Море волнуется раз

Сколько я здесь? Дней пять уже. Старик пока усердно прячет меня в кабинете давая, выходить лишь на балкон. Отсюда видно море. Мне надо туда, в море, я должна быть там, а не здесь. Всё своё время я провожу глядя на море, иногда он приносит мне еду, а когда я засыпаю, переносит на диванчик. Мне от него не по себе, постоянно пытается заговорить со мной, слишком хорошо ко мне относиться, хотя я рассказала ему уже всё… Почти, мои личные дела не касаются ни его, ни этого странного места. Бесплатный сыр только в мышеловке, как бы его цена не оказалась для меня непосильной ношей, вот что меня беспокоит. Я не должна быть здесь, я не должна была продолжать существовать, это неправильно, всё пошло не так. Хочу обратно в камень, хочу спать и слышать как она говорит со мной, видеть её лицо. А как она выглядела? Не помню. Просто хочу обратно. Иногда, если хорошенько сконцентрироваться, я могла уловить некоторые размытые воспоминания, лица моих друзей и коллег, презентации лекций и медицинский кабинет, но иногда это были совершенно незнакомые мне люди, они смотрели на меня, что-то говорили и улыбались. Интересно, кто они? Это было моим единственным отвлечением от самобичевания и фантомной боли в коленях — выуживание своих воспоминаний из далекого «хранилища». Я не знала что это, просто было ощущение будто достаю картинки наугад из забитого доверху ящика, с трудом и совсем не зная что там может оказаться. — Буру! — в кабинет ворвался высокий мужчина в военной форме с эмблемой чайки — Мы выходим в море! Ты пойдешь на наш корабль на правах моей родственницы, а по возвращению на базу будешь курсантом! Бва-ха-ха! Я уже обо всём договорился. — Что на счет спросить моего мнения? — Я уже немного привыкла к чудаковатым повадкам нового родственичка, например как сейчас, он опять стоял и преспокойно ковырялся в носу. Безобразие. Боль в колене резко усилилась напоминая о себе и о том, как я последний свой месяц каталась на коляске. Отвратительные воспоминания. Никогда не забуду то чувство беспомощности и унижения. Ах, моё спасение стало моей погибелью, иронично. Хотя сама виновата, нечего было лезть в спорт с такой-то болячкой. С ней мне повезло, серповидно-клеточная анемия проходила очень легко для моего тела, практически не было внешних отличий с здоровыми людьми, разве что желтоватая кожа, но это мелочи. Там-то моя удача и исчерпала себя. — Вдруг мне противопоказаны физические нагрузки? Старик задумался. Неужели передумал?.. Боже мой! Отпусти меня! Черт, я не кот, чтобы меня вот так поднимать и разглядывать! — Всё в порядке, тебе можно. — спустя пару секунд разглядывания меня любимой произнёс он. — Ты не врач. Поставь меня обратно. — Бва-ха-ха! Да всё будет нормально, честное слово! — Гарп, даже не думая ставить меня на пол, пошел прочь из кабинета, игнорируя все мои слабые попытки выбраться из его медвежьих лапищь. Сопротивляться бесполезно, это лишь приковывает ещё больше взглядов со стороны прохожих с синими воротничками и значками чайки. Мне стало ужасно неловко, они все смотрят, как этот старик тащит меня в одной рубашке (его же, между прочим, так как моя была вся в пыли, да и вообще ходить в той полупрозрачной ткани было не лучшей идеей), перекинув через плечо. Как же стыдно. Я закрыла лицо руками перестав улавливать повороты, шаги и взгляды. Меня нет, я просто футболка, которую этот гигант куда-то несёт. Очнулась от самовнушения я, когда оказалась босиком на холодном полу посреди порядка десяти женщин в форме дозорных. Гарп впихнул мне в руки полотенце и какой-то свёрток, потрепал по голове и развернулся, собираясь уходить. — Приведите мою племяшку в порядок, а? Я зайду за ней позже. Отплываем в восемь. — он хлопнул дверью и расхохотался где-то там, удаляясь от двери в неизвестном мне направлении. Из ступора меня вывело легкое прикосновение к плечу. Я обернулась — это была тучная женщина с удивительно добрым взглядом. Она смотрела на меня как-то оценивающе-бережно, будто я была хрустальной посудой, пролежавшей пару лет в сыром подвале. — Нц, любит он работёнки подкинуть, но ничего, возьмём с него втридорога за эту услугу! — крикнула она куда-то за плечо и вновь повернулась ко мне, потрепала по голове и спрятала руки в глубокие карманы белого халата. — Девоньки, отмыть её надо, — ещё один мимолётный взгляд на меня — да и откормить. Сдурел старик, так малышку измучал — кожа да кости! Кто возьмётся? Тишина. Тихое причитание солдат, поранившихся на тренировочном плаце, и тишина. — Боже, и что с вами делать? Если я вернусь, а здесь погром — всем влетит. — В ответ всё та же тишина, даже солдаты затихли под строгим взглядом этой женщины. Нет, скорее бабы. Да, вот она, живое воплощение слова «баба» в его древнем значении, когда оно означало мать, дарующую новую жизнь, домашний уют и того, кого почитали все. Женщина взяла меня за руку и повела куда-то вперед, через двери и лестницы. Я не смотрела. Я тонула в её большой ладони, будто вся моя сущность сейчас сосредоточилась там, в маленькой детской ручке, хватающейся за пухлые пальцы старшей. — Эй ты чего? Шампунь в глаза попал? — Я отрицательно замотала головой, но всё равно была подставлена под струю воды, пришлось зажмуриться, а в следующую секунду оказаться завернутой в огромное полотенце. Всё, совсем расквасилась, меня моют как немощное дитя, а ведь взрослая уже. — У тебя очень красивые волосы, будет жалко потерять такое добро. Я знаю что Гарп хочет тебя в кадеты, но может ну его? Давай к нам, в медблок? Научим всему, хоть и тяжело может быть, но здесь более подходящее место для тебя, да и в кадетах не проще. Подумай об этом. Я лишь повела плечами в ответ на её монолог и снова выпала из реальности куда-то в свои мысли и ощущения, хватаясь за каждое прикосновение, как за спасательный круг посреди океана. Я не успела оглянуться, а может просто слишком долго наслаждалась происходящим, как уже оказалась в бело-голубой матроске с эмблемой чайки. Красивая, даже почти свободная. Никогда не питала особой любви к чайкам, скорее наоборот, если живучесть и сообразительность воронов заставляла восхищаться ими и благоговеть перед каждым их взмахом крыла, то чайки, с их ухищрениями, нечестными методами и бесстыжестью вводили в ступор немой злости и отвращения, но это была другая, а может и вовсе не чайка. Не так, слишком ответственная чайка — мать, что не смогла сбросить своих слишком взрослых детей с обрыва — обучаться самостоятельной жизни и продолжает прикрывать их своими сильными крыльями от бури. Но кому как не мне знать, что рано или поздно, когда чайке будет угрожать опасность, её сущность возьмёт верх над этим проявлением «человечности». Она бросит своих детей, возможно слишком изнеженных для этого тяжелого и страшного мира. Дети ещё будут, придут солдаты, а я должна жить. Чайка — худший выбор для государственной организации. На меня надели черные блестящие туфельки поверх идеально белоснежных носков. Чувствую себя куклой, но, глядя на такое счастливое лицо этой женщины, никак не могу отказать ей в таком удовольствии… — Пойдем, найдем твоего дядю. Пускай диву дается, какая у него племяшка красавица — Она подхватила меня под руку и под моё наигранно — злое сопение повела на улицу. Гарп спал, а кадеты под его руководством, которых он должен был тренировать, не спешили его будить. Они опасливо поглядывали на нас, но продолжали спарринги. На удивление, по пути сюда мы не встретили ни одной живой души, хотя глядя на плац можно понять почему. Женщина оставила меня немного в отдалении, а сама прошла к Гарпу и с размаху ударила его?.. Я аж дёрнулась от неожиданности, разве он здесь не важная шишка? — Стареешь что-ли? Вставай! Кому сказали? — Ох, Йона, что привело тебя?.. — его взгляд упал на ошарашенную меня и замер. Вот опять он меня так разглядывает. Что не так с этим стариком? Может просто сбежать пока не поздно? — Буру, ты что-ли? Не узнать! Бва-хаха! Он схватил меня на руки и подкинул в воздух под недовольное ворчание Йоны. Пришлось вцепиться в его воротник, чтобы не повторял выкрутасов. — Спасибо, Йона. Ну мы пойдём тогда, покажу тебе корабль. Бва-ха-ха! — С тебя должок причитается! — крикнула она нам вдогонку — Малышка, жду тебя не на койку лазарета!

***

Ах, море такое красивое, что днем, что вечером — оно прекрасно. Так и хочется упасть туда, в воду и просто поплавать среди этих бликующих на солнце рыбок. Весь оставшийся день я пробродила по кораблю с приставленными ко мне дозорными. Двое крепких парней, кажется, были рады что вместо подготовки корабля к отплытию, будут следить за ребенком, но после пары моих неудачных попыток спрятаться, они стали очень серьёзны. Это было весело, Но сейчас мы в открытом море, далеко от базы Морского Дозора. Интересно, куда мы плывём? Я сижу свесив ноги через решетку фальшборта и разглядывая морскую гладь. Красивая бездна, интересно что на дне? Двое дозорных переговариваются о чем-то своём позади, немного поодаль, а бездна уже смотрит на меня в ответ. Дежавю. Над кораблем вздымается огромный морской король, заставляя дозорных подниматься на палубу и готовиться к бою. Почему я знаю как называется эта штука? Никогда их раньше не видела, в моем мире таких нет. Красивый. Исхудал только, вон, рёбра аж видно и позвонки выпирают. Меня успели оттащить подальше, когда рыбина открыла свою пасть, выливая на палубу огромное количество воды и ребенка? Морской король скрылся раньше, чем промокшие насквозь дозорные успели атаковать его, а ребенок лежал. Длинные черные волосы, тонкие маленькие ручки и слегка загорелая кожа. У неё есть моё. Я должна забрать. Я, словно вода, вывернулась из рук своего надзирателя и удивительно быстро пробралась к ребенку через скопление дозорных. Украла у кого-то нож из-за пояса и налетела на неё раньше, чем незваная гостья успела опомниться. Занесла нож над головой целясь в грудную клетку — в сердце. Это казалось правильным: убить её и вернуть то, что по праву принадлежит мне. Вернуть своё. Казалось, всё так и должно быть, один из нас должен вернуть то, что мы имеем второму. В толпе послышались крики, кто-то выбил у меня из рук нож прежде, чем он рассёк плоть, кто-то схватил меня подмышки, пытаясь оттащить, а она. Нет, не так, другая я лягнула меня пяткой в живот, отталкивая к кадету позади и подскочила на ноги. Она тоже хочет жить. Она тоже хочет забрать то, что есть у меня, но отсутствует у неё. Я вижу её глаза, как хищно она смотрит на моё горло желая то ли перекусить его, то ли перерезать. Я видела как ловко она уходит от рук ошарашенных моим раздвоением дозорных, видела Гарпа, наконец появившегося на палубе и закрывающуюся дверь лазарета.