Но, если их всех попросите вы – они не смогут отказаться, так? – Н-ну хорошо… Очень хорошо, благодарю за идею, мистер Нотт, – МакГонагалл кивает. – Тише, класс! Я поговорю со всеми старостами, они все будут на вашем мероприятии. Но и вы постарайтесь вести себя прилично. – Разумеется, – победная улыбка озаряет его лицо, и он поспешно уходит. – Грейнджер не придет, – заявляет Малфой, затягивая бабочку. Нотт решает промолчать о хитром плане – никто не обвинит его в жульничестве. – Что у них там с Уизли? – Драко причесывает волосы. Тео завязывает шнурки: – А что у них? – Тори видела, как он хватал Грейнджер за руки вчера вечером. Я думал вы… занимались? – Мы рано закончили, это придурок пришел ее забрать. Малфой прыскает смехом: – Испугался за свою игрушку? – Ага, пожадничал, – Нотт заканчивает со шнуровкой, надевает подтяжки, разглаживает манжеты на рубашке; руками треплет кудри; пользуется духами – лайм и морская волна, воспоминания о доме. Дафна, Пенси и Астория встречают кавалеров в гостиной. Нотт отмечает, что его мадам одета на редкость прилично. – Что, Дафна, путевка в ад прогорела? – подшучивает Забини. Нотт думает, что Блейзу лучше не шутить; хотя бы не на трезвую голову. Гринграсс думает так же, но не озвучивает свои мысли – Блейзу хватает ее острого взгляда. Вечер начинается ярко, быстро, шумно; столы ломятся от закусок, живая музыка всегда получает лавры. Нотт веселится в компании; считает, сколько бокалов успевает прикончить Винсент; следит, как Пенси охаживает Драко, пока Астория и Дафна шушукаются в углу, показывая пальцами на танцующие пары. Забини приносит Теодору бокал вина, затем еще один, и еще один, и еще – и Тео думает, что пора притормозить, потому что он ищет взглядом Грейнджер. Определенно, пора завязывать. Подходит к Дафне, протягивает ей руку и очаровательно улыбается. – Потанцуем? – спрашивает. Гринграсс морщится и равнодушно машет рукой – отмахивается от его внимания. Нотта этот жест задевает, но он не подает виду. Вместо этого протягивает свой бокал Астории и бросает короткое «веселитесь». Пока Дафна будет разыгрывать беспричинное безразличие, он займется важным делом. Грейнджер стоит в углу, рядом с другими старостами; она выглядит ненарядно, но привлекательно. Привлекательно смотреть на ее фигуру, обтянутую платьем, а не скрытую розовой толстовкой. Теодор ловит ее беглый взгляд и приветственно кивает, Гермиона улыбается – не то в ответ, не то ей тоже успели поднести вина. Нотт думает, что за последние несколько дней впервые видит ее такой в компании других людей – расслабленной, счастливой, настоящей. Словно в ответ на его мысли на горизонте появляется рыжая макушка, и Нотт закатывает глаза. Грейнджер сначала удивляется мимике слизеринца, а потом тоже замечает Уизли. Должно быть, закатывает глаза мысленно. Но Рон – в вечернем костюме Рональд – Уизли ведет себя галантно и учтиво. Он перебрасывается парой фраз с Лайзой и другими старостами, протягивает Грейнджер локоть. Нотт фыркает и делает неторопливый глоток. Вино приятно согревает ребра. Уизли выводит Грейнджер в центр зала и кружит ее под рукой; ее платье не развевается – строгость ей к лицу. Темная ткань стекает по талии, по бедрам, бахромой украшает коленки; кудри подобраны в неопрятную шишку, пряди выбиваются на лицо; на ногах высокие сапожки дополняют образ неповторимым шармом. Грейнджер умеет быть соблазнительной – Нотт отмечает про себя галочку в списке ее достижений. Он чувствует себя странно при мысли, что узнает о ней каждый раз что-то новое – намного больше, чем за все восемь лет учебы. Музыка закручивает пары, двигает их, тревожит, развлекает; Нотта развлекает зрелище: Уизли покачивается вне музыки, он явно пьян. Лицо Грейнджер не выражает ничего – ничего, кроме немого «помогите». Теодор глухо усмехается: она хорошо воспитана. Думает, как проявится ее воспитание при других обстоятельствах… Алкоголь слегка кружит голову. Зрелище вдруг меняет вектор направления, и Уизли прижимает Гермиону ближе, обхватывает за талию; она хочет положить голову парню на плечо, но тот умудряется наклониться первым – целует ее в шею. Грейнджер дергается, отстраняется; но уйти не может. Она слишком хорошо воспитана. Она недовольно шепчет, но парня это не останавливает – заводит сильнее. Нотт понимает его порыв; Нотт думает, что сломал бы ему нос за подобные действия. Грейнджер морщится, когда Рональд добирается до мочки ее уха, до ее щек, до ее губ. Она целует его в ответ – поддерживает иллюзию «у нас все потрясающе». Она скована, зажата, смущена – у нее горят щеки, а поцелуй получается смазанным. Теодору интересно, умеет ли гриффиндорка целоваться. Разумеется, он однажды узнает, но точно не сегодня – не после влажных ласк Уизли. Музыка продолжает действовать на нервы, и Тео отворачивается от танцующих. Торопится к столу с напитками и подливает себе еще вина. Он хотел прекратить после пятого, но шестой просто необходим – не каждый день становишься свидетелем такого отвратного представления. – Развлекаешься, мой зеленоглазый мальчик? – поет Дафна, обнимая его со спины. Он чувствует запах дорогих духов и алкоголя. – Ты меня не хочешь, – он разыгрывает обиду; ему скучно. Гринграсс обходит его, подливает напиток в свой бокал и выпячивает губы. Взмахивает длинными ресницами, закусывает нижнюю губу, проводит пальцем по верхней. – Ну что ты такое говоришь, – мурлычет она и отставляет бокал. Обвивает шею Нотта руками. – В любое время дня и ночи я хочу одного лишь тебя. Дафна наклоняется ближе, проводит носом по его щеке, выдыхает ему на ухо и касается губами мочки – посасывает, покусывает, заставляет кровь разбегаться по венам. Нотт сжимает бокал сильнее, прикрывает глаза, притягивает Гринграсс за талию – ближе, чтобы ощутить, насколько она настоящая. Чтобы прочувствовать, насколько она принадлежит ему. – Я знаю, тебе нравится, – шепчет плутовка. Она проводит ногтями по его спине – волна наслаждения приводит Теодора в восторг. Может быть, думает он, Дафна не самый плохой вариант. Может быть, она очень даже неплохой вариант. Вариант. Нотт усмехается – как будто у него есть право выбора. – Тебе смешно? – Гринграсс становится настойчивее, и ее не смущает ни толпа, ни собственное опьянение. Хотя, кого и когда это смущало? Теодор отставляет напиток, берет девичье лицо в ладони и впивается в бордовые губы поцелуем – он выпивает, искушает, заводит; он требует от Дафны верности, требует покорности; требует, чтобы она прогнала рыжие волосы Уизли из его головы. Чертовы волосы чертового Уизли – Нотт фыркает Гринграсс в губы и отстраняется. Дафна округляет голубые глаза и моргает так, словно ее лишили годового спонсирования. Теодор оборачивается неосознанно, с долей безразличия; но пробегается глазами по толпе с целью: он ищет взглядом шишку – кудрявую неряшливую шишку. Сердце пропускает удар, когда он замечает Грейнджер в компании Малфоя, Гойла и Забини; Астория, Винсент и Пенси переминаются позади троицы. Безотчетно, Нотт добирается до сборища в несколько шагов; останавливается у гриффиндорки за спиной. – …эффектно, Грейнджер, – Драко глумится. Тео слишком хорошо знает задорный огонек ехидства в серых глазах. – Если бы вы еще к прелюдии приступили… – Пошел нахрен, Малфой, – цедит Грейнджер. – У-у, кого-то задели за живое, – Драко оборачивается на остальных; те в ответ ухмыляются – как болванчики. – Да ладно, Грейнджер, мне вот понравилось ваше… выступление, – он делает шаг к ней ближе. Теодор хочет вмешаться, но Гермиона опережает его порыв: – Ты пожалеешь, Малфой. – Да ла-адно тебе, – слизеринец в ответ наиграно задирает руки. – Я тут просто подумал, может, ты и со мной не против выступить? Нотт морщится, кривит губы, сводит брови – поведение Драко внезапно его раздражает. – Я скорее тебя кастрирую, – выдает Грейнджер, но все же пятится. Друзья разрываются хохотом, и Малфой бросает на них озлобленный взгляд. – Храбрости набралась? – спрашивает он, щурясь. Делает еще шаг и пальцами цепляет ее выбившийся кудрявый локон. Нотту этот жест не нравится, и он заступает Грейнджер собой еще до того, как успевает понять, что сделал. Лицо Драко – Забини, Гойла и Паркинсон – вытягивается в удивлении; напиток из бокала Малфоя разливается от резкого движения. – Блять, новые брюки. Вторая пара за неделю, – он закатывает глаза. – Ты долбанулся, Тео? – Держи руки при себе, хорошо? – очаровательно, но требовательно проговаривает Нотт. Малфой заливается смехом. – А то что? Расскажешь моей маме? – агрессивно спрашивает он. Блейз испуганно переводит взгляд с одного на второго. – Помою рот с мылом, – огрызается Тео. Пенси одобрительно кивает – видимо, ей снова не досталось внимания, и она решила сменить сторону. – Драко, думаю, тебе хватит огевиски на сегодня, – несмело говорит Астория. – А я думаю, у Нотта появилась новая подружка, – нарочито громко объявляет Малфой. Тео сжимает зубы и оборачивается: Грейнджер выглядит раздосадовано и яростно, ее щеки пылают закатами. Еще секунду она буравит Малфоя золотым взглядом, в следующую же – срывается с места и теряется в толпе. Нотт подлетает к другу и хватает за руку. – Что ты делаешь? – шипит. – Помогаю в твоем нелегком деле, – усмехается Драко и шепотом добавляет: – Теперь Уизли подонок, а ты – герой в ее глазах. Дерзай, Тео. – Ты придурок, – злится Нотт. Он терпеть не может, когда Драко своевольничает. Но у Драко на это личный фетиш. – Да что происходит, чтоб Мерлин вас отдрючил? – негодует Блейз. Астория неодобрительно качает головой, и Тео вдруг вспоминает, что бросил Дафну. Боится оборачиваться, потому что «ты мудак, Теодор Нотт» сейчас будет совсем не к месту. – Дафна! – Драко обходит Нотта стороной и протягивает Гринграсс свой бокал. – Тебя то я и искал! Веселишься? – Веселюсь, – раздраженно цедит она. – Отлично, – Малфой непривычно доволен. – Сходи со мной за напитками. – Но, Тео… – противится она. – Тео, Тео, – фыркает слизеринец. – Ты у него из постели не вылезаешь, нахрен он тебе? Идем, я покажу тебе, что такое настоящий коктейль, не это поило. Тори, ты с нами? Астория торопится за сестрой; Блейз пожимает плечами, мол, хрен с вами; Пенси недоверчиво щурится, но ее отвлекает Винсент – начинает очередную заготовленную речь. – Не видел Лайзу? – спрашивает Грегори. Он все еще хромает, но все равно пришел. – Видел, – Нотт лукаво улыбается. – Пошли, поищем. Лайза Турпин стоит рядом с Грейнджер – та, судя по выражению лица, сетует на настойчивого любовника. Гойл светится от счастья и торопится поздороваться с когтевранкой; он для этого надушился духами. Турпин не выражает особой радости, но она следует правилам приличия и встречает кавалера сдержанной полуулыбкой. Грейнджер тоже знает эти правила, но при виде Нотта она откровенно морщится. – Выглядишь недовольно, – замечает Теодор. Облокачивается на стол рядом с ней, изучает толпу взглядом. Думает, что у селедки в бочке, должно быть, было самое некомфортное путешествие. – Ты издеваешься, Нотт? – Грейнджер злится, но он к этому готов. – Твои дружки решили, что могут… – Они идиоты, еще и изрядно пьяные, – перебивает он. – Я мог бы вправить им мозги, но, согласись, будет веселее, если утром они проснутся под скамейкой или в женском туалете. – Ничего веселого в пьянстве, – Гермиона хмурит брови. – Если ты решил, что можешь дергать людей за ниточки – ты очень ошибаешься. – В смысле? – Профессор МакГонагалл похвасталась тем, какой ты у нее находчивый, – язвит Грейнджер. Нотт не отвечает, но ему неловко. Первое правило кукловода – прячь ниточки; а он оставил следы от ботинок. – Прости, – выдает он. – Что? – Гермиона переводит на него взгляд. – Прости. Идиотов. За то, что они идиоты, – он откидывает кудри со лба. Собеседница не улыбается, но золотые глаза снова загораются искрами. – Мешаются? – спрашивает она и кивает на непослушные волосы. Нотт усмехается; делает очередной глоток. – Нужно было использовать эту дрянь, которой пользуется Драко, – отвечает он. – Сопли? – ехидничает гриффиндорка. Нотт прыскает смехом – он обязательно расскажет об этом Малфою. – В следующий раз соберу их в шишку как у тебя, – говорит Тео и добавляет: – Научишь? – Только если… – Грейнджер поджимает губы и задумчиво щурится. – Научишь меня чему-нибудь в ответ. – Чему? – Не знаю, – она забавно пожимает плечами. – Чему можно научить Гермиону Грейнджер? Полагайтесь на свою фантазию, мистер Нотт, – у нее на губах расцветает детская хитрость. «Мистер Нотт» тоже улыбается, но не хитро – удовлетворенно. Он обязательно придумает; его фантазии нельзя давать так много воли. – Тео! – Дафна выплывает из толпы, как бревно из… Или не совсем бревно. Нотт фыркает. – Я пойду, – ретируется Грейнджер; ее женским инстинктам можно только позавидовать. – И куда она? – спрашивает Гринграсс, повисая у возлюбленного на шее, но продолжая следить за гриффиндоркой. – Не знаю, – он отстраняется. – Позвать обратно? – Ну если так хочется. Вы так мило смотритесь вместе, ты прямо сияешь. – Тебе показалось, – Нотт разминает шею и вытягивает губы в полоску. Дафна толком не начала говорить, но он заведомо знает реплики наизусть. – Я устала, – неожиданно ломает систему она. – Хочу вернуться в подземелья. Да и Астория с Драко повздорили, нужно привести ее в чувство. – Пойдете? – спрашивает Теодор, чтобы убедиться. – Пойдем. Ты? – Дождусь, пока Винсента не стошнит, а Драко не прикончи запас огневиски. – Винсент не дает покоя Пенс, – как бы между прочим говорит Дафна. – Я пригляжу. – Пригляди. Неловкий разговор себя изживает; Нотт знает: Гринграсс ждет, когда он превратится в зефирку и пожелает ей доброй ночи. – Сладких снов, – он бегло целует ее в осветленную макушку. Дафна тяжело вздыхает, задирает брови и кривит губы; хочет добавить про Грейнджер, и про то, что субботнюю ночь, вообще-то, проводят в одной постели – но молчит. Теодору такой расклад нравится, хоть волны пассивной агрессии и пугают. Завтра будет еще хуже. Он научился с этим мириться. Он провожает сестер Гринграсс взглядом и замечает, как Уизли оттаскивает Грейнджер в дальний угол. – Он одержимый, – выносит вердикт Малфой. – Вообще не может оставить ее в покое. Подошел ко мне пару минут назад и оплевал мне пиджак. Сказал, что видел, как я подкатываю к его грязно– Драко осекается и прочищает горло; за него начинает говорить алкоголь. Тео косится на друга: пиджак и бабочка забыты, рукава закатаны, зализанные волосы растрепаны. Нотт хочет пошутить, но главная драма гриффиндора набирает обороты: Гермиона разводит руками и мотает головой; Уизли пытается изображать авторитет. – Похоже на родовые потуги, – подмечает Драко. – Тебе откуда знать? – кривится Тео. – Не задавай мне вопросов, на которые не хочешь получать ответ, – Малфой усмехается. – Что у вас с Тори? – Нотту действительно интересно. – Не сошлись в выборе имени для сына. Ненавижу «Михаэль». Нотт надеется, что это шутка; на всякий случай весело хмыкает и допивает свой напиток. – Назовите сына Теодором, – предлагает. – Будет папина гордость. Малфой одаряет его взглядом «одного идиота для этого мира достаточно». Уизли вдруг хватает Грейнджер за руку и выводит за собой в коридор. Рядом слышится недовольство Паркинсон – Винсент не дает ей пройти. – Приглядишь за Пенс? – Тео чувствует, как в груди растет напряжение. Малфой молча кивает и торопится осадить Крэбба. Теодор выбегает вслед за гриффиндорцами. Музыка замолкает за спиной, Нотт торопится следом за парой. Он слышит голоса, но не может разобрать, о чем они спорят на этот раз. Несколько раз спрашивает себя «зачем тебе это надо?». Не находит ответа, идет дальше. – …тогда мы не станем больше! – выкрикивает Уизли, и шаги стихают. Теодор выглядывает из-за угла: Рональд прижимает Гермиону к стене, в одной руке у него бутылка – для храбрости; второй он сжимает ее плечо. – Я устала, Рон, я так больше не могу, – она не дергается, не пытается вырваться. Тео не видит Гермиону, но слышит безнадежность в ее голосе. Понимает: она сдается. Хочет вмешаться, но думает головой; внимательно прислушивается, но держит палочку наготове – он всегда успеет проклясть Уизли. – Пожалуйста, Гермиона, пожалуйста, – хныкает безнадежный романтик. – Мы не можем постоянно ругаться! Если ты не хочешь больше быть вместе– – Хочу! Я хочу, Рон, я просто не готова к тому, что чтобы… – она спотыкается, замолкает, не может продолжить. Нотт пытается понять, чего не хватает Уизли. Близости? Возможно – вероятно; но разве в этом есть смысл? Рональд не похож – и никогда не был – на человека, которому не хватает именно этого. Самый странный механизм борьбы со своими демонами. Словно в ответ на мысли слизеринца, Уизли обнимает Грейнджер, прижимается головой к ее груди. – Ро-он, – протягивает Грейнджер – обреченно, печально. Уизли смотрит на нее какое-то время и жадно целует. Нотт отворачивается, прижимается затылком к стене, вслушивается в звуки, которые не хочет слышать; не понимает, почему так некомфортно. Как будто он не видел порнографию в старшей школе. Он хочет уйти, но еще больше – остаться. Сумасшедшее желание застать пару врасплох заставляет сердце стучать быстрее. Уизли стонет, чавкает, причмокивает – Нотт этого не слышит, но его все равно тошнит; он представляет, как гриффиндорец стягивает с Гермионы платье, оголяет ее плечи, распускает ее волосы, оставляет на шее следы. Тихий девичий всхлип возвращает Теодора в реальность. – Пожалуйста, Рон, – это Грейнджер, но отнюдь не от наслаждения. Она не просит – умоляет остановиться. Теодор снова выглядывает из-за угла. Уизли не слышит этой просьбы, он увлечен процессом; Гермиона начинает брыкаться, изворачивается и отталкивает его в грудь; поправляет платье, гневно морщится. – Я понял, – пьяно выдает Рон. – Ты меня не хочешь? Грейнджер молчит, но по поджатым губам легко догадаться, что она на грани. Она не заплачет при гриффиндорце, – Нотт почти уверен. – Нахер это все! – вдруг выкрикивает Уизли и бросает бутылку о стену. Грейнджер вскрикивает; стекло разлетается на мелкие осколки. Пугается даже Теодор, но остается на месте; он ждет, пока Рональд уходит, покачиваясь. Гермиона тоже ждет и всхлипывает только когда рыжеволосый придурок пропадает из виду. Она закрывает лицо руками, сползает по стене и снова плачет. Нотт подходит неторопливо, просчитывает каждый шаг; он не уверен, что поступает правильно. Впервые за долгое время колеблется между «будь мужчиной» и «будь мужчиной, которым тебя видят остальные». Прикидывает, насколько адекватным будет начать диалог с шутки. – Не поранилась? – спрашивает. Грейнджер снова пугается, снова вздрагивает, но сразу же вскакивает и хмурится – показывает, что не рада его появлению. – Ты следишь за мной? – зло шипит она для убедительности. – Я шел… – «в подземелья» хочет соврать Тео, но передумывает. – Он разбил бутылку? – Ты следишь за мной? – Он тронутый, – Тео морщится. – Я не знаю, сколько нужно выпить, чтобы– – Да что с тобой не так?! – взрывается Грейнджер. – Чего ты от меня хочешь? – А что, похоже, что хочу? – он остается равнодушным в лице; он теряется. – Все эти уроки, и подготовка, и… – Я просто помогаю… – И эта чертова вечеринка! Зачем, Нотт? Зачем это все? – слезы снова бегут по девичьим щекам. – Зачем нужно было идти к МакГонагалл? Чтобы меня заставили прийти. Да. – Нет, – отвечает он и виновато опускает глаза. Под ногами хрустят битые осколки. – Я устала, я так больше не могу, – жалуется она и сползает обратно. Теодор мнется, прежде чем очистить пол заклинанием и сесть рядом. Гермиона больше не плачет, но обиженно шмыгает носом; бесцельно смотрит перед собой. – Чего он хочет от тебя? – Верности! И маленького Фреда Уизли, судя по всему! – в порыве выдает она. Пугается собственных слов и зажимает рот ладонями. Нотт хочет сказать, что все в порядке, но понимает – это не так. Ничего из этого не в порядке: ни она, ни он, ни токсичные потребительские отношения, в которых они оба застряли. У них у обоих нет выбора – чужие ожидания лишают их свободы. Грейнджер выдыхает и размазывает тушь по щекам. Тео колдует льняной платок и протягивает ей. – Я попросил МакГонагалл позвать старост ради Грегори, – оправдывается он. – Он хотел увидеть Лайзу, он к ней небезразличен, – поднимает стеклышко с пола. Грейнджер косится, как зашуганный зверек. Ему нравится – даже с припухшими глазами она выглядит до очаровательного забавно. – Не нужно было мне приходить на эту вечеринку, – она тяжело вздыхает. – Я точно провалю руны. Нотт усмехается: – Тебя действительно волнует только это? – И еще то, что картинам не запрещают оскорблять студентов. Тео косится на Грейнджер, она замирает на несколько секунд и не может сдержать смешок – сквозь слезы получается крайне трогательно. Она утирает щеки ладонями. – Почему ты здесь? – спрашивает. Нотт смотрит на нее из-под бровей и уголки его губ изгибаются. Он тратит на раздумья всего несколько секунд: – Хотел сказать, что ты красивая сегодня, но Уизли похитил тебя раньше. – И что это значит? – хмурится, не доверяет. А может, просто разыгрывает недотрогу. – Не каждый день Гермиона Грейнджер носит платья, – он пожимает плечами. – Тебе идет. – Ты подозрительно щедр на комплименты, – она прищуривается. – Подозреваю, что дело в вине, – признается Нотт. Грейнджер снова усмехается; почти не всхлипывает больше. Она вдруг морщится – от боли, и потирает предплечье. Теодор замечает рану на ее бледной коже и невольно присматривается.

«Г Р Я З Н О К Р О В К А», – гласит шрам.

У Нотта сводит желудок. – Болит? – спрашивает. Он знает, откуда у Грейнджер этот «трофей», он слышал эту историю от Драко – единожды, в пьяном порыве, без подробностей. Нотт вдруг жалеет, что в тот день отсутствовал в Малфой Мэноре. – Пустяки, – Гермиона смущается и отводит глаза. Словно она сама себе выгравировала пожизненное напоминание об ужасах войны. – Мне жаль, – сознается Теодор. Грейнджер вдруг расправляет плечи; морщинки на лбу разглаживаются, но печаль во взгляде никуда не уходит. Нотт знает: эта эмоция въелась ей под кожу, как и уродливый шрам. – Мне нужно идти, – она поднимается до того, как Тео хочет помочь. Он отмечает, с каким рвением Грейнджер готова доказывать, что со всем справится сама. Она сильная – бесспорно; но и слабость ей к лицу. – Тебя проводить? – Нотт прикусывает язык. Проводить, переодеть, почитать сказку на ночь. Может, подоткнуть одеяльце? Заплести косы? Хотя, думает, плести косы на кудрявые волосы – одно удовольствие. – Все в порядке, – благодарно улыбается. – Мы ведь в Хогвартсе. – В Хогвартсе, – эхом повторяет он и клонит голову вбок. Для него «в Хогвартсе» еще никогда не звучало так. Как обещание мнимой защиты. Нотт не может уснуть, потому что Блейз храпит, а Грегори стонет в подушку – Лайза расставила приоритеты без шансов на «может быть». Драко не возвращается, и это приводит Тео в замешательство – стоит ли искать пьяного друга? Решает, что не стоит. Винсент заваливается посреди ночи буквально выбивая дверь. – Люди спят, – ворчит перепуганный Забини. – Похер, – Крэб начинает раздеваться, но не справляется с пуговицами. – От тебя несет, – Блейз морщится. – Похер, – повторяется в ответ. Тео подкладывает руки под голову; смотрит, как Винсент рвет рубашку и как заваливается в постель в одном кроссовке. – Похер, похер, похер, – громко ругается он. Почти что отчаянно. Грегори понимающе кивает и протягивает: – Они не хотят нас. Хорошие девочки не хотят плохих пожирателей. – Похер, – плюется Винсент. Нотт улыбается: с одной хорошей девочкой он неплохо ладит; но он и не совсем пожиратель. Не дорос рангом; разочаровал и тех, кто надеялся, и тех, кто надеялся на его провал. Словил все джекпоты разом. Крэб беспокойно засыпает, и его бормотания сочетаются с храпом Блейза. Грегори продолжает страдать. Нотт фыркает, сползает с кровати и набрасывает халат; выходит в гостиную. Удивляется, когда видит Драко у камина и с бокалом в руках. – Не спится? – ехидничает Тео. Наливает и себе – для вида, потому что ему достаточно – и садится в кресло напротив. Замечает, что друг напряжен и сконцентрирован. – Драко? – Винсент вернулся? – Малфой отмирает и потягивает огневиски. – Побухтел и уснул. В чем дело? – Теодор щурится. Малфой снова пьет и молчит, молчит и пьет. Нотт решает сменить стратегию: – Где ты был? Драко набирается храбрости и смотрит другу в глаза – в сером взгляде вина, немного сожаления и привычное безразличие. – С Пенси, – отвечает. Не отводит глаз, и Нотту не приходится задавать уточняющие вопросы. Вместо этого Нотт все же делает глоток. Оба молчат, потому что говорить не о чем. Точнее, есть, но Тео слишком… это просто слишком. – Что думаешь? – спрашивает он. В любой другой ситуации они бы обсудили, посмеялись, поделились впечатлениями. Но речь идет не о любой другой – о Пенси. О Пенси, с которой они выросли; о Пенси, которая, пусть и не само очарование, но вообще-то близкая подруга. Тео думает, пошел бы он на убийство на месте Винсента. Благодарит небеса, за то, что он не на месте Винсента; но, если бы Малфой переспал с Дафной, Нотту было бы обидно – и он, в отличие от Крэбба, не влюблен. – Думаю, Пенс будет меня избегать, – отвечает Драко. – Все получилось слишком быстро? – усмехается Нотт. – Я сказал ей, что встречаюсь с Асторией. – Она и так знала об этом. Еще один немой диалог, и на этот раз во взгляде Малфоя скользит раздражение. Драко кричит о том, что чувствует – и становится еще хмурее; кривит губы, отворачивается, допивает огневиски. Должно быть, убеждает себя, что ему этого нельзя – чувствовать. – Почему нет? – Нотт откидывается на спинку. Он знает ответ, но хочет услышать. Хочет услышать, что они – отбросы общества, обреченные на существование под гнетом морали и осуждения; они такие же заключенные, как и их отцы, просто в клетке получше. Ограниченные в выборе, заклейменные – Нотт знает, что у Малфоя под рубашкой красуется Темная Метка. Почти такая же, как у Грейнджер. – Она возненавидит меня, – обреченно выдает Драко. Его бокал со звоном опрокидывается на столик. – Она влюблена в тебя, – тихо говорит Тео. – Ей бы хорошо проклясть меня за этот порыв. – Она влюблена в тебя. – Почему? – Малфой бледнеет. – Почему она не оттолкнула меня? Кричала, что ненавидит, а потом позволила поцеловать себя. Почему? – Она. Влюблена, – Нотт вздыхает. – В тебя. – Сука! – злится. – Заткнись. Просто заткнись. Они снова замолкают. Трещит костер, трещит промерзлое окно, трещат натянутые нервы. – Что с Грейнджер? – интересуется Драко. – Я видел ее шрам, – это импульсивно, но это первое, что приходит в голову. – И что? Ты раскис? – Малфой играет свою любимую роль, но Нотт замечает, как дергаются его скулы. Тео не отвечает. – Клянусь, Нотти, если Грейнджер заставит тебя плакать, я надену красные стринги и пробегусь в них по заднему двору школы, – злобная усмешка, неприкрытый сарказм. Теодор странно улыбается в ответ. – Я говорил тебе – ее невозможно заполучить, – Драко цокает языком. – Грейнджер слишком принципиальна, а у тебя слишком мрачная репутация. Нотт допивает свой напиток и снова молчит. Молчание становится его любимой привычкой. Ночью выпадает первый снег – неожиданно и ни к месту, потому что дорожки заваливает по щиколотку. Нотт думает, что за всю жизнь так и не привык к переменчивой английской погоде. Он находит сапоги, перчатки; кутается в шарф, кутается в пальто; натягивает на уши шапку, снимает ее – шерсть неприятно колется, и, в целом, выглядит убого. Треплет кудри и прячет за пазуху пустой конверт; торопится уйти до того, как проснутся остальные. Снежинки мерзнут на ресницах от теплого дыхания, когда Нотт преодолевает сугробы; ему нравится снег и утреннее одиночество – они делают его счастливым, а счастливый Теодор Нотт – улыбчивый Теодор Нотт. Хмыкает: он привык улыбаться по делу и просто так. Когда война оставляет шрамы, улыбки приобретают хрупкую значимость. Совятня встречает гостя серыми камнями и заледенелой лестницей. Нотт топит ступени заклинанием и быстро добирается до цели; в башне пахнет птичьими перьями, снегом и мокрым кормом; немного пометом, но Тео не хочет портить момент и не думает об этом. Его внимание отвлекает фигура в просвете окна. Она стоит спиной, одетая в вельветовое пальто и высокие сапоги; кудрявая копна волос надежно спрятана под забавной серой шапкой, край рыжего шарфа болтается за спиной. Совы недовольно ухают, и Грейнджер оборачивается. Удивляется сначала и поджимает губы. – Ты совершенно точно преследуешь меня, – говорит. – Никогда не видел тебя здесь раньше, – замечает Нотт. Затем подходит к своей птице и достает конверт из-за пазухи. Пернатая бестия щелкает клювом, показывая характер. – Мне нужно проветрить голову, – отвечает Грейнджер и отворачивается. Нотт замечает, что она кормит филина. Его птица перебирается с жердочки на локоть хозяина; тот подходит к окну рядом с гриффиндоркой и отпускает крылатого гонца в небо. Гермиона смотрит птице вслед, прежде чем спросить: – Кому оно? Нотт не отвечает. Да и что он может сказать? Она все равно не поймет. Эту маленькую слабость не понимает даже он сам. – Как ты сегодня? – спрашивает он вместо. Грейнджер выдыхает, отворачивается. – Рон приходил мириться, – говорит и пожимает плечами: – Ну, точнее он уснул у двери в женскую спальню и ждал до утра. Нотт хочет фыркнуть, но только морщится: – И что? – Я решила, что мы заслуживаем второго шанса. – Мы? – удивляется. «Второго?» дополняет подсознание. – Это… сложно. У нас с Роном слишком много общих воспоминаний, которые тянут нас вниз. – Поясни, – просит Тео. Грейнджер задумывается: – Мы выросли вместе, прошли слишком многое, прошли войну, – она очищает семечку, дает ее птице. –Я никогда не знала никого, кроме Гарри Поттера и Рональда Уизли. Мы всегда были вместе, с самого начала. И нас всегда было трое. Порой мне кажется, мы влюбились только потому что у нас не было другого выбора. – А вы влюблены? – вкрадчиво спрашивает Тео; тянется рукой к филину, чешет его по спине. Грейнджер вздыхает. – Я дорожу нашими отношениями, – говорит она, но это не признание. – Думаешь, это глупо? – Нет, почему? – он улыбается. – Думаю, тебе просто нужно больше времени. Гермиона понимает скрытый намек, но не соглашается. Переводит тему: – Что у вас с Дафной? Тео вскидывает брови. Один-один, признает он. Пытается понять, почему обсуждает дела любовные с Гермионой Грейнджер. – Все сложно, – усмехается он. – Дафна считает, что она – мой билет в новую жизнь. А я – ее победный трофей, – морщится. – Мы вроде бы неплохо… сработались. – Но «вы» не работаете, – несмело озвучивает Грейнджер. Он молчит, подтверждая ее догадку. – Зачем тебе такие отношения? – У нас все в порядке, – врет Нотт. – Как у вас с Рональдом. – Как у нас с Рональдом, – повторяет она. – Все в порядке. Несколько минут они молча смотрят в окно. Там кружатся снежинки, кружатся птицы, кружатся невысказанные сожаления, недосказанные слова. – Так кому ты отправил письмо? – снова спрашивает Грейнджер. Тео пожимает плечами, кутается в шарф. Он расскажет ей об этом; может быть, она даже поймет. Но не сегодня. Однажды. Понедельник начинается с Дафны. Она демонстрирует большую любовь к эффектным появлениям и новое белье. Чуть позже Гринграсс сообщает, что Пенси заболела и не появится на уроках. Нотт внимательно поглядывает на Драко – тот скрывает растерянность за маской надменности. В большом зале шумят студенты – последняя неделя ноября предвещает рождественские декорации. Беглым взглядом Тео находит Грейнджер в объятиях Уизли; она улыбается, жестикулирует, кушает; пушистые кудри спадают ей на глаза, и она откидывает их кивком. Теодор садится на место, Дафна юркает к нему в объятия. Джиневра Уизли громко шутит, и стол гриффиндора взрывается хохотом. – Так весело, щас сдохну, – бурчит Винсент, соскребая в тарелку салат. – Какие у нас планы на вечер? – спрашивает Блейз. Он тоже не выглядит особо бодрым – утро понедельника выматывает хуже, чем похмелье. – Мне нужно ублажить Флитвика, – заявляет Тори. Драко давится соком. – Астория Гринграсс! – выкрикивает Дафна. – Что? Ты ведь сама так же про Слизнорта вчера… – Хватит! – Дафна заливается краской. Грегори и Блейз довольно хихикают, Нотт показательно-понимающе задирает брови. – Я буду спать, – вставляет Крэб, словно не участвует в общем диалоге. – Нотти, пупсик, – протягивает Забини. – Хоть ты составишь мне компанию? – Нотти составит компанию мне, – ревностно заявляет Гринграсс. – Нам есть над чем поработать, да? – смотрит на него так, словно он не может отказаться. – Я работаю в библиотеке, – отказывается. – У меня проект по рунам. Дафна вытягивает губы, откидывает волосы от лица и разминает шею. – Ты обещала мне книгу по зельям, – напоминает ей Малфой. – Можем обсудить сегодня. – Да, хорошо, – Гринграсс натянуто улыбается. Тео едва сдерживает благодарный кивок. Смотрит в пустую тарелку, смотрит в окно, смотрит на левитирующие свечи, смотрит на стол гриффиндора. Уизли продолжает обнимать Грейнджер за плечо; она внимательно слушает дискуссии за столом. Нотт думает, стоит ли напоминать ей о том, что у них встреча. Словно в ответ, она отворачивается от друзей, и ее золотистые глаза смотрят прямо на Теодора. Она улыбается – едва различимо, слегка опустив подбородок. Он кивает ей в ответ, краем глаза следит, чтобы Дафна занималась своими делами. Драко пихает его под ребра, и Нотт шипит. – Больно вообще-то, – возмущается он. Малфой осуждающе качает головой. Уроки пролетают незаметно; так же незаметно заканчивается ужин. Теодор ждет Грейнджер в библиотеке, и она не опаздывает. Удивляет его сначала своим воодушевлением, потом – забавными шутками; она много спорит и много говорит – звук ее тихого голоса заставляет Нотта улыбаться. – Что с тобой сегодня? – спрашивает он. Грейнджер вопросительно вскидывает брови. – Ты чересчур активна. – Прости, – снова улыбка, снова радость. – День выдался отличный. Нотт несогласен, но не хочет портить момент; понимающе кивает. Они проводят вместе несколько часов, прежде чем батарейка Грейнджер садится, и она начинает зевать. Теодор пытается противостоять порыву, но не может – сон одолевает и его. – Это заразно, – бормочет он. Гермиона усмехается. – Что, Теодор Нотт сдается первым? – спрашивает, победно задирая подбородок; в золотых глазах плещется приятная усталость. – Ты меня измотала, – признает он. – Отлично, – она хитро щурится, но снова зевает; закрывает рот ладонью: – Прости. Нотт зевает в ответ, и Грейнджер смеется. Со стороны полок раздается предупредительное шипение – мадам Пинс не дремлет. – Думаю, на сегодня хватит, – Теодор потирает лицо руками. – Д-да… – Гермиона вдруг сводит брови. Затем собирает учебники, тетради и перья и поднимается. – Тогда… увидимся в среду? – Там совсем немного осталось, ты запросто справишься сама… – не раздумывая говорит Нотт. Осекается, прокручивает в голове расписание, исправляется: – Среда отлично подходит. Только давай встретимся пораньше, если ты свободна. – Свободна, – Грейнджер снова сияет – не так ярко, но заметно. Должно быть, это ее янтарные глаза. Во вторник Пенси набирается храбрости и приходит на завтрак. Тео старается не смотреть, но все равно смотрит: на ее лице тонна макияжа, усталость и очевидные следы страданий. Но никто этого не замечает: сестры Гринграсс жалуются друг другу на жизнь, Блейз наставляет Грегори в сердечных делах, а Винсент отсаживается в дальний угол. Драма развивается на глазах, но все активно продолжают игнорировать знаки. Драко напряжен, как заряженное ружье – Тео боится, что оно выстрелит в самый неподходящий момент. – Ты такой молчаливый сегодня, – замечает Астория, поглаживает Малфоя по плечу. – Все в порядке? – Абсолютно, – он отправляет в рот канапе – избегает диалога. Пенси смотрит на Драко чуть дольше положенного и отодвигает от себя тарелку. – Попробуй оливки, Пенс, – предлагает Дафна. – Ты же любишь зеленые. – Не хочу. – Тогда пирог? – Я не хочу есть, – Паркинсон разминает плечи – снимает раздражение. – Тогда выпей чаю, – не унимается Дафна. – Я не хочу. – Почему? – Меня тошнит. – Воды? – Дафна, – Пенси сводит зубы. – Я не беспомощная. Могу сама себя обслужить. Гринграсс кривится и поднимает руки в примирительном жесте. Астория кладет голову Малфою на плечо, продолжая что-то ему говорить. – Хочешь, пойдем на пару, Пенс? – предлагает Теодор. Она смотрит на него тяжело и беспомощно и соглашается. – А ты доел? – Дафна хмурит тонкие брови. – Доел, любимая, – сладко растягивает он; играется, развлекается, глумится. – Отвратительно, – Блейз высовывает язык. Всю дорогу Пенси молчит, Пенси думает, Пенси сдерживает слезы; но Пенси сильная – Нотт это знает. Он просто хочет дать ей немного времени. – Я сильная, – гордо заявляет она, когда рядом не остается никого. – Я знаю, – Теодор вздыхает. Раскрывает объятия как раз в тот момент, когда Пенси всхлипывает. Он не успокаивает ее, ничего не говорит; он просто поглаживает ее по спине. Просто позволяет ей быть. В среду Грейнджер ждет его в библиотеке раньше договоренного времени. Она уже не такая болтливая, но она все равно довольная. Они разбирают оставшиеся вопросы; они разбирают дополнительные вопросы; они разбирают вопросы, которые не относятся к ее проекту; они разговаривают на отвлеченные темы. В среду они договариваются о пятнице, чтобы Грейнджер могла попрактиковать презентацию. В пятницу – о субботе, чтобы исправить пятничные ошибки. В субботу Нотт ловит себя на мысли, что ждет следующей даты; но Гермиона ничего не может придумать. Ситуацию спасает находчивость Теодора: он заявляет, что берется за изучение культуры магглов, и Грейнджер не может отказать ему в помощи. В первую неделю декабря выпадает слишком много снега; на головы студентов выпадает слишком много курсовых работ. Теодор радуется тому, что в жизни Гринграсс появляется новый смысл, и постель теперь принадлежит ему одному. – Видел Дафну в гостиной, – Блейз заваливается в комнату вместе с Грегори. – У вас все в порядке, Нотти? – Почему нет? – Тео увлечен чтением, он не смотрит в сторону вошедших. – Все просто замечательно, – вмешивается Винсент. – Моя одежда больше не подвергается насилию. Забини прыскает смехом. – Пенс в последнее время такая хмурая, – подмечает Грегори. – Я попросил ее помочь с историей, но она послала меня нахер. – Я бы тоже послал тебя нахер с историей, – отвечает Блейз. Нотт улыбается: дружеские перепалки можно слушать вечно. Драко заходит в спальню молча и переодевается. – Слушай, Нотти, такое дело, – Забини подсаживается к Тео на кровать, забирает его учебник и крутит книгу во все стороны. – Поговаривают, ты спелся с Грейнджер? Вас пару раз видели вместе после ужина. – Ага, списываю у нее домашнее задание, – ехидничает Тео; мельком переглядывается с Малфоем. – Не боишься, что Дафна… – Блейз осекается. Улыбка сходит с лица Нотта, теперь он смотрит черство: – Что Дафна что? – Ну, не захочет Грейнджер в соперницы? – Грейнджер трахается с Уизелби, – влезает Драко, забрасывая полотенце на плечо. – Ее головная боль – внимание рыжего и Лаванда Браун. Тео хмурится: – Браун? – Я тоже слышал, – говорит Грегори. – Парни в раздевалке видели, как Браун облизывалась с Уизли после тренировки в эти выходные. Нотт вытягивает губы в трубочку, задирает брови, смотрит в книгу – ему нет дела. Но неприятное чувство копошится между ребер. Наверное, ему обидно за Грейнджер. – А ты сам то видел? – непредвзято интересуется Тео. – Парни херни не скажут, они же не бабы, – высокопарно выдает Гойл. – Но может быть, конечно, кто-то из них просто недолюбливает Уизли. Или хочет отвоевать золотую девочку – хер знает. Я видел Лайзу на днях… Разговор плавно меняет русло, и Нотт погружается в раздумья. Его передергивает, при мысли, что Рональд использует Лаванду, потому что не может заполучить желаемое. Нотт представляет лицо Грейнджер, когда та узнает об измене – как можно изменить Грейнджер? Она же невинна, наивна и набожна – почти идеальна. Он фыркает: Гермиона Грейнджер участвовала в Магической Войне и победила, и думать, будто она беззащитна – почти неуважение. Другой вопрос в том, что чертов Уизли – ее главная слабость. У Теодора сводит челюсть. – Выдохни, – Драко вытирает мокрые волосы полотенцем, и капли попадают Нотту на спину. – Сейчас книгу порвешь. Теодор вздыхает, откладывает учебник и смотрит на друга: обнаженный по пояс, бледный и уставший, Малфой выглядит как человек, который нуждается в каникулах больше, чем в личных границах. – Я устал, – признается Тео и перекатывается на спину. – Завтра квиддич, – напоминает Малфой и добавляет намного тише: – Может быть, твоя подружка придет, и у тебя будет шанс намекнуть ей на похождения рыжика. – Это не мое дело, – Теодор брезгливо хмыкает. – Как скажешь, романтик, – друг усмехается. – Виделись сегодня с Дафной? – С утра. А что? – Астория пригласила меня и маму отпраздновать Рождество в Гринграсс Мэнор. Думал, тебя тоже позовут. – А Пенс приглашают? – как бы между прочим спрашивает Нотт. Лицо Драко вытягивается и бледнеет. – Не спрашивал, – говорит он. Тео понимающе кивает. – Поедешь? – спрашивает Драко. Нотт снова пожимает плечами: последнее Рождество, которое он праздновал, проходило в компании отца и их старой кухарки. В этом году его выбор еще скуднее: между пустым Нотт Мэнором и Азкабаном, Хогвартс кажется самым уютным вариантом. – Посмотрим, – отвечает Нотт. Он понимает, что праздновать Рождество с семьей Гринграсс – стать частью семьи Гринграсс; к такому исходу событий он еще не готов. И вряд ли будет.