Адвокатесса

      Лежать практически круглосуточно в постели для Зои оказалось невыносимым испытанием. И пусть молодая женщина понимала, что в ее ситуации не стоит рисковать, на второй день Зоя не выдержала и, одевшись, пошла к себе в кабинет. Полулежа на диванчике молодая женщина неторопливо листала какую-то книгу, а потом вдруг подумала:       «Или пусть уже скидывается, раз так судьбе угодно? Тогда, второй раз, даже не кровило, а ребеночек все равно умер… Только потом в больнице доставали…»       Вдруг расплакавшись от этой мысли: не хотелось ни выкидыша, ни гибели плода, Зоя почувствовала, что у нее разболелась голова и спешно заставила себя прекратить лить слезы.       Александр Васильевич пришел на обед чуть раньше обычного — хотелось побыть с женой, развеселить ее разговорами. Не застав Зою в спальне, мужчина чуть удивился.       — Зоенька, а почему не в постели? — спросил он.       — Саша, — вздохнула Зоя. — Прости, разговор не для мужских ушей, но, как говорится, я нигилистка, мне можно… У меня во вторую беременность тоже все не сильно хорошо было, а потом ребеночка, который умер, в больнице доставали… И я сейчас думаю: может, раз так суждено, не валяться в постели, не суждено родить — и ничего не поделать, на все Божья воля… Я же не буду полгода лежма лежать, это невозможно… И положимся на Божий промысел, посчитает Он нужным — рожу, не посчитает — в следующий раз получится… А вот так лежать, чтобы потом все равно ребеночка доставали — а нужно ли это?       Александр Васильевич растерялся. В медицинские вопросы он никогда не углублялся, кроме того, Зоя была первой, кто вот так прямо говорила о каких-то вопросах, связанных со своим положением. За исключением нескольких дел об изгнании плода, в медицинские подробности которых никто не вникал, мужчина никогда не слышал о подобном.       — Быть может, врача пригласить и у него спросишь? — предложил Александр Васильевич.       — А о чем спрашивать? — удивилась Зоя. — Здесь не угадать, что будет… Пойдемте обедать.       — Да, сейчас пойдем, — согласился мужчина.       — Александр Васильевич, мне просто любопытно узнать ваше мнение, — произнесла Зоя. — В общем, Александра, поддавшись чужому влиянию, выставила лишние оценки в журнал. Быть может, на почве этого все у меня и произошло… Сгоряча я пообещала ее выдрать, потом дала время на то, чтобы исправиться. Звучит глупо, понимаю — как тут исправить все? Так что делать-то?       — Поговорите о том, что не стоит поддаваться чужому влиянию — плохо всегда заканчивается, — ответил Александр Васильевич.       Зоя прильнула щекой к плечу супруга и явно не хотела вставить и куда-то идти.       — Зоя Михайловна, я скажу кухарке, чтобы она принесла вам еду сюда, — предложил мужчина.       — Ничего страшного, я и до столовой дойду, — улыбнулась Зоя.       Зоя неторопливо спустилась вниз, с явным удовольствием, что не скучает одна, села за стол, съела немного супа…       — Зоя Михайловна, вы что, опять о фигуре задумались? — спросил мужчина. — Сейчас не время.       — Когда практически весь день лежишь, и есть не хочется, — ответила Зоя. — А захочется через пару часов — снова приду да поем.       — Лучше просите вам принести, не стоит куда-то ходить, — произнес Александр Васильевич.       Вскоре раздался стук в дверь.       — Для Саши еще рановато, — произнесла Зоя.       — Зоя Михайловна, это к вам, — раздался голос няни.       Зоя чуть удивленно подошла к двери и увидела Елену Филипповну.       — Пришли справиться о здоровье? — Зоя хотела съязвить, однако получилось как-то слишком по-доброму, что даже не огорчило молодую женщину.       — Зоя Михайловна, вы говорили, что мать и начальница должна знать не о мелочах, — ответила женщина. — Я и пришла.       — У меня такое чувство, что вместо начальницы еще долго будет Эльвира Марковна, — сказала Зоя. — Но как мать я вас слушаю.       — Зоя Михайловна, Александра украла журнал второго класса и сожгла его во дворе гимназии, — произнесла Елена Филипповна.       — И еще после этого они хотят, чтобы я спокойно родила! — воскликнула Зоя. — Вот в кого она такая упертая, как баран, стоит на своих заблуждениях, не двигаясь? Во Владимира Герхардовича! Тоже стоял на своих заблуждениях, сколько было отмерено свыше!       Зоя спешно накинула платок, пальто и сказала классной даме:       — Елена Филипповна, Геллер исключена на неделю, не исправится — насовсем исключу, пусть дома учится.       — Зоя Михайловна, подумайте: вам точно нужно вот так мчаться в гимназию? — раздался голос Александра Васильевича. — Передайте через Елену Филипповну все то, что хотели бы сказать сами.       — Абашева с Денисенко подстрекатели? — спросила Зоя.       — Да, Александра говорила, что идея была их, — ответила женщина. — Сами они все отрицают.       — По нулю по поведению и тоже исключаю на неделю, — сказала Зоя. — Виноваты, не виноваты — не моя забота. Пусть, значит, с Геллер дружбу не водят, если вдруг считают, что она на них плохо влияет.       Елена Филипповна чуть усмехнулась, услышав столь странную шутку, и сказала:       — Хорошо.       — И Геллер домой отправляйте, пусть немедленно идет, — продолжила Зоя и, подумав, сняла пальто и платок.       Когда Елена Филипповна ушла, Александр Васильевич сказал супруге:       — Зоя Михайловна, не волнуйтесь. Оценки можно восстановить, да и новые появятся. Если хотите, я посижу с вами — мне все равно после обеда в суд, на службу нет смысла заходить: только пришел — уже уходить.       — Спасибо за заботу, Александр Васильевич, но мне сейчас придется уделить время дочери, — ответила Зоя.       — Хорошо, тогда я пойду в кабинет, — произнес мужчина.       Саша пришла вскоре. Александр Васильевич увидел, что девочка была чуть испугана, и проводил ее взглядом.       Даже через пару стен были достаточно хорошо слышны обрывки фраз.       — Мама, пожалуйста, выслушайте меня… Это ведь была не моя идея.       — А какая разница, чья? Кто журнал сжег?       — Мама, меня убедили… Мама, можно сказать, мной воспользовались.       — Да в суде только так и говорят! Убедили! Воспользовались! Чужому влиянию она поддалась! Да это всегда плохо заканчивается!       — Мама, вы что… Зачем же вы меня наказываете?       — С хулиганами только так и поступают. Хулиганка! Почти что преступница! Бабушку, которая столько лет прослужила в гимназии верой и правдой, позоришь! Честь фамилии позоришь! Отца своего покойного позоришь! Меня позоришь! Александра Васильевича позоришь! Человек, между прочим, прокурором служит, а у него в семье такое творится! Саша, мы же теперь одной семьей живем, ты на одного человека больше позоришь! Матери спокойно служить мешаешь! Документы матери портишь! Вот как я теперь буду этот журнал восстанавливать!       — Мама, пожалуйста, не надо… Мама, я больше так не буду! Никогда!       Реплики все чаще прерывались плачем, а под конец и вовсе сменились им.       — Я тебя на неделю исключила из гимназии, еще раз опозоришь меня — и вовсе навсегда исключу! Будешь дома учиться, раз в гимназии не можешь!       — Мама, пожалуйста… Мама, вы меня бабушкой пугали, а сами…       — Натворила дел — имей мужество ответить!       — Мама… — слезы практически не давали Саше говорить. — Пожалуйста, мама… Мама, простите меня…       Зоя пришла к супругу и вытерла набежавшие на глаза слезы.       — Как видите, Александр Васильевич, что от папеньки, что от Геллер самого плохого нахваталась… — произнесла молодая женщина. — Что же, быть может, посидит недельку в своей комнате — надумает что…       Зоя задумалась и спросила:       — Александр Васильевич, а в доме есть медицинский спирт? Так-то ссадины было бы неплохо обработать…       — Зоя Михайловна, зачем? — опешил мужчина. — Я к тому, зачем вы так поступили?       — А пусть чужому влиянию не поддается, — ответила Зоя. — Уже не первый случай, к сожалению…       Через пару дней Ася пришла навестить подругу.       — Как здоровье, Зойка? — спросила молодая женщина. — Почему не в постели?       — Потому что кто мы такие, простые рабы Господни, чтобы вмешиваться в Его промысел? — ответила Зоя. — Суждено — значит, рожу, не суждено — значит, не рожу.       — И давно тебя на религию потянуло? — удивилась Ася.       — Да потому что лежать только для того, чтобы ничего не произошло — это дикость, бабы и в поле рожают, и возле станка, — произнесла Зоя. — А раз что-то идет не так, значит, это и должно произойти.       — Зоя, если ты не хотела рожать, могла просто воспользоваться мануфактурой… — еще больше удивилась Ася.       — Агнесса, я хочу родить, но не вижу смысла слишком вмешиваться в то, во что вмешиваться не положено, — ответила Зоя. — Да и, как мне когда-то говорила Геллер, начинает спина болеть — сразу же сажусь, отдыхаю. На службу, как видите, не хожу, хотя здоровье, так-то, вполне позволяет. Как в гимназии обстановочка?       — В целом, неплохо, — произнесла Ася. — Журнал кое-как восстановили, у многих учителей были свои записи. Как Александра?       — Шелковая ходит по струночке, даже жалко ее, — сказала Зоя. — Агнесса, вот вы мне обещали, что все это бесполезно, что в следующий раз она просто будет ждать, что мать на нее поднимет руку, но поведение не изменит. А я смотрю: лишний раз из комнаты не выходит, в первый день, когда я ее на одном хлебе да чае оставила, даже с кухни что-то взять не пыталась… Примерно воспитанная дочь, в общем. Понятно, что ненадолго…       — Да ладно, Зойка, не будь вторым Михаилом Павловичем, — ответила Ася. — Все нормально будет с твоей Сашей. Вот помяни мое слово: вернется в гимназию, даст в глаз своим обидчицам, поругается из-за этого с Еленой Филипповной, а потом дальше все будет хорошо.       — Вот если бы без «дать в глаз» и «поругаться» — было бы и вовсе замечательно, — произнесла Зоя.