Змей и Ворон

      С каждым днем в Амстердаме становилось все холоднее. Давно уж начался адвент и близилось Рождество, но настроение у судьи было хуже некуда. Все вокруг сверкало праздничными огоньками, где-то висели рождественские венки и гирлянды, но ничто из этого не радовало глаз, хотя в Лондоне такой прелести никогда не было. День за днем шли как в тумане, Эдвин ходил из отеля в университет и обратно, периодически заглядывая в магазин за продуктами, и полностью игнорировал все происходящее вокруг. Он уже приступил к преподаванию, и только это спасало от окончательного и бесповоротного погружения в депрессию. Нелли с Калипсо тоже каким-то чудом умудрились куда-то переехать, но его не волновало, где они и что с ними. В отличие от Баркера. Как бы ни пытался судья забыть его, то и дело его лицо возникало во снах перед глазами, то и дело он изгибался в его объятиях, издавая сладкие стоны, то и дело проводил холодным лезвием бритвы по шее…И периодически даже мерещился на улице, заставляя Терпина замереть, приглядываясь. Однако каждый раз воображаемым цирюльником оказывался лишь очередной случайный прохожий.       Эдвин уже присматривал себе квартиру, отвлекаясь таким образом от тяжелых мыслей, но то ли денег было еще недостаточно, то ли душил страх абсолютного одиночества…И он выбирал еще немного пожить в отеле, где хотя бы были люди, где его уже знали и по крайней мере с ним здоровались.       Завтра рождество. Занятий в университете, конечно, не будет, и чем занять себя в течение дня несчастный судья не имел понятия. Ему некуда пойти, не с кем праздновать, и от осознания этого становилось только хуже. Лучше бы вообще не было этого гребаного праздника, было бы все как обычно…С такими мыслями Эдвин шел с работы в отель, но внезапно развернулся и потащился совсем в другую сторону. Внутри что-то зашевелилось, какое-то озорное и одновременно тревожное предвкушение, потому что направился он прямиком в цирюльню, где работал Тодд! Под предлогом побриться, разумеется. Он ускорил шаг и уже раздумывал, что скажет, представлял себе выражение лица Суини, ведь они не виделись уже…Месяц? Три недели? Нет, месяц, точно. Целый месяц безграничного уныния…       Наконец, судья подошел к цирюльне, расправил плечи, поправил парик и, нацепив на лицо непроницаемую маску, вошел внутрь. Над дверью весело тренькнул колокольчик, и перед взором Терпина предстала уютная просторная комната, мило украшенная к Рождеству. В кресле сидел какой-то мужчина, которого брил местный цирюльник. — Добрый вечер, сэр! С наступающим вас! Желаете побриться? — спросил голландец, улыбнувшись вошедшему и заканчивая брить своего клиента. — С наступающим. Да, я хотел бы побриться, только…А где мистер Тодд? — Эдвин бросил взгляд на пустующее соседнее кресло. Улыбка сползла с лица цирюльника. — У мистера Тодда сегодня выходной. Постойте…Да вы англичанин? Его друг? — он снова расплылся в улыбке, поняв, что Суини вовсе не отнимает у него очередного клиента, пускай даже если его тут и нет. — Да, вы правы. — кивнул Терпин. — Ну, раз уж его нет, я с радостью воспользуюсь вашими услугами!       Лицо голландца сделалось таким довольным, что Эдвин чуть было не улыбнулся сам, но тут же вспомнил, что не получил то, за чем, собственно, сюда шел. — А вчера он работал? — спросил он через пару минут, садясь в освободившееся кресло. — Да. А вы разве не общаетесь? — Уже месяц как. — Как же так? Почему? — наивно выспрашивал мужчина, оборачивая грудь судьи полотенцем. — Я…Не знаю. Он просто переехал и не сказал куда. — Вы жили вместе? — цирюльник ехидно поднял бровь. — В отеле. — буркнул судья, кинув на него упрекающий взгляд. Голландец прокашлялся. Повисло неловкое молчание. — Знаете…В последнее время мистер Тодд ходит мрачнее тучи. — наконец, он нарушил тишину. — Он всегда такой. — хмыкнул судья. — Вот и нет! Еще недели три назад он весь сиял, напевал себе что-то под нос постоянно, улыбался клиентам, а сейчас…Я было хотел спросить у него, что случилось, но побоялся. Мало ли…       Эдвин слушал с задумчивым лицом. В чем же причина плохого настроения Баркера? Может, он мучается совестью от того, что бросил судью вот так, ничего не сказав? От этой мысли Терпин чуть было не рассмеялся. — Я сказал что-то смешное, сэр? — нахмурился цирюльник. — Да нет, просто я кое-что вспомнил…Ладно, я, честно говоря, понятия не имею, в чем причина скверного настроения вашего коллеги. Во всяком случае, меня это не касается. — солгал судья с каменным лицом и встал, стирая с подбородка остатки пены для бритья. — Благодарю вас за услугу. — Эдвин расплатился и побрел в отель с чувством какого-то опустошения. Мысль о том, что Баркеру плохо без него, льстила, но одновременно возникала другая: что, если он тут вовсе ни при чем, и причина грусти цирюльника кроется в другом? Может, он скучает по дочери?       Судья неторопливо шел по главной городской площади, где вовсю разгорелась рождественская ярмарка. Люди пили глинтвейн из картонных стаканчиков, смеялись, ели истекающие жиром картофельные лепешки, пончики, колбаски на гриле и прочие яства, продающиеся в небольших ларьках, откуда со всех сторон исходили аппетитные запахи. Посередине стояла огромная, сияющая теплым светом елка, у которой Эдвин остановился. Он смотрел на волшебные огоньки и не чувствовал ничего, кроме жгучего одиночества и тоски.       "Приду сюда завтра и напьюсь…" — решил он. — "Может, присоединюсь к какой-нибудь компании веселых пьяниц и отпраздную с ними. Какое-никакое развлечение…" — с этими мыслями Эдвин купил в одном из ларьков горячую жирную свиную колбаску с жареной картошкой и пошел в отель, поедая на ходу свою добычу. Завтра будет веселее. По крайней мере, он на это надеялся.