Твой розовый сад

      За столом царит полный порядок. А вот за его пределами… идёт настоящая война за яблоки. Видите ли, Дахён первая увидела яблоки, вот и объявила их своими. А Хёнджин их сорвал до того, как это сделала бы его сестрёнка. Хотя он и так бы их сорвал, ведь у него единственного рост позволяет дотянуться до зелёной ветки, увешанной спелыми плодами. И вот теперь они бегают вокруг стола. Хёнджин с яблоками бежит от Дахён, а она, в свою очередь, истерит и пытается его догнать. В это же время стол накрывают две дамы: Джуён, старшая в семье, и Сона, самая любящая мать. На поверхность сначала опускается чайник с заваренной ромашкой, чашки и тарелки, а потом на середину ставятся ароматные десерты и сочные фрукты.       Всё было так умиротворённо. И меньше всего хотелось верить, что всё это — сон, грёзы, иллюзия.       — Какая тёплая нынче осень, — вздохнула женщина. — Не время года, а сказка какая-то…       — Это пока октябрь не наступил, — усмехнулась Джуён. — Там глазом не успеешь моргнуть, как холодно станет и дожди лить начнут.       — Но в прошлом году сентябрь холодным был, — Сона поправила голубую скатерть на столе. — И солнце вечно за тучами пряталось. Ветра сильные дули… Да и не так красочно всё было. А сейчас… — она мечтательно посмотрела на небо. — Смотри, какое небо чистое, солнце яркое и тепло.       — Не могу с тобой не согласиться, — девушка начала разливать зелёный чай в чашки. — Надо наслаждаться такими моментами сполна.       — Мне кажется, любыми моментами нужно наслаждаться. Даже самыми тусклыми и холодными. Можно же найти столько плюсов. Одно осознание того, что живёшь в эту погоду не на улице, а под тёплой крышей… — женщина улыбнулась. — А ведь когда-то мне приходилось ночевать где попало. До того, как ваш папа полюбил меня и забрал к себе, — она кинула взгляд на младших, что всё ещё бегали друг за другом. — И теперь я счастлива здесь. Вместе с вами. Моими любимыми детьми.       — Эти любимые дети скоро стол нам снесут, — Джуён тоже кинула взгляд на сестру с братом, а потом крикнула. — А ну! Хватит беситься! Хёни, перестань угрожать брату! Он вообще-то старше тебя. А ты, Джини, отдай ей одно яблоко. Ты же не маленький, в конце-то концов!       На это их мать посмеялась и с тёплой улыбкой продолжила наблюдать за своими сорванцами. Она души не чаяла в своих детях. Скорее всего, они так же сильно любили свою маму.       Дети угомонились. Хёнджин, как и просила его сестра, отдал младшей яблоко, а та, в свою очередь, перестала угрожать брату и, довольная, жевала сочный фрукт. Хван тоже решил откусить своё, но, преподнеся он его ко рту, его охватило странное ощущение.       — Матушка, — подошёл он к Соне. — А у нас как давно… яблоки растут?       — Что за глупости, мальчик мой? У нас всегда яблони росли. По всему саду, — дама мило улыбнулась. — Почему ты спрашиваешь?       — Да так, ничего. Просто ощущение… — парень замолчал. Он чувствовал себя очень странно. И яблоки будто ненастоящие.       После его взгляд зацепил куст белых роз. Белоснежные пышные бутоны очень сильно выделялись на фоне редких красных кустов и молодых яблонь. Тогда его сердце совсем опустилось в пятки. Он точно помнит, что никогда у него в детстве не росли никакие белые розы. Теперь ему стало по-настоящему жутко. И уже начало приходить осознание, что всё это — всё-таки иллюзия.       Но разрушать её не хотелось, а только как можно дольше продлить эти замечательные и безмятежные моменты, которые сотворило его сознание. Было очень больно смотреть и понимать, что образы его близких людей — лишь выдумка. Лучше бы и он был ненастоящим и навсегда мог остаться в этой тёплой атмосфере собственной мечты.       — Джини? — из транса его вывел голос старшей сестры. Она стояла перед ним в кремовом пышном платье с золотой вышивкой и с волосами, отстриженными до плеч. Странно, но Хёнджину казалось, что она только что была с длинными шелковистыми локонами и в изумрудном платье из бархатной ткани. Да и обстановка вокруг поменялась. Теперь они стояли на городской площади у фонтана. — Джини? Всё хорошо? — ещё раз повторила она.       — А… да, всё в порядке, — неуверенно сказал Хван.       — Да как уж всё в порядке, — сбоку послышался голос, полный возмущения, а потом парень почувствовал, что его веером ударили по плечу. — Ты хоть самому себе не ври, — говорила Дахён. Но тут ей уже было явно больше семи. Намного больше. Это заставило Хёнджина насторожиться ещё сильнее, хотя казалось, куда больше.       — Действительно, Хёнджин, ты будто сам не свой, — сзади послышался голос какого-то парня. — Потерянный какой-то. Сегодня же твой день рождения, — тот похлопал Хвана по плечу, скрытому под шёлковой рубашкой. — Надо радоваться, веселиться.       — А… — он не знал, что ответить. Он же только что собирался попить чай с сёстрами и мамой, а тут они уже на площади. Старшая с короткой стрижкой, младшая уже немного повзрослела, а рядом с ними какой-то юноша. И даже непонятно, откуда он взялся. Вопросов было много, а ответов — ноль.       Хёнджин оглядел каждого с ног до головы, а после оглядел место, где они находились.       — Какое сегодня число? Год? — растерянно спросил Хван, потирая переносицу.       — Не пугай меня, Джини, — с опаской сказала Джуён. — Сегодня двадцатое марта тысяча восемьсот тридцать пятого года. Твой шестнадцатый день рождения. Точно всё в порядке?       — Да, в полном, — соврал он, широко улыбаясь. — Кажется, голову нагрело. Немного.       — Нагрело? На улице тучи! — воскликнула Дахён. — Как её можно было нагреть?! Мог бы и получше отмазку придумать!       — Дахён-щи, не кричите. Голос опять сорвёте, — прикрывая уши, прошипел парень, которого Хёнджин до сих пор не мог вспомнить.       — Да, Хёни, Чан прав. Ты только недавно восстановила свой голос. Будет не очень хорошо, если ты опять его потеряешь, — строго сказала Джуён.       Теперь Хван вспомнил. Чан. Тот, кто приплыл из Австралии. Какое же у него было полное имя? Ах да, Бан Кристофер Чан. Также любовь всей жизни Джуён. И даже взаимная.       — Я его не сорву! — обиженно сказала Дахён.       — Вы не можете давать гарантии, Дахён-щи. Голос — такая штука. Никогда не знаешь, что с ним может произойти, — спокойно ответил Чан.       Между ними тремя разгорелся спор, а Хёнджин стал крайним. Будто его тут и не было. Он принялся рассматривать окрестность, магазинчики с витринами, где можно купить всё: начиная от продуктов и заканчивая новым платьем и парой кожаных туфель. По бокам можно заметить домики с бордовой черепицей, а на встрече людей, проходящих по улицам с вымощенной камнем дорогой. Каждый торопился по своим делам, находясь в хорошем расположении духа. Яркие вывески лавок привлекали внимание и создавали красивую городскую атмосферу. Всё тут настолько умиротворённо и правильно.       Слишком идеально, чтобы быть реальностью.       Внезапно его внимание привлёк парнишка, что ехал на своём велосипеде, а потом врезался на нём в какой-то куст, стоящий рядом с дорогим бутиком. За ним бежали товарищи и кричали его имя.       Мальчик по голову оказался в кустах, а темный велосипед теперь сломан с согнутыми спицами на колесе. Но, кажется, он вовсе не расстроился. Наоборот, он вышел из куста с довольной улыбкой и прокричал «А-а-а! Это малина-а-а!» Тогда на лице Хёнджина расплылась широкая улыбка. Он сам не понял, что начал улыбаться. А потом юноша посмотрел точно в глаза Хвана своими темными, как горький шоколад. Его сердце сразу пропустило пару ударов, и он сглотнул тугой комок в горле.       Каштановые волосы, постриженные под маллет, черты лица, словно нарисованные, еле заметные созвездия веснушек и глаза, в которых видна целая вселенная. Лицо такое… родное что ли? От одного только взгляда на него становится и тепло, и одновременно тоскливо на душе.       Мальчик неловко улыбнулся, слегка краснея, потосупив взгляд на свои потёртые ботинки. Видимо, он очень любил бегать, потому не успевал следить за обувью. Хван не мог оторваться, приоткрыв рот.       — Эй, земля вызывает Хвана! — прокричал какой-то голос. Знакомый и нет одновременно. — Приём, приём! — перед ним появилась девушка в светлой воздушной сорочке и с рыжими локонами.       Хёнджин пару раз помотал головой, и теперь он уже был в совершенно другом месте. То было ромашковое поле. Царила тишина, а нежный травяной аромат наполнял лёгкие, слегка кружа голову. Небо чистое, так что солнце легко согревает кожу своими лучами даже сквозь плотную ткань рубашки.       — Хван, мать твою, Хёнджин! Ты вообще слышишь меня? — лицо девушки оказалось прямо перед лицом юноши, и он не на шутку перепугался. Особенно, когда узнал её.       — П-прости, — он сразу встал и начал пятиться назад. Трава доставала ему почти до колен, иногда щекоча ладонь своими стеблями. — Но м-мне пора. Правда… мне пора.       — Боишься, что муж станет ревновать? — девушка скрестила руки на груди, вмиг став недовольной. — Когда же ты ему сознаешься? Когда с ним разведёшься? Мне это надоело!       — Муж? — проговорил губами, решая подыграть, сам не зная чему. — Д-да… но я пока не могу этого сделать, сама понимаешь, — он начал потихоньку уходить с того поля, а после и вовсе побежал прочь. Он сам не знал, куда бежать. Главное, подальше от этого поля и девушки.       Бежав, что есть мочи, Хван не заметил, как врезался в юношу, повалив его и нависнув сверху. Тот издал тихое «ой» и схватился кулачками за его рубашку, посмотрев на него несколько виноватым взглядом. Взглянув на него в ответ, Хёнджин ахнул. Это же тот самый мальчик, которого, казалось, видел недавно. Видел, как он свалился в куст малины и получил пару ссадин на щеке.       — Хёнджинним… Прошу прощения, что встал у вас на пути, — очень тихо произнёс тот, зачем-то зажмурившись.       — Чего ты извиняешься? — удивлённо спросил Хван, приподнимаясь и садясь на колени.       — В-вы не будете на меня кричать? — теперь тот юноша удивился, тоже принимая сидячие положение и потирая спину. — И не ударите даже?       — За что мне тебя бить? Это я налетел на тебя, — он не понимал, чем вызвана такая реакция. Поднявшись, он потянул руку парню, дабы помочь ему встать, но тот не спешил принимать чужую помощь. Тогда Хван сам потянул его за руки и в этот момент заметил у него на пальце обручальное кольцо, после чего невзначай взглянул на свою руку и увидел там точно такое же.       И тут Хёнджину немного поплохело. Да что же происходит-то?! Он закрыл глаза. А открыл он их потому, что кто-то его трясет. Перед ним снова оказалось лицо того парня. Но только заплаканное. Его щеки раскраснелись, а нос всё время подрагивал. Пышные ресницы слиплись, прикрывая стеклянные мокрые глаза.       — Хёнджинним! Хёнджинним! Что это всё значит? — не переставая плакать, на повышенных тонах прокричал он. — Кто эта девушка? Что всё это значит?! Хёнджинним, ответьте же вы!       Сзади парня стояла девушка в пышном белом платье, с рыжими волосами и с венком ромашек на голове. Она коварно улыбалась и, казалось, наслаждалась истерикой юноши. Дама скрестила руки на груди, ухмыляясь. А потом произнесла:       — Не требуй с него объяснений, парень. Он ничего не ответит. Он не любит тебя, никогда не любил и никогда не полюбит. Я — его единственная и первая любовь, — самодовольно твердила она. А тот обернулся к ней, рыдая сильнее.       — Нет! Это мой муж! Он… он не может любить тебя! Он не может любить таких, как ты! Ведьм! — всхлипывая, говорил он. — Он не мог в тебя влюбиться! Не мог!       Немного подумав, девушка ответила:       — Конечно, не мог, — хмыкнула. — Я его заставила. Одурманила и влюбила в себя. Заставила разлюбить тебя. Это делается легко. Я не могла позволить какому-то выходцу из Австралии стать мужем такого, как Хван Хёнджин. Ты просто не достоин его. И плевать, что ты тоже из благородной семьи. Это ничего не меняет, — девушка ухмыльнулась. — Ну, раз уж я вскрыла карты, я избавлюсь от свидетелей. Ему я сотру память, — она посмотрела на Хёнджина, — чтобы не помнил ни тебя, ни этого момента. А тебя придётся устранить.       И в этот момент девушка вмиг очутилась перед юношей и, вытащив свой серебряный кинжал с гранатовым камнем, нанесла ему пару ножевых ранений в область лёгких. Тот бездыханно упал на Хёнджина, который стоял у стены и не понимал, что происходит вообще. Хотя смутно помнит, что что-то подобное давно отлёживается где-то в корке его памяти. Поймав бездыханное тело, слёзы сами покатились из глаз. А в голове почему-то пронеслась фраза «Я люблю тебя, как Джульетта любит Ромео». Прижав бездыханное тело к себе, он посмотрел на девушку, лицо которой озарилось насмешливой и тёмной улыбкой.       — Ну что, Джини, — ласково сказала она. — Теперь никто не сможет нам помешать быть вместе! Нет никаких помех! — она потянула свои руки к лицу Хвана, но тот отмахнул их одной рукой.       — Ты! Грязная ведьма! — крикнул он. В это время как раз в его комнату зашла Джуён и улицезрела сию картину: на руках её брата лежит тело его мужа с несколькими ранениями, а рядом стоит девушка с окровавленным кинжалом в руках, которую назвали ведьмой. Она сразу побежала прочь из комнаты. Ведьма — человек опасный, и её всегда надо было немедленно устранять сразу, как только распознали.       Боясь за свою репутацию, а также за жизнь, ведьма побежала вслед за Джуён, говоря напоследок Хвану: «С тобой я потом закончу».       Хёнджин крепко обнял тело, смотря на лицо с закрытыми веками, частично покрытое брызгами крови. Он вновь закрыл глаза, а после того, как открыл их, оказался в совершенно другом месте.       Городская площадь была набита людьми, что разъярённо кричали что-то. В центре стояла та самая девушка, раздетая и привязанная к деревянному столбу. Под ней были стоги сена. Она сама пыталась вырваться и что-то кричала. Но из этого можно было разобрать лишь некоторые фразы: «Хван! Ты ещё об это пожалеешь! Всю свою жизнь будешь жалеть!».       Вскоре к сену поднесли огонь, и всё вспыхнуло ярким пламенем. Хёнджин почувствовал руку на своём плече. То была Джуён. Она несильно сжала его плечо, а рядом за его руку схватилась Дахён, которой на вид было уже все шестнадцать. Она крепко сжала руку, обхватив её своими, слегка потянув вниз, что означало, что она очень волнуется.       — Эта ведьма… она же навсегда исчезнет и сгорит? — осторожно спросила она, глядя большими глазами на него.       — Сгорит дотла, — грозно сказала Джуён, сильнее сжимая чужое плечо. — И больше не посмеет нас потревожить. Никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах.       А Хван молчал. Неужели вся любовь, которая, вроде, была к этой девушке, была лишь каким-то заклятьем? Вот этот момент он пропустил. А зря.       Вновь закрыв глаза и распахнув их, Хёнджин снова оказался в другом месте. На этот раз в своей комнате. Ночью. У окна. Он смотрел на дуб, к которому приближается силуэт, держа что-то похожее на верёвку в руке. Узнав в нём мать, Хёнджин сразу сиганул на улицу. Но не успел. Женщина уже засовывала голову в петлю, которую только что завязала. Спасти её уже было невозможно. Расстояние от дуба до дома достаточно большое. Но Хван всё-таки побежал. И всё, что он мог делать, так это смотреть, как его мать умирает.       Он не мог на это долго глядеть, поэтому забежал в дом, дабы быстрее сказать кому-нибудь о случившимся. Но все подданные были мертвы. В какую бы комнату он ни заходил, везде были лишь трупы. И тут он резко распахнул родительскую комнату, где лежал на кровати уже покойный отец. Видимо, скончался от болезни, что поразила его недавно.       Младшей сестры вообще нигде не было, как бы долго Хван её ни искал. Она просто исчезла. Провалилась сквозь землю.       Забежав в свою комнату, Хёнджин знал, что его будет ждать. Так как этот момент он помнит очень хорошо. На пороге комнаты лежала девушка со вскрытыми венами, перерезанным горлом и с серебряным кинжалом с гранатовым камнем в руках. А на полу кровью было написано послание:       «Я тебе говорила, что ты ещё пожалеешь, Хван. И всю жизнь будешь жалеть. Вечность будешь жалеть и страдать, как страдаю я.»       Тут Хёнджина настигла внезапная агрессия. Он разгромил всё, что было в комнате, сломал все картины, порвал все фотографии, содрал обои и выбил кулаком стёкла. В комнате царил полный беспорядок, везде летала пыль, от которой хотелось кашлять. Раскидав всё по разным углам, Хёнджин сел по средине комнаты и начал беспрерывно и горько рыдать. А через время обессиленный и с окровавленной рукой упал без сознания.       Сквозь пелену сна он почувствовал, как две небольшие руки начали трясти его. Немного приоткрыв глаза, он увидел перед собой мальчика на вид лет шести-семи, что тряс его с мокрыми от слёз глазами и говорил: «Хён, хён, проснись, проснись!» Кожа его была белоснежная, а волосы — тёмные-тёмные, такие же, как и его глаза. Лицо было идеально чистым. Мальчика будто вырезали самые лучшие мастера из самого качественного мрамора на свете.       — Хён! Хён, просыпайся, пожалуйста-а-а-а! — ревел тот.       — Что? — сонным голосом сказал Хёнджин, беря на руки ребёнка, принимая сидячее положение и сажая на свои колени мальчика.       — Хён! — сказал тот, прежде чем напасть на Хвана с обнимашками. — Я-я так испугался за тебя, хён!       — А что случилось? — сказал парень, берясь за голову и осматривая всё вокруг. Он находился в своей комнате. Но она была уже целой, а на стенах висели новые фотографии и картины природы.       — Хён! Ты сидел тут, а… а… а потом внезапно бах! — пока рассказывал, мальчик жестикулировал своими маленькими ручками. — И упал! И закрыл глаза! Я думал, что ты умрел!       — Ох… — покачал головой Хёнджин. — Во-первых, умер, а не умрел. А во-вторых, скорее всего, я упал в обморок, — он взглянул на лицо мальчика, на котором читалось чистое недоумение. — Ах… — вздохнул он. — Это, можно сказать, внезапный сон. Ты сам не понимаешь, когда это может случится.       — Хё-о-о-н! — не переставая плакать, говорил мальчик. — Я всё равно испугался.       — Ладно-ладно, — почему-то на этот раз Хёнджин не чувствовал чего-то странного. Будто всё это и должно происходить. — Хочешь чай? Ромашковый.       — Хорошо, — всхлипывая, произнес мальчик.       Хёнджин встал с кровати, беря ребенка на руки, и спустился с ним вниз на кухню. Уже там парень поставил чугунный чайник с водой на плитку и ждал, пока она не закипит. А чтобы ожидание не было таким долгим, он засыпал заварку по керамическим кружкам.       Вскоре чай был готов. Хван усадил мальчика за стол, а сам сел напротив, начиная просто смотреть на чашку, от которой исходил пар, будто выпадая из реальности. Из раздумий его вытянул лёгкий удар по голове чьей-то маленькой ладонью. Подняв взгляд, Хёнджин встретился взглядом с малышом. Только вот ему было уже не меньше десяти.       — Хён, ты меня вообще слушаешь? — он мило надул и без того припухлые щёки, отодвигая от себя тарелку с печеньем.       — А? — Хёнджин поморгал. — Да… — неуверенно поправил свои длинные волосы, неловко потупив взгляд на алую скатерть.       — Ну и что я сказал тогда? — он сощурил глаза, сложив руки на груди, раздражённо фыркая.       — Ну, — замешкался парень, почесав затылок. Его эти скачки уже по-настоящему утомляют от незнания ситуации.       — Ничего ты не слушал, — разочарованно выдохнул тот. — Эх, ты, хён, — закатал глаза. — Повторю тогда ещё раз. Когда я шёл по главной площади, то увидел маленький кустик белых роз и подумал, что нам в саду и белых роз тоже не помешает. Что ты думаешь по этому поводу?       — Белые розы? — в большей степени спросил сам себя Хёнджин. Так вот откуда этот куст. Всё постепенно становится на свои места.       — Да! Такие белоснежные и пышные! — восторженно говорил мальчик, подпирая щеки ладонями.       — Ладно, купим тебе твои белые розы. Почему нет? — пожал плечами и улыбнулся, делая глоток уже остывшего чая.       — Правда?! Спасибо, спасибо, спасибо! — он запрыгал на месте, а потом подбежал к парню и крепко прижался к нему сбоку. Хёнджин обнял его в ответ и закрыл глаза. Открыв их, он увидел, что обнимает не десяти-одиннадцати летнего мальчишку, а уже пятнадцатилетнего юношу.       — Хён, я даже не знаю, как тебя отблагодарить, — голос его стал значительно грубее, а черты лица чуть поострели. Но детская припухлость всё так же осталась, делая юношу очень очаровательным.       — Да ладно тебе, — Хёнджин, сам того не поняв, ответил и слегка погладил его по спине.       — Ну уж нет! Ты сделал мне такой дорогой подарок, хён! Я просто обязан тебя отблагодарить, — юноша отстранился и заглянул Хвану прямо в глаза. — Эта брошь очень много стоит, — он указал на украшение, что было закреплено в районе груди на левой стороне в виде двух сплетённых между собой роз: красной и белой.       — Всё в порядке, — улыбнулся Хван. — И ты же, вроде, очень хотел эту брошь.       — Да! Но это же не значит, что мне надо её дарить! — он посмотрел на Хёнджина грустно-радостным взглядом.       — Что же ты? Тем более это украшение будет олицетворять нашу с тобой крепкую связь, — сказал парень, указывая на белый цветок. — Эта роза олицетворяет тебя, — а затем указал на красную. — А эта — меня.       — Боже… — казалось, сейчас юноша заплачет. — Это очень мило, хён, но подарок всё равно слишком дорогой! Это же белое золото, бриллианты и красный алмаз. Они очень дорогие сами по себе, а тут они вместе. Джини-хён, откуда ты вообще деньги взял?       — Вот это уже секрет, — подмигнул он, а после снова заключил юношу в объятия, поглаживая вдоль позвоночника.       — Слушай, хён — начал юноша. — А нарисуешь меня?       — Спрашиваешь ещё, — отстранился, мягко улыбаясь. — Ты давай тогда выбирай место, а я пойду за красками, кистями и прочим.       Юноша кивнул и быстрее ветра умчался на улицу. Хёнджин лишь покачал головой и издал смешок, уходя в комнату за рисовальными принадлежностями. Провозившись там несколько минут, он вышел из комнаты, неся в одной руке мольберт с холстом, а в другой — чемодан с необходимым и табуретку. Выйдя на улицу, он встретился с не очень довольным юношей. Вот только уже без щёк, с более выраженными скулами, и выглядел он явно старше.       — Ну где ты там возишься? — его голос стал ещё ниже и звучал, словно бархат. — Я устал тебя тут ждать. Целая вечность прошла, — он надул губы.       — А ты всё еще милый, когда дуешься, — Хван улыбнулся и сам не заметил, как сказал это вслух.       — Что? — приподнял брови. — Что ты только что сказал? — похлопал глазами.       — Н-ничего… — немного смутился Хван.       — Ну ладно, — пристально сощурил глаза. — Тогда пойдём уже.       — Идём, — ласковая улыбка вновь озарила его лицо, и он погладил юношу по голове, путая пальцы в его темных прядях.       Хёнджин расставлял всё нужное напротив дуба, вокруг которого носился туда-сюда молодой человек и звонко смеялся. Он никак не мог выбрать подходящий ракурс и освещение.       — Ну что за дитя… — усмехнулся Хван, регулируя высоту мольберта.       За делом он даже не заметил, как юноша уже давно перестал бегать вокруг дерева и теперь уже стоял рядом с ним, намочив предварительно руки холодной водой из фонтана. Он просунул ладони ему под рубашку, что выбилась из штанов, тем самым напугав Хёнджина. От неожиданности он вскрикнул, резко развернулся и начал падать, утаскивая за собой мольберт, табурет с красками и самого юношу.       — Твою ж мать! Ты меня до чёртиков напугал! — Хван лежал на траве, его рука придерживала чужую талию, нависающего над ним парня, а сам он сверлил его серьёзным взглядом.       — Прости, хён, — хихикнул, приближаясь к лицу Хёнджина. — Но ты так смешно упал! Умора просто! — он залился звонким смехом, из-за чего взгляд Хвана вмиг стал мягким. Не мог он обижаться на это солнце.       — Что ж мне с тобой делать, а? — вздохнул он, слегка покачав головой. — А если у меня вдруг позвоночник сломался или ещё хуже?       — Да что может у тебя сломаться? — закатил глаза юноша. — И насчёт того, что тебе со мной делать, — он ухмыльнулся. — Дарить тепло и радость. Ценить и любить! Ты ведь меня любишь? Любишь, да? — улыбка стала шире.       — Да, очень люблю, — Хёнджин смотрел на него глазами, действительно полными искренних чувств. — Даже не представляешь, как сильно, — другая его рука, что покоилась на траве, потянулась к лицу юноши, дабы заправить выбившуюся тёмную прядь за ухо, а после огладила щеку.       — Хён… — его тон немного понизился и был тише. — А как ты меня любишь? Расскажи.       — А, может, ты мне расскажешь? — лукаво и одновременно мягко улыбнулся Хван. — Мне тоже интересно.       — Эй, я первый задал вопрос! — тот надул губы, наигранно обижаясь, вызывая чужой смешок.       — Ну пожалуйста, — он состроил щенячьи глазки, умоляя признаться первым.       — Чёрт с тобой, Хван Хёнджин, — фыркнул парень, сдавшись. — Расскажу. Только умоляю, не смотри на меня так!       — Хорошо-хорошо, — усмехнулся Хван, радуясь своей маленькой победе. В воздухе на миг повисло молчание. — Ну, я жду.       — Эм, — слегка замешкался юноша. — Только обещай. Обещай, что не отвергнешь меня после этого, — он опустил взгляд, а после снова поднял, встречаясь с выжидающим взглядом напротив. — В общем, — его глаза забегали по красивому лицу, спускаясь к шее и неприкрытыми рубашкой ключицам. — Я тебя люблю как… — он поднял голову, его взгляд зацепился за статую пары, что кружилась в танце. Он указал на неё кивком.       — Ну? — Хёнджин озадаченно посмотрел в сторону статуи. — И что ты хочешь этим сказать?       — Наверняка эта дама очень любит того молодого мужчину, — издалека начал он, невнятно проговаривая слова. — Будто тот мужчина — вся её жизнь, — снова перевёл взгляд на Хвана. Тот тоже посмотрел на него в ответ. — Или взять можно…       — Ромео и Джульетту? — перебил Хёнджин, говоря свою догадку. Хотелось сказать эти слова, но он сам не знал зачем.       — Да, — удивлённо выдохнул тот. — Ты словно мои мысли прочитал.       — Ого, правда? — тихо усмехнулся Хван, приподняв бровь. — Ничего себе… я даже не—       — Я люблю тебя, как Джульетта любит Ромео! — перебил его юноша, зажмуриваясь.       Всё вокруг затихло. Слышен был лишь шелест листьев. И кажется, его быстрое сердце сейчас заглушало любые звуки, громко стуча в ушах и больно ударяясь о рёбра.       — Ну же, не молчи… — не открывая глаза, промямлил парень, а после вскрикнул от того, что его резко заключили в объятия.       — Ты знаешь, насколько драгоценен для меня? — Хван зарылся носом в тонкую шею юноши, вдыхая цветочный аромат. Сердца колотились в унисон; рука, что всё ещё покоилась на талии, теперь сжимала её.       — Нет, не знаю, — тихо проговорил юноша. — Но догадываюсь.       — Кстати, я тебе ничего нормального на твоё совершеннолетие так и не подарил, — дыхание Хёнджина щекотало шею, посылая табун мурашек по спине. — Прости.       — Тебе незачем извиняться, — его руки начали гладить плечи Хвана. — Мне очень понравился тот портрет, начирканный карандашами. Ты вложил в него душу. Тем более я же знаю, как ты был занят.       — Я всё равно должен сделать тебе подарок лучше.       — Не стоит, — он выпутался из объятий, снова нависая над Хёнджином. — Твоя любовь и есть самый лучший подарок, который только можно придумать.       — Ты — моё золото, — улыбнулся Хван, прежде чем приподняться на локоть и аккуратно накрыть чужие губы своими, мягко сминая их. Юноша отвечал импульсивно, полностью отдавшись во власть человека под ним.       Хёнджин закрыл глаза, смакуя и растягивая этот момент. Открыл он их и почувствовал, что лежит уже не на траве, а на своей кровати, всё ещё целуясь с юношей. Но этот поцелуй далеко не такой невинный, как был мгновение назад.       Молодой человек сидел на его бёдрах и напористо целовал, пытаясь перехватить инициативу, что сейчас была у Хёнджина. И у него это получалось, ведь он припечатал его запястья к кровати над головой, переплетая пальцы. Тёмные волосы щекотали его горящие щеки, а язык во рту не давал нормально соображать. С трудом освободив руку, Хван переложил ладонь на чужую талию, сжимая её через ткань рубашки, которую стал вытаскивать из штанов.       Парень сверху довольно выдохнул и заёрзал на нём, принимаясь расстёгивать серебряные пуговицы на рубашке, оголяя Хёнджину ключицы и грудь. Хван забыл, как дышать, чувствуя влажные губы на своей коже, которые похожи на горячие искры, разжигающие в нём пламя. Он зарылся пальцами в чужие волосы, закрывая от удовольствия глаза. Ему было слишком хорошо, чтобы хоть что-то сказать или прекратить эти действия. Всё казалось слишком правильным и таким необходимым. Будто стоит сказать одно слово, и вся сладостная иллюзия развеется.       Хёнджин тихо стонет, руками сжимая чужие бёдра через слой штанов, будто желая прижать его ближе к себе. Юноша поднимает голову, встречаясь с ним взглядом, в котором читалась только страсть и неприкрытое желание. Он тихо сглотнул, нетерпеливо ёрзая по постели.       — Хён, ты же, как и я, хочешь опробовать больше? — тот, не дожидаясь ответа, полностью стянул с него рубашку, принимаясь и за свою одежду.       — Я… — его взгляд бегал по подтянутому телу, цепляясь за каждый изгиб и родинку, что хотелось поцеловать, — ты уверен в этом?       — Конечно. Я слишком долго ждал.       Юноша снова припал к нему в поцелуе, делая его совсем не сдержанным и втягивая нижнюю губу в свой рот, одной рукой расстёгивая ему ремень, хаотично дёргая за пряжку. Хван снова стонет: у него до боли кружится голова, и перед глазами всё плывет. Низ живота нещадно обжигает, когда его пах накрывают ладонью, ощутимо сжимая. Кажется, ещё немного и эта фантазия окончательно взорвётся тысячами фейерверков, потому что ему невыносимо больше подавлять свои истинные чувства.       Происходящее стремительно выходит за рамки понимая. Полностью обнажённая кожа Хёнджина соприкасается с чужой, и это заставляет лёгкие гореть от нехватки воздуха. Горло саднит от многочисленных хриплых стонов. И пусть весь мир будет уничтожен, он никогда не сможет добровольно всё остановить. Ничто больше не важно, кроме жарких прикосновений и тяжёлого дыхания над ухом. Хван бы целую вечность сжимал в объятиях этого человека, наслаждаясь им до потери сознания и, пока сердце ещё способно биться так же ритмично, как и чужое, создавая мелодию только для них двоих.       Ночь сильно утомила обоих, оба одинаково быстро заснули, прижимаясь друг к другу, выражая бесконечную любовь. Чистую, окрыляющую, прямо как в сказках. Но у каждой истории есть конец. Как и у этой.       Проснулся Хван от того, что сбоку кто-то кашляет. Привстав на локти, он понял, что страшные звуки издаёт человек рядом. Хёнджин сразу вскочил, начиная трясти его. Вокруг рта парня была кровь, видимо, выходившая вместе с кашлем. Тот посмотрел на Хвана затуманенным взглядом.       — Хён, я… я в порядке, — попытался улыбнуться он, но не получилось из-за очередного приступа кашля.       — Не в порядке ты, — в уголках глаз Хёнджина накопились слёзы. Он так хотел забыть этот период времени, но, как назло, он снова это проживает.       Он помог юноше принять сидячее положение, погладив его по спутанным волосам.       — Надо будет сходить к врачу… — начал рассуждать Хван.       — Хён, мы уже обошли всех докторов… разве нет? — между кашлем тихо просипел тот. — Тем более никто не смог понять, что со мной происходит.       Хёнджин лишь молча смотрел на своё угасающее солнце, что тускнело с каждым днём. Он понимал, что это билет в один конец, и помочь ему невозможно. Горячие слёзы всё больше наполняли стеклянные глаза, а после он и вовсе заплакал, крепко обнимая юношу.       — Скоро зима, новый год, — тихо проговорил парень. — Может, случится чудо, и я стану здоровым? — голос предательски подрагивал. Чертовски не хотелось умирать.       — Так хотелось бы, — Хван почувствовал на своей спине касания чужих пальцев.       — Хван Хёнджин, обещай мне, что будешь жить, — предупредил юноша. — Я бы тоже хотел, но не могу давать обещания, которые не исполню… — вздохнул. Уже ведь не маленький и понимает, что вот-вот умрёт. Ему всё же не десять, а двадцать четыре.       — Ён… — начал он, отчаянно пытаясь вспомнить то имя.       — Обещай, Хёнджин, — грозно, но сквозь слёзы проговорил он.       — Хорошо, — очень тихо, что не расслышать, сказал Хван. — Обещаю…       — Вот и хо-       Речь юноши прервал очередной приступ кашля. Хёнджин сильнее прижался к телу, закрывая глаза. Открыв их, он всё ещё обнимал юношу. Но был день, а за окном шёл снег. Хван почувствовал невесомое касание на своей голове.       — Хён, хён, — голос был очень ослабшим. Хёнджин поднялся, смотря в глаза, а тот продолжил. — Хён, я тебя очень люблю, — после сказанного он начал кашлять.       Хван сразу вскочил, беря тело на свои руки, начиная выцеловывать лицо и плакать.       — Солнце моё, — всхлипнул он, утыкаясь тому в шею. — Почему ты гаснешь?… — скорее риторический вопрос.       — Даже если я погасну, я всё равно буду любить тебя, — пытался успокоить юноша. — Буду наблюдать за тобой…       Хёнджин лишь отстранился от шеи, заглядывая ему в глаза своими заплаканными.       — И помни, буду любить тебя так, как Джульетта любит… Ромео, — после этих слов тело вмиг обмякло. Это могло значить лишь одно. Юноша погиб. И это были его последние слова перед смертью.       Хёнджин лишь крепче сжал его, начиная плакать беспрерывно. Тёплое и мягкое тело в руках вмиг обратилось в холодный и твёрдый камень. Теперь он обнимал надгробную плиту, всё ещё плача. На него сыпались хлопья снега. А потом он проснулся. Лежал на диване в своём доме, накрытый своим бежевым пальто. До ушей доносилось шипение масла и чей-то знакомый голос, что приятно ласкал слух. Приподнявшись на локти, Хван осмотрелся. Дом был в беспорядке, местами облезлые обои, почерневший пол и мебель, паутина почти на каждом шагу. А на кухне силуэт с розовыми волосами возится и, видимо, готовит что-то.       Как будто почувствовав взгляд на себе, девушка обернулась, а после улыбнулась. Лица невозможно было разглядеть, так как сзади из окна в глаза слепило солнце, делая лик тёмным.       — О, ты проснулся! — радостно воскликнула она. — Я думала, ещё немного поспишь, ну ничего, — она тихонько посмеялась. — Проходи на кухню, я панкейки банановые приготовила.       — А, — Хёнджин принял сидячее положение, а затем встал. — Кто Вы и что Вы делаете в моём доме?       — Кто я? Неужели время нас настолько разлучило, что ты даже и не вспомнил меня? — прозвучало с нотой огорчения. — Это нехорошо, — она вышла с кухни, подходя к парню. Тогда-то он и смог её разглядеть.       — Подожди… — он сощурился, а после резко распахнул глаза. — Дахён?!