Адвокатесса

      Закрутившись с судами и прочими хлопотами, Зоя совершенно забыла о том, что ей нужно не только вникать в вопросы гимназии, но еще и хоть немного интересоваться обучением дочери, а не пускать все на самотек.       — Сашенька, принеси дневник, я хоть там распишусь, пока Елена Филипповна тебе не высказала, что ты сама его должна матери приносить, — произнесла молодая женщина.       — Мама, я его потеряла, — ответила Саша.       — Сашенька, садись, — произнесла Зоя. Дождавшись того, что дочь сядет, молодая женщина продолжила. — Может, ты его поищешь? Потому что тогда завтра надо будет идти к Елене Филипповне, чтобы она восстановила тебе дневник, выставила все-все оценки… А за такое небрежное отношение к дневнику тебе точно тройку по поведению поставят, если не меньше.       В том, что Саша ее пытается обмануть, Зоя практически не сомневалась, однако говорить об этом прямо не хотелось.       — Мама, вы меня непременно накажете, — сказала Саша.       — За то, что пыталась обмануть, стоило, — ответила Зоя. — Но если принесешь дневник, то прощу.       Саша со вздохом пошла к себе в комнату и вскоре вернулась с дневником. Открыв нужные страницы, молодая женщина увидела несколько замечаний и, что самое главное, как будто свои подписи возле каждого из них.       — Сашенька, а это что? — спросила Зоя, показывая пальцем на фразу «вертелась на уроке математики».       — Мама, я забыла дома ластик и постоянно просила его у соседки сзади, — ответила Саша.       — Нет, Сашенька, я о подписи, — уточнила Зоя. — А кто это подписал?       Девочка ничего не ответила.       — Саша, а это уже подделка документов, — сказала Зоя. — Вот сколько ты тут наподделывала? Одна подпись, вторая, где ты разговаривала с соседкой по парте, потом за неделю… И ты вправду думала, что я этого не замечу? И еще двойка по поведению в завершении всего!       Саша промолчала.       — Сашенька, тебя бабушка не так давно побила за бессовестные выходки, — произнесла Зоя. — Но она тебя просто пожалела, побить можно так, что потом еще долго сесть не сможешь. И с хулиганами поступают только так — а кто виноват, что они добрых слов не понимают? Так что выбирай, кем будешь: хулиганкой или приличной девочкой.       — Мама, простите, я больше так никогда делать не буду, — ответила Саша.       — Иди к себе, не разрешаю выходить до завтрашнего дня, — сказала Зоя. — Хлеба с чаем сама потом принесу.       Поужинав, Зоя отнесла, как и говорила, хлеба с чаем в комнату Саши, а потом сказала супругу:       — И что, по-вашему, нужно делать, великий воспитатель и знаток женской натуры Александр Васильевич?       — А что произошло, Зоя Михайловна? — ответил мужчина.       — Нахватала замечаний и двоек, а потом сама подписей понаставила вместо меня, — произнесла Зоя.       — Не пустили ужинать со всеми — быть может, и правильно, — сказал Александр Васильевич.       — Запирать в комнате я не могу, потому что вспоминаю папеньку, — начала Зоя. — Поднимать руку я не могу, потому что вспоминаю Геллер и Агнессу. Геллер меня в замужестве воспитать пыталась, а Агнесса очень любит говорить, что насилие в семье порождает желание бороться с ним уже в рамках государства. Нет, последнее — это не так уж и плохо, но до определенного возраста может ума не хватить на правильную и разумную борьбу. А неправильная и неразумная борьба ни к чему хорошему не приведет.       — Оставляйте без вкусностей к чаю, — произнес Александр Васильевич. — В угол, в конце концов, ставьте. Или это тоже вам что-то напоминает?       — Может, и напоминает, но не так, как иное, — ответила Зоя. — Конечно, нехорошо утомлять мужа своими проблемами, но мне и без того в последние дни не очень хорошо: то голова болит, то сил нет, то просто кусок в горло не лезет.       — Быть может, потому голова и болит и нет сил, потому что вы не едите? — предположил мужчина.       — С утра мне даже чай кажется лишним, — сказала Зоя. — В обед и ужин есть хочется, но вы же видите — не прошли даром всякие жареные оливки и нокерльны, такое чувство, что я на пару килограмм потолстела. Поэтому стараюсь есть поменьше. Нет, не спорю, можно как в прошлом году просто взять и практически перестать есть, но это как-то тяжеловато будет… Так просто сил нет, а так еще и в обмороках валяться буду.       — Зоя Михайловна, — вдруг вспомнил Александр Васильевич. — А с утра вас не тошнит?       — Вы про возможное положение? — улыбнулась Зоя. — Нет, не тошнит. Трех детей родила и двух не родила — ни разу не тошнило. Тошнило только тогда, когда ребеночек внутри умер, но это не для мужских ушей разговор.       Молодая женщина чуть погрустнела — сразу вспомнился Владимир.       — Да и толстеют обычно не в первые же месяцы беременности, — продолжила Зоя. — Значит, виноваты всякие десерты. И, быть может, надо и вправду принимать твердые решения, а не топтаться вокруг полумер.       Однако продержаться на половинке кусочка хлеба пару раз в день удалось только четыре дня. В глубине души обругав себя за то, что сила воли практически равна нулю, а избавиться от лишнего практически не удалось, молодая женщина махнула рукой на свои попытки похудеть, тем более, что Александр Васильевич в поглаживании супруги по талии замечен не был.       «Через месяц возьму себя в руки и доведу дело до конца», — подумала Зоя.       Через некоторое время Зоя узнала, что Константинова признали виновным в необдуманном убийстве в запальчивости и приговорили к десяти годам каторги.       — Зоя, и все же следы были слишком разными, — произнес Александр Васильевич. — Когда человека били-били, а потом он упал, ударился и умер, будут переломы, скажем так, больше по площади. А здесь именно глубокий удар и небольшой по площади. Это именно убийство. Быть может, и вправду из-за слов о царе поругались, а, быть может, это попытка оправдать себя хотя бы в глазах суда. Он же сразу же признавал себя виновным в убийстве, без всяких подобных оговорок…       — И на черта быть адвокатессой у уголовных, если есть риск вот так взять и стать причиной неправомерного приговора? — вздохнула Зоя. — Нет, если бы того самого парня вдруг по какой-то причине оправдали, я бы не огорчилась. Его жизнь довела. Но жить с мыслью, что убивца могли отправить в тюрьму на год, а не на каторгу на пять лет — это свыше моего понимания.       — Его же к десяти годам каторги приговорили, — удивился Александр Васильевич. — Причем здесь пять лет?       — Потому что на поселение выйдет, — ответила Зоя. — Все десять лет в кандалах ходить не будет.       Молодая женщина вздохнула. Невольно перед глазами снова пронесся разговор с Лизаветой.       — Елизавета Васильевна, — начала Зоя. — Быть может, вы согласитесь стать инспектрисой? Я вам доверяю, вы сможете заниматься этим делом.       — Благодарю за доверие, Зоя Михайловна, но это совершенно не для меня, — ответила Лизавета. — И как же Эльвира Марковна?       — Эльвира Марковна будет только счастлива, что с нее сняли необходимость писать ответы в жандармерию о Гусельниковой, — произнесла Зоя и мысленно добавила: «А так бы она смогла помогать мне в бумажных вопросах, заместительницей начальницы бы стала».       — Вот видите, Зоя Михайловна, это же еще и встречи с полицией и жандармерией, а не простое «приструни гимназистку» раз в неделю, — сказала Лизавета. — Хотя и воспитывать больше, чем один класс, я не в состоянии.       — Благодарю вас за ответ, — сказала Зоя и подумала: «А я не в состоянии с утра заниматься гимназией, а с обеда бегать по судам да жандармериям».       — Александр, я должна отдохнуть, — произнесла Зоя. — И гимназия, и суды в один день — это слишком тяжко. Тем более, судов было три почти что сразу.       — Хорошо, Зоя, — ответил мужчина.       — Только у меня к тебе одна просьба: если будет, скажем так, такое дело, где прямо сильно нужно помочь, а вообще некому, ты уж скажи мне, как-нибудь постараюсь не остаться в стороне, — продолжила Зоя.       — Хорошо, — согласился Александр Васильевич.