Адвокатесса

      Анечка стояла у окна и вытирала слезы. До ее слуха доносились обрывки фраз, в которых мать говорила другим детям, что за дурное поведение наказание неминуемо, и девушка с тоской понимала, что ко всему плохому, или как минимум к большей его части, ее толкала именно Глаша. Однако в том, что она приняла правильное решение, Анечка ничуть не сомневалась: лучше один раз поплакать и забыть, нежели еще полгода ходить на курсы, учить то, что не запоминается, позориться на контрольных работах и, в конце концов, не сдать итоговый экзамен. О том, что она могла еще раз невольно встрять в историю, девушка даже не хотела думать.       Ближе к ночи к дочери пришел Илья Николаевич. Девушка сразу же приготовилась слушать монолог в стиле матери с непременными фразами «как ты могла» и «ты меня позоришь», однако мужчина сказал иначе:       — Аня, в том, что тебе медицинские знания не нужны, я даже не сомневаюсь. А вот умение отличать хорошее от плохого не повредит. Ты же все равно не будешь сидеть до замужества дома, да и явно не захочешь выскакивать замуж лет в семнадцать. Поэтому посмотреть жизнь тебе будет совершенно не лишним. Так что курсы посещать тебе очень рекомендую, а вот от остального есть смысл отказываться. Нет, чтобы послушать, кто там что расскажет, надо было на явку переться!       «То у одной язык без костей, то у второй!» — подумал Илья Николаевич, имея в виду и Стефанию, и Зою.       — Не хочу, папенька, — ответила Анечка.       — Тогда сиди дома, вышивай на пяльцах, читай дамские романы и учись музицированию, — произнес Илья Николаевич.       Подобный вариант не устраивал девушку еще больше, поэтому Анечка просто промолчала.       На следующий день Анечка проснулась в донельзя дурном расположении духа. Даже допустив на мгновение мысль, что можно прогулять уроки по записке отца, девушка без особой радости собралась и пошла в гимназию.       — Гусельникова, охальница ты этакая! — крикнула Анечка Глаше.       — Тебе матом ответить? — Глаша остановилась и посмотрела на подругу. — Что случилось?       — Меня вчера чуть было не исключили из-за тебя! — воскликнула Анечка.       — Не из-за меня, а из-за Стефании, — ответила Глаша.       — Один черт, — сказала Анечка.       — Пошли, посидим, поболтаем — до уроков еще времени полным-полно, — предложила Глаша.       — Нет настроения, — ответила Анечка.       — Все понятно с тобой, от папеньки вчера получила, — сказала Глаша. — Так скажи мне на милость: тебе еще не было велено не водить дружбу с ненужными людьми?       — Я тебе больше, скажу, Глаша: меня вчера наказали как раз за отказ ходить на курсы, — произнесла Анечка. — А еще мне велено иметь общение с тобой, чтобы…       Видя, что подруга замялась, Глаша ответила:       — Чтобы знать, как нельзя себя вести. Все понятно.       Вспоминая вчерашний день, Глаша каждый раз радовалась, что все так легко закончилось, однако какое-то недовольство на ситуацию все равно оставалось.       — Мария Николаевна, — начала Зоя. — Сделайте что-нибудь с дочерью: Аглая была на подпольном кружке, который попал в поле зрения жандармерии и некоторых его участников будут судить.       Машунька опешила. Тем временем Зоя продолжала:       — Если бы не адвокатская тайна, я бы исключила Аглаю. Но все сложилось в ее пользу, поэтому исключать ее я не могу.       — Спасибо большое, — поблагодарила Машунька.       Вернувшись домой, женщина сказала дочери:       — Была бы я, Глашка, бессердечной тварью, то обязательно бы отхлестала тебя за очередное художество. Кто тебе велел не заниматься черт знает чем?       — Мама, так в жандармерии моя фамилия не прозвучала, а что касается начальницы — она об этом узнала случайно, — ответила Глаша.       — Это просто везение, — произнесла Машунька. — Вот если бы не твоя выходка у Сарвикова, если бы я не знала, что еще рубцы не сошли, я бы тебя непременно выдрала!       — Как говорится, хоть какая-то польза от Филатова, — выругалась Глаша.       Вернувшись в реальность, Глаша спросила Анечку:       — Так что, больше на курсы не пойдешь?       — Не хочу, — ответила девушка. — Умом понимаю, что надо — мне еще с разными людьми сталкиваться, но желания нет вообще.       — Отдохни неделю и опять пойдем, — сказала Глаша.       Зоя, вернувшись домой, дождалась возвращения супруга, а потом вздохнула:       — Александр, быть может, мне отказаться от этого дела?       — Почему? — удивился мужчина.       — Первая подзащитная меня раздражает, — начала Зоя. — Хочет отомстить тем, кто ей пришелся не по душе, выдать их. Других же выдавать не хочет. Вторая подзащитная — у меня вообще слов нет! Говорит, что понимала, что жандармерия их накроет, поэтому хотела подставить тех четверых, но не получилось… Ты только представь, Варнецкую она хотела выставить организатором! Чтобы и самим чистенькими остаться, и репутацию Варнецкого убить. Нет, я Варнецкого тоже не люблю, но не до такой же степени, чтобы на такие низости идти!       — Хочешь — отказывайся, — ответил Александр Васильевич. — Это же твое решение.       Уже на следующий день по окрестностям разнеслось известие, что «начинающая адвокатесса без диплома отказалась вести дело своих подзащитных из-за аморальности их поведения». Поняв, что так называемое аморальное поведение — это кружок, который не отвечал взглядам второй нигилистки, некоторые посмеивались над таким решением Зои, однако в некоторых других кругах это только пошло на пользу начинающей адвокатессы — мысль о том, что она не будет защищать всех подряд, вызвала уважение в кругу других людей.       Совершенно случайно под руку повернулось дело о краже пятидесяти копеек из кармана зазевавшегося прохожего. Больше упирая на проклятую царскую власть, которая довела несчастного беспризорника до такого аморального поступка, хоть и не говоря выражение «проклятая царская власть» вслух, Зоя с удовлетворением слушала приговор, в котором беспризорника осудили к кратковременному аресту.       На тот самый процесс, в котором она отказалась быть на стороне защиты, Зоя решила пойти слушательницей.       Оценивая логику государственного обвинения, Зоя не могла не отметить, что против Тамары доказательств крайне мало, а в том, что Стефания будет признана виновной, сомнений практически нет. По-видимому, малоопытный помощник присяжного поверенного кое-как сообразил, что ответить на некоторые фразы, свидетельствующие против Тамары, а некоторые из них оставил без внимания.       «Как говорится, посидите — сами виноваты», — про себя усмехнулась Зоя.       Прокурор попросил для Стефании десять месяцев заключения и три недели для Тамары. Зое очень хотелось встать и сказать, что следствие проведено из рук вон плохо, Тамара пыталась подставить Варнецкую, чтобы выставить ее организатором, но на ум не приходила нужная статья Уложения: в голове была только лжеприсяга свидетеля и фальсификация доказательств следователем.       Плюнув на все: адвокатскую тайну, свою будущую карьеру, репутацию Варнецкого и его дочери, Зоя встала и сказала:       — Господин председательствующий, мой нравственный долг обязывает меня сделать заявление, которое я вынуждена сделать как верная подданная Империи.       — Суд вас слушает, — с явным интересом сказал Ягодин.       — Господин Спасович, видный юрист, хоть и поляк, а также господин Таганцев полагают, что присяжному поверенному не стоит запрещать законом давать показания по делу своего доверителя, если он пожелает дать эти показания, — начала Зоя. — А если говорить обо мне, то я всего лишь честная подданная Империи и даже не присяжный поверенный или его помощник.       Зоя собралась с мыслями и сказала:       — В приватной беседе подсудимая Стефания Ендропова сказала мне, что была руководительницей кружка, в который входило некоторое количество человек. Тамара Вылина поведала, что понимала, что жандармерия скоро встанет на их след, поэтому желала оговорить Анну Варнецкую, чтобы сделать ее организатором кружка. По мнению Тамары Вылиной какой был бы скандал: дочь председательствующего Варнецкого и руководитель подпольного кружка!       — Зоя Михайловна, за лжесвидетельство отправляют на десять лет на каторгу, — произнес прокурор.       — Хороша адвокатесса! — не выдержала Стефания. — А где продолжение? Где слова о том, что на кружке были Аглая, Александра, Лидия?       — И еще некоторое количество честных дочерей Империи, о которых мне не захотели сказать, — добавила Зоя.       Вскоре суд объявил перерыв. Зоя оделась и вышла на улицу, чтобы немного подышать свежим воздухом — в зале судебного заседания было немного душновато. Не успела молодая женщина немного отдохнуть, как к ней подошел Варнецкий.       — Не уехали в Сибирь за выходки с первым мужем — уедете в Сибирь за лжесвидетельство, — резко сказал он. — На этом вашей попытке устроить адвокатскую карьеру точно конец.       — Или просто выход на новый этап, — ответила Зоя.       — Выход на новый этап в том смысле, что это будет этап пешком в Сибирь, — произнес Варнецкий.       — Беременных в каторгу не ссылают, — сказала Зоя.       — Так вы еще раз будете матерью! — не выдержал Варнецкий. — Трое детей, будете матерью в четвертый раз и не подумали о том, что губите судьбу девицы и портите карьеру другому человеку! Тьфу, смотреть мерзко!       Зоя посмотрела вслед уходящему Варнецкому и, вздохнув, вернулась обратно в зал суда.